Куда приводят мечты - Мэтисон (Матесон) Ричард - Страница 30

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая

Она рассмеялась.

— Не очень-то я была приветливой, а?

— Зато я проявил упорство, — сказал я, сжимая ее в объятиях. — Знаешь, все так странно. Мне действительно кажется, что это было на прошлой неделе. Неужели у Луизы двое своих детей? Неужели «крошка» Йен на пороге колледжа? Мы действительно жили во всех этих домах, совершали все эти вещи?

— Так и есть, шеф, — фыркнула она. — Интересно, сколько открытых уроков мы посетили в школах? Все эти парты, за которыми мы сидели, слушая то, чему учат наших детей.

— Или о том, что они делают неправильно.

Она улыбнулась.

— И это тоже.

— Все это печенье и кофе в пластмассовых чашках, — вспомнил я.

— И этот ужасный фруктовый пунш.

Я рассмеялся.

— Что ж… — Я погладил ее по спине. — Думаю, мы вполне сносно справились с воспитанием детей.

— Надеюсь, — сказала она. — Надеюсь, что не причинила им вреда.

— Вреда?

— Своими тревогами, страхами. Я старалась их от этого оградить.

— Они в хорошей форме, мамочка, — заверил я ее. Я смотрел на нее, медленно поглаживая ей спину. — Могу сказать, что и ты тоже.

Она взглянула на меня с застенчивой улыбкой.

— Кэмпер никогда еще не был в полном нашем распоряжении.

— Надеюсь, ночью он не будет слишком сильно трястись, — сказал я. — А то не избежать нам публичного скандала.

Она хихикнула.

— Я тоже на это надеюсь.

Я вздохнул и поцеловал ее в висок. Солнце опускалось за горизонт; небо было окрашено в ярко-красные и оранжевые тона.

— Я люблю тебя, Энн, — сказал я.

— И я тебя люблю.

Мы немного помолчали, а потом я спросил:

— Ну а что будет потом?

— Ты хочешь сказать, прямо сейчас?

— Нет, в ближайшие годы.

— О, мы будем заниматься всякими вещами, — сказала она мне.

Сидя там, мы строили разные планы. Чудесные планы, Роберт. Приехать в этот парк осенью, чтобы посмотреть на смену красок. Разбить весной лагерь на реке у Лоджпола, пока туда не нагрянут толпы. Отправиться с рюкзаками в горы, может быть, даже зимой на лыжах, если выдержат спины. Спуститься на плоту по стремительной реке, взять напрокат плавучий домик и проплыть по запруженным рекам Новой Англии. Поехать в те места на земном шаре, где еще не были. Невозможно было перечислить все то, что мы могли совершить теперь, когда дети подросли и мы могли проводить больше времени вместе.

Я внезапно проснулся. Энн выкрикивала мое имя. Я в смятении стал озираться в темноте, пытаясь вспомнить, где нахожусь.

Я вновь услышал, как она громко зовет меня по имени, и вдруг вспомнил. Я был в кэмпере, в Национальном парке секвой. Была середина ночи, и Энн вывела Джинджер погулять. Я проснулся, когда она выходила, потом снова заснул.

Я моментально выскочил из машины.

— Энн! — закричал я.

Подбежав к капоту машины, я посмотрел в сторону луга. Там мелькал луч фонарика.

Направляясь в его сторону, я заулыбался. Я знал, что это случилось раньше. Тогда она вышла на луг с Джинджер, и вдруг луч фонарика наткнулся на медведя, спугнув его. Она в испуге выкрикнула мое имя, я подбежал к ней, прижал к себе и успокоил.

Но пока я приближался к лучу фонарика, все изменилось. Я похолодел, услышав ворчание медведя, потом рычание Джинджер.

— Крис! — пронзительно крикнула Энн.

Я бросился вперед по кочкам. «Это происходит не на самом деле», — напоминал я себе. В действительности все шло совсем не так.

Вдруг я наткнулся на них и задохнулся при виде этого зрелища: Джинджер схватилась с медведем, Энн распростерлась на земле, выронив фонарик. Схватив фонарик, я направил его на Энн и закричал от ужаса. Ее лицо было в крови, кожа свисала клочьями.

Вот медведь ударил Джинджер по голове, и та, взвизгнув от боли, рухнула на землю. Зверь повернулся к Энн, и я одним прыжком оказался перед ним, завопив, чтобы его отогнать. Он все надвигался на меня, и я ударил его по голове фонариком, который разбился. И тут я почувствовал в левом плече боль, как от удара дубинкой, и упал. Развернувшись, я увидел, что медведь с грозным ревом снова подминает под себя Энн.

— Энн!

Я попытался встать, но не смог: на левую ногу было не опереться, и я вновь рухнул на землю. Энн пронзительно закричала, когда медведь начал ее трепать.

— О Господи, — рыдал я.

Подползая к ней, я правой рукой нащупал камень и поднял его. Прыгнув на зверя и вцепившись в его шерсть, я принялся молотить его камнем по голове. Я чувствовал, как по пальцам стекает теплая кровь: моя, кровь Энн. Продолжая колотить медведя по башке, я завыл от ярости и ужаса. Этого не может быть! Такого никогда не было!

— Крис?

Я сильно вздрогнул, пытаясь понять, где я.

Рядом со мной стоял Альберт, по-прежнему звучала музыка. Я заглянул ему в лицо. Меня насторожило его напряженное выражение.

— Что случилось? — спросил я, быстро поднимаясь.

Он взглянул на меня с выражением такой боли, что мне показалось, будто у меня остановилось сердце.

— Что такое? — спросил я.

— Энн скончалась.

Сначала я испытал шок, словно меня сильно ударили. Потом возбуждение, смешанное с печалью. Жалея детей, я радовался за себя. Мы снова будем вместе!

Нет. Лицо Альберта не выражало поощрения подобного чувства, и мою душу наполнил холодный, тоскливый ужас.

— Ну, прошу, скажи, в чем дело? — умолял я. Он положил руку мне на плечо.

— Крис, она убила себя! — сказал он. — Она от тебя скрылась.

Это было возвращение ночного кошмара.

Слушая Альберта, я в оцепенении сидел на траве. Чуть раньше он увел меня из амфитеатра, и мы перешли на тихую полянку.

Я говорю, что слушал, но на самом деле — нет. Его слова и фразы доходили до моего сознания разрозненно, поскольку собственные мысли нарушали целостность его речи. То были в основном тревожные воспоминания о том, как Энн иногда говорила: «Если ты умрешь, я тоже умру» или: «Если ты уйдешь первым, вряд ли я это вынесу».

Тогда я понял, почему ощущал постоянный страх, несмотря на все чудеса за время моего пребывания в Стране вечного лета. Где-то в глубине души зрело мрачное предчувствие — ожидание чего-то ужасного, что должно было с ней произойти.

Теперь я понимал, почему меня преследовали эти видения — ночные кошмары, в которых она умоляла ее спасти. И опять в памяти возник ее полный ужаса взгляд, когда она скользила к краю скалы, тонула во вспененных водах бассейна или, окровавленная, падала на землю после очередной атаки медведя. И скала, и бассейн, и медведь символизировали мой страх за нее; то были не сны, а предчувствия. Она просила меня о помощи, умоляя не дать ей совершить то, к чему чувствовала склонность.

Голос Альберта дошел наконец до моего сознания.

— Душевные травмы в детстве, подросшие дети, твоя смерть…

Я уставился на него. Он что-то сказал о снотворном? Его мысль прервалась, и он кивнул.

— Господи.

Я спрятал лицо в ладонях, готовый зарыдать. Но слезы высохли, я был опустошен.

— Смерть того, с кем человек был долго и близко связан, оставляет в его жизни вакуум, в буквальном смысле слова, — говорил Альберт. — Потоки психической энергии, направленные на этого потерянного человека, лишаются своего объекта.

«Зачем он мне это рассказывает?» — с досадой думал я.

— Мог сказаться также и тот спиритический сеанс, — продолжал он. — Эти вещи иногда нарушают психическое равновесие.

Я в недоумении посмотрел на него.

— Вопреки тому, что говорила твоя жена, — сказал он, — я думаю, она надеялась на существование жизни после смерти. Думаю, она возлагала на этот сеанс большие надежды. Когда оказалось, что это заблуждение — так она считала, — он… — Голос его замер.

— Ты говорил, что вы за ней присмотрите, — напомнил я.

— Мы присматривали, — сказал он. — Но мы никак не могли узнать, что она собирается делать.

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая