Черным по белому (сборник) - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 31

Юноши придвинулись ко мне ближе и кивнули головами… После некоторого колебания, согласились:

– Конечно, дурак. Сказать правду, нам ужасно противно это поручение. Мы сразу видим, что вы симпатичный, умный человек…

– А тот – какое-то дерево, – подхватил другой юноша.

– Гнилое дерево. Дупло вместо головы, – заметил другой юноша.

– И пишет он так, что его отодрать бы следовало. Пока оба защитника интересов моего противника обменивались этими замечаниями, я потребовал вина, и мы подняли свои бокалы за то, чтобы литература была избавлена от тупиц и бездарностей.

Потом пришли мои секунданты. Было шумно и весело.

Противниковы юноши дали клятву, что в зависимости от исхода дуэли они поколотят своего доверителя.

С рассветом меня разбудили «защитники моих интересов».

– Дайте мне поспать хоть полчасика.

– Нельзя. Уже восход. Противник, вероятно, уже на месте.

– А может, его еще нет. Ведь он путает закат с восходом.

– Может быть, когда он один. Но мы уверены, что секунданты растолкуют ему.

Натягивая брюки, я сострил:

– Его секунданты лучше. Они ему растолковывают, а вы меня расталкиваете.

Тут же я подумал:

«Бодришься? Хочешь показать хладнокровие?»

Лошади повезли нас на место назначения, а я сидел и думал:

«Как трудно быть самим собой, едучи стреляться. Столько я читал, видел пьес и картин на сюжет дуэли, что трудно мне удержаться в рамках естественности. Хорошо было нашим предкам: они стрелялись, как бог на душу положит. А я знаю, как держал себя Ленский, Онегин, Грушницкий, Печорин и должен или подражать им, или выдумывать что-либо совершенно оригинальное, что не так-то легко.

Постараюсь держать себя естественно…»

Я закинул голову назад, потом посвистал, потом сложил руки на груди и злобно улыбнулся.

– Чего тебя корчит? – осведомился секундант.

Тогда я сделал сосредоточенное лицо, нахмурился и стал похлопывать пятку о пятку.

– Нервничаешь? – спросил секундант.

Я засмеялся, ткнул его кулаком в бок и показал язык.

Я убежден: как ни держи себя перед дуэлью – все будет плохо.

До места назначения я сделал три бесплодных попытки: пытался 1) быть рассеянным, 2) грозным, полным зловещего спокойствия и 3) хладнокровным, видавшим виды, привыкшим к дуэлям бретером.

Последняя попытка вызвала у одного из секундантов замечание:

– У тебя такой вид, что не лучше ли нам вернуться и уложить тебя в постель. У тебя очень нехороший вид.

Мой безграмотный противник был уже на месте. Он ходил крупными шагами по полянке (не помню, по Лермонтову или по кому другому).

Я опустился на камень и под впечатлением обстановки тихонько запел:

– Куда, куда, куда вы удалились… Господи! Я не боюсь, но помоги мне, Господи, быть естественным.

Я встал и подошел к шептавшимся секундантам.

– Ну, чего же мы ждем, господа?

Защитники интересов моего противника развели руками.

– Ужасная неприятность! Всего один только пистолет!.. Другого никак не могли разыскать. Нельзя же стреляться одним пистолетом?

Необычайно долговязый студент, цель появления которого была мне не совсем ясна, примирительно сказал:

– Отчего же – нельзя? Пусть по жребию – они выстрелят в них или они в них, а затем передадут пистолет противной стороне.

– Я ничего не имею против, – согласился я. – Очень приятно познакомиться. Вы тоже секундант?

– Нет, – сказал этот долговязый гигант, наклоняясь ко мне. – Я приглашен для отмеривания шагов.

Я взглянул на его ноги. Идея пригласить этого человека была не глупа. Ноги его могли обезвредить самого лучшего стрелка. Вероятно, подумал я, когда этот человек наклоняется к ботинку, чтобы развязать зубами затянувшийся узлом шнурок, его голова обрушивается вниз с головокружительной высоты.

– На нет и суда нет, – заметил мой противник, когда ему сказали, что пистолет только один. – Обойдемся. Я предпочел бы, впрочем, как оскорбленный, стрелять первым.

– По жребию, по жребию! – донесся с высоты голос отмеривателя шагов. – Тяните жребий, а я отмерю шаги. Тридцать шагов.

Он провел носком ноги черту на земле и затем, сделав колоссальный прыжок, понесся на своих страшных ходулях в туманную даль.

– …Одиннадцать, двенадцать… Двадцать четыре, двадцать семь…

И затем издалека донесся его заглушенный расстоянием голос:

– …адцать…евять… идцать!

– Ау-у-у! – крикнули секунданты.

– Ау-у-у!

Тянули жребий. Вышло, что первым стрелять будет мой противник. Он засверкал глазами, ляскнул зубами и сказал:

– Ага-а… Вот теперь мы посмотрим, чья возьмет.

Нас поставили на места.

– Начинаем! Раз… два…

Далеко-далеко от меня (хвала Господу, создавшему такие ноги) виднелась фигура человечка. Человечек поднял пистолет, прицелился и, после команды «три», выстрелил.

Не будучи уверен – ранен я или нет, я заблагорассудил не падать до выяснения истины.

Это было очень осторожное решение, потому что по освидетельствовании я оказался целехоньким.

– Ваша очередь стрелять, – сказал запыхавшийся секундант (он только что сбегал к моему противнику за револьвером).

– Куда вы! – закричал он, оглядываясь. – Стойте на месте! В вас же сейчас будут стрелять.

Противник мой, очевидно, был не такой дурак, как я о нем думал.

Вместо того чтобы стоять на месте в ожидании пули, он приблизился к нашей группе и сказал:

– Господа! Разве вы не знаете, что дуэль запрещена законом?

– Об этом нужно было думать раньше, – закричали секунданты. – Вы первый его вызвали, вы первый в него стреляли… теперь его очередь!

Дуэлянт кротко улыбнулся.

– Я, господа, вероятно, забыл предупредить вас, что я принципиальный противник дуэлей. Да и в самом деле: разве не бессмыслица разрешать принципиальные споры шальной пулей. Прямо-таки стыдно! Я думаю, всякий благомыслящий человек согласится со мною. До свиданья!

Он сделал нам рукой приветственный жест, повернулся и ушел торопливой походкой человека, вспомнившего, что он, уходя из дому, забыл погасить разорительное для экономного хозяина электричество.

На случай, который я расскажу ниже, могут существовать только две точки зрения: автору можно поверить или не верить.

Автору очень хочется, чтобы ему поверили. Автор думает, что читателя тронет это желание, потому что обыкновенно всякому автору в глубокой степени безразлично – верит ему читатель или нет. Писатель палец о палец не ударит, чтобы заслужить безусловное доверие читателя.

Автор же нижеописанного в отдельном абзаце постарается привести некоторые доказательства тому, что весь рассказ не выдумка, а действительный случай.

Именно – автор дает честное слово.

Однажды, в конце Великого поста, в наш город привезли новый медный колокол и повесили его на самом почетном месте в соборной колокольне.

О колоколе говорили, что он невелик, но звучит так прекрасно, что всякий слышавший умиляется душой и плачет от раскаяния, если совершил что-нибудь скверное.

Впрочем, и неудивительно, что про колокол ходили такие слухи: он был отлит на заводе по предсмертному завещанию и на средства одного маститого верующего беллетриста, весь век писавшего пасхальные и рождественские рассказы, герои которых раскаивались в своих преступлениях при первом звуке праздничных колоколов.

Таким образом, писатель как бы воздвиг памятник своему кормильцу и поильцу – и отблагодарил его.

Едва запели певчие в Великую ночь: «Христос воскресе из мертвых…», как колокол, управляемый опытной рукой пономаря, вздрогнул и залился негромким радостным звоном.

Семейство инспектора страхового общества Холмушина сидело в столовой в ожидании свяченого кулича, потому что погода была дождливая и никто, кроме прислуги, не рискнул пойти в церковь.