История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль - Страница 2

• Предыдущая
• 2/115
• Следующая

Таковы были научные заслуги трех братьев Делиль. Но слава преобразователя картографии принадлежит Гийому.

«Ему удалось, — рассказывает Кули, — привести древние меры в соответствие с современными и использовать более обширный материал; вместо того чтобы ограничиться в своих поправках частью земного шара, он распространил их на весь мир, и это дает ему несомненное право считаться создателем современной картографии. Петр I во время своего пребывания в Париже воздал ему должное, посетив его, чтобы снабдить всеми сведениями, какими сам располагал, относительно географии России».

Это свидетельство не француза говорит само за себя. И если сегодня наших географов превзошли немцы и англичане, то разве не утешит и не ободрит нас сознание того, что мы уже отличались в науке, в которой теперь пытаемся восстановить прежнее первенство.

Делиль прожил достаточно долго, чтобы стать свидетелем успехов своего ученика, французского астронома, Ж.-Б. д'Анвиля[10], заслужившего репутацию выдающегося картографа относительной точностью своих карт и художественным их выполнением.

«Трудно понять, — пишет Э. Дежарден в своей „Географии римской Галлии", — почему так мало значения придавали трудам этого выдающегося географа, математика и рисовальщика. Впрочем, особенно велики и ни с чем не сравнимы его заслуги в качестве последнего. Д'Анвиль первый применил при создании карты научные методы, и этого достаточно для прославления его имени».

Наилучшей работой д'Анвиля является карта Италии, размеры которой до тех пор преувеличивались; Апеннинскому полуострову впервые были приданы на этой карте его действительные очертания. Д'Анвиль исправил ошибки древних географов, которые изображали этот полуостров вытянутым в длину не с севера на юг, а с востока на запад.

В 1737 году Филипп Бюаш, пользующийся заслуженной известностью как географ, ввел новый способ для изображения рельефа, применив изобаты[11] на батиметрической карте Ла-Манша.

Десятью годами позже д'Апре-де-Манневиллет опубликовал свой гидрографический труд «Neptune oriental» («Восточный Нептун»), в котором внес исправления в карты берегов Африки, Китая и Индии. Карты он дополнил указаниями мореплавателям, представлявшими для той эпохи тем большую ценность, что они являлись первыми работами такого рода[12]. До конца жизни д'Апре-де-Манневиллет совершенствовал этот сборник, служивший руководством для всех французских морских офицеров второй половины XVIII века.

В Англии первое место среди астрономов и физиков занимал Эдмунд Галлей (1656 — 1742). Он опубликовал теорию магнитных склонений и сделал первую попытку объяснить происхождение муссонов; впоследствии его назначили командиром корабля, чтобы предоставить ему возможность подвергнуть свою теорию проверке на практике.

То, что сделал д'Апре-де-Манневиллет во Франции, в Англии совершил Александр Далримпл[13]. Однако его взгляды носили гипотетический характер, и он верил в существование южного континента. Его наследником в науке стал Хорсбург, имя которого осталось навсегда дорогим для мореплавателей.

Надо, однако, рассказать о двух важных экспедициях, которые должны были положить конец ожесточенным спорам относительно формы Земли. Парижская Академия наук снарядила экспедицию в Южную Америку с участием Годена, Бугера и Кондамина для измерения дуги меридиана у экватора. Руководство такой же экспедицией на север было поручено Мопертюи.

«Если сплющенность Земли, — писал этот ученый, — не превышает размеров, предположенных Гюйгенсом, то разница между градусом меридиана, уже измеренным во Франции, и первыми градусами меридиана по соседству с экватором не будет настолько значительной, чтобы ее нельзя было приписать возможным погрешностям при наблюдениях и несовершенству инструментов. Если, однако, произвести наблюдения у полюса, то разница между первым градусом меридиана вблизи от линии экватора и, скажем, 66-м градусом, возле Полярного круга, будет достаточно велика (при условии правильности гипотезы Гюйгенса) и не должна будет вызвать сомнений при максимально возможных погрешностях».

Проблема была сформулирована ясно, и нужно было получить как у полюса, так и у экватора решение, которое положило бы конец спорам, подтвердив правоту Гюйгенса и Ньютона.

Северный отряд экспедиции отправился на корабле, снаряжавшемся в Дюнкерке. Кроме Мопертюи, в состав ее участников входили академики Клеро, Камюс и Лемонье, аббат Утье, секретарь Соммерё, художник Эрбело и шведский ученый астроном Цельсий[14].

Во время приема в Стокгольме шведский король сказал членам экспедиции:

— Мне приходилось участвовать в кровавых сражениях, но я предпочел бы снова очутиться на поле самой кровопролитной битвы, чем предпринять путешествие, в которое вы отправляетесь.

Конечно, этим ученым предстояла не увеселительная прогулка. Им суждено было перенести всякого рода трудности, беспрерывные лишения, жестокий холод. Но что представляют собой их страдания по сравнению с муками, опасностями и испытаниями, которые ожидали полярных путешественников Росса, Парри, Холла, Пайера и многих других!

«В Торнио (к северу от Ботнического залива), за Полярным кругом, дома были занесены снегом, — рассказывал Дамирон в своем похвальном слове Мопертюи. — Когда выходили на улицу, воздух, казалось, раздирал грудь, а усиление мороза давало о себе знать треском бревен, из которых там построены все дома. При виде пустынных улиц можно было подумать, что жители города умерли. На каждом шагу встречались калеки, потерявшие руку или ногу в результате столь сильных морозов. А между тем Торнио не являлся для наших путешественников конечной целью».

В настоящее время, когда эти места лучше изучены, когда узнали, что представляет собой суровый полярный климат, мы можем составить себе более правильное представление о тех трудностях, с какими встретились исследователи.

Они приступили к работе в июле 1736 года. За Торнио они видели лишь необитаемые места. Им пришлось довольствоваться собственными силами, чтобы взбираться на горы, где устанавливали геодезические знаки, составившие непрерывную триангуляционную сеть. Разделившись на два отряда, чтобы иметь два измерения вместо одного и таким образом уменьшить возможность ошибки, отважные ученые после множества злоключений, описание которых можно найти в «Записках» Академии наук за 1737 год, после безмерно изнурительных трудов установили, что длина дуги меридиана между Торнио и Киттилем равнялась 55023 1/2 туаза[15]. Таким образом, у Полярного круга градус меридиана оказался примерно на тысячу туазов больше, чем предполагал Кассини, а длина земного градуса на 377 туазов превосходила ту, что нашел для него Пикар между Парижем и Амьеном. Итак, Земля у полюсов была заметно сплюснута; этот вывод Кассини-отец и Кассини-сын долго отказывались признать.

Так не без ехидства писал Вольтер; затем, намекая на двух сестер, увезенных Мопертюи, одна из которых сумела его прельстить, он говорил:

• Предыдущая
• 2/115
• Следующая