Имя мне — Легион - Желязны Роджер Джозеф - Страница 26
- Предыдущая
- 26/193
- Следующая
— Пол бредит, — ответил я, — и больше ничего.
— Я чуть подольше проведу декомпрессию. Может быть, это приведет его в чувство… Осталось немного, нас уже ждут.
— Хорошо.
Но декомпрессия не привела Пола в чувство. Он оставался все таким же. Я пытался его перехитрить, вытянуть из него подробности, особенно насчет источника алмазов… Но что-то пошло наперекосяк. Он начал реагировать иначе: бросился на меня, схватил за глотку… Я отбил атаку, удерживая Пола на месте. Он уступил, заплакал, забормотал в ужасе, что признался во всем. Я разговаривал с ним медленно, тихо, пытаясь утешить его, вернуть к прежнему, доброжелательному восприятию действительности… Ничего не помогало, и я замолчал, оставаясь начеку.
Потом он задремал, и Бартелми продолжил декомпрессию. Я следил за дыханием Пола и время от времени проверял пульс, но, казалось, ухудшения не наступало.
К тому времени, когда мы добрались до станции, декомпрессия была закончена полностью, я открыл люк и вышвырнул наше снаряжение. Пол вздрогнул, открыл глаза, уставился на меня и произнес:
— Это судьба.
— Как вы себя чувствуете?
— Сейчас, похоже, нормально. Только устал: на ногах не удержусь.
— Позвольте подать вам руку.
— Спасибо.
Я помог ему выбраться из камеры и опуститься на сиденье приготовленного кресла на колесиках. Вокруг суетились и молодой врач, и Кашел, и Диме, и Картер. Я не мог помочь желающим узнать, что происходит в этот момент в голове у Пола. Доктор проверил сердцебиение, пульс, давление, посветил ему в глаза и уши и заставил указательным пальцем дотронуться до кончика носа. Затем он кивнул, махнул рукой, и Бартелми покатил кресло к амбулатории. А доктор попросил меня рассказать обо всем, что произошло.
Я так и сделал, опустив только ту часть истории, о которой узнал из бреда. Затем доктор поблагодарил меня и зашагал к амбулатории. Я быстро догнал его.
— На что это похоже? — спросил я.
— На азотное опьянение, — ответил врач.
— А может, что-нибудь иное? Я имею в виду то, как он реагировал на декомпрессию и вообще…
Доктор пожал плечами.
— Люди по-разному устроены и не похожи друг на друга не только внешне, но и внутренне. Сколько бы вы ни изучали физиологию человека, вы все равно не сможете сказать, как он станет вести себя, выпив, — будет веселым, печальным, буйным, сонным… То же и здесь. Думается, он только теперь приходит в норму.
— Без осложнений?
— Ну, я хочу сделать электрокардиограмму сразу же, как только мы доставим его в амбулаторию. Но думаю, с ним все в порядке. Слушайте, а там, в амбулатории, есть декомпрессионная камера?
— Весьма вероятно. Впрочем, я здесь новичок. Не уверен.
— А почему бы вам не пойти с нами и не выяснить? Если ее там нет, то я хотел бы затащить туда подводный ее вариант.
— Вот как?
— Только из предосторожности. Лучше оставить парня в амбулатории на всю ночь — с кем-нибудь, кто станет приглядывать за ним. Если случится рецидив, то неплохо будет иметь эту штуку под рукой, чтобы еще раз провести декомпрессию.
— Понятно.
Мы поймали Бартелми у дверей. Другие тоже были там.
— Да, в амбулатории есть камера, — сказал Бартелми в ответ на вопрос врача. — Я посижу с ним.
Сидеть вызвались все, и ночь в конце концов была разделена на три вахты: Бартелми, Фрэнк и Энди соответственно. Каждый из них, конечно, был хорошо знаком с оборудованием для декомпрессии.
Фрэнк подошел и тронул меня за руку.
— Раз уж мы сейчас не в силах ему помочь, — сказал он, — то, может быть, все-таки пообедаем?
— В самом деле? — Я машинально поглядел на часы.
— Сядем за стол около семи вместо шести тридцати, — продолжал Фрэнк с улыбкой.
— Прекрасно. Только мне нужно принять душ и переодеться.
— Ладно. Приходите сразу же, как будете готовы. У нас еще останется время, чтобы выпить.
— Порядок. А выпить действительно хочется. До скорого.
Я пошел в свой коттедж и принял душ. Новых любовных записочек не поступало. Ну а камешки по-прежнему покоились в мусоросборнике. Я причесался и зашагал обратно через остров.
Когда я был около лаборатории, показался доктор, разговаривающий через плечо с кем-то в дверях. Вероятно, его собеседником был Бартелми. Подойдя, я увидел в руках врача чемоданчик.
Он пошел прочь. Заметил меня, кивнул и улыбнулся.
— Думаю, с вашим другом все в порядке.
— Хорошо. Как раз об этом я и хотел спросить.
— А как вы сами себя чувствуете?
— Нормально. Нет, действительно хорошо.
— У вас вообще не было никаких дурных симптомов, верно?
— Конечно.
— Прекрасно. Если будут, вы знаете, куда обратиться.
— Да.
— Ладно, тогда я пошел.
— До свидания.
Он направился к вертолету, стоявшему у главного здания. Я же двинулся дальше, к дому Фрэнка.
Фрэнк вышел мне навстречу.
— Что сказал доктор?
— Вроде бы все в порядке, — ответил я.
— Угу. Заходите и выкладывайте, что будете пить. — Он открыл дверь.
— Лучше всего бурбон, — ответил я.
— С чем?
— Только лед.
— Ладно. Я продам их для вас. Тридцать пять процентов.
— Двадцать пять, не больше. Я уже говорил об этом.
— Просмотр камней и минералов на этой неделе в субботу. Человек, которого я знаю, сможет быть там, стоит лишь ему дать знать. Он предложит хорошую цену. Я дам ему знать — за тридцать процентов.
— Двадцать пять.
— Жаль, что мы близки были к сделке и не смогли сторговаться. Что ж, мы оба внакладе.
— Ну ладно. Тридцать.
Я забрал камни, ссыпал их в карман, и мы ударили по рукам. Потом Фрэнк повернулся.
— Двинусь в лабораторию, — сказал он, — посмотрю, что стряслось с тем агрегатом, что вы притащили.
— Сообщите мне, когда найдете неисправность. Любопытно.
— Хорошо.
Он ушел, а я прибрал камни, принес книгу о дельфинах и начал листать ее. И меня поразило, насколько смешно было то, что я делал. Все эти разговоры о дельфинах, все чтения, рассуждения, включая мою длинную диссертацию об их гипнотических и гипотетичных снопеснях как о религиозно-диагностических формах людуса — для чего? Чтобы обнаружить, что я, скорее всего, справился бы со всем этим делом, даже не увидев ни одного живого дельфина?
Вот чего хотели Дон и Лидия Барнс — и Институт: чтобы я восстановил доброе имя дельфинов. И все же насколько запутанным был этот клубок! Шантаж, убийства, контрабанда алмазов, да еще и нарушение супружеской верности — пустячок по сравнению с остальным… Как гладко и аккуратно я начал распутывать его, но так и не определил, кто знал обо всем этом, кто помог мне и зачем исчез так, как исчезал только я, — без того, чтобы возникли всякие неприятные вопросы, без того, чтобы оказаться втянутым в это дело.
На меня накатило чувство глубокой зависти к дельфинам. Создавали ли они когда-нибудь для себя подобные проблемы? Сильно в этом сомневаюсь. Может быть, если я соберу достаточно зеленых печатей судьбы, я сумею в следующей жизни воплотиться в дельфина…
Что-то нахлынуло на меня, и я задремал, не потушив свет.
Меня разбудил резкий и настойчивый стук. Я протер глаза и потянулся. Кто-то барабанил в оконную раму. Я встал, подошел к окну и обнаружил, что это был Фрэнк.
— Ну, — сказал я, — что стряслось?
— Выходите. Это очень важно.
— Ладно. Минутку.
Я ополоснул лицо, что окончательно разбудило меня и дало время подумать. Взглянув на часы, я увидел, что времени около половины одиннадцатого.
Когда я в конце концов вышел, Фрэнк вцепился в мое плечо:
— Пойдем! Черт возьми! Я же сказал, что это очень важно!
Я сделал шаг вслед за ним.
— Ладно. Я проснулся. А в чем дело?
— Пол умер.
— Что?!
— Что слышали. Пол умер.
— Как это случилось?
— У него остановилось сердце.
— Вот оно что… Но как?
— Я начал возиться с замененным генератором — затащил его в соседнее с амбулаторией помещение, сменив Бартелми. И настолько увлекся, что не обращал на Пола особого внимания. Когда я все-таки решил пойти взглянуть, он был мертв. Вот и все. Его лицо почернело и исказилось. Похоже на что-то вроде легочной недостаточности. Может, легочная эмболия…
- Предыдущая
- 26/193
- Следующая
