Имя мне — Легион - Желязны Роджер Джозеф - Страница 19
- Предыдущая
- 19/193
- Следующая
Но этого не произошло, так что я взобрался на наклонную аппарель, что привела меня наверх. Девушка только что закончила приводить в порядок длинную, бросавшуюся в глаза юбку — наверное, именно ее она и доставала чуть ранее. Сверху на Марте был купальник, и сама она сидела на краю причала, а ноги ее были спрятаны от любопытных взглядов под зелено-бело-синим ситцем. Волосы длинные и очень черные, глаза — большие и темные. Внешность — самая обычная, с легким восточным оттенком того типа, который я находил чрезвычайно привлекательным. Я помедлил наверху аппарели, чувствуя немалую неловкость, когда встретился с нею глазами.
— Меня зовут Мэдисон, Джеймс Мэдисон. Работаю на Станции-Один. Здесь я новичок. Можно подойти к вам?
— Вы уже подошли, — заметила она, а затем улыбнулась, похоже, ради эксперимента. — Но вы можете пройти оставшуюся часть пути, и я уделю вам минутку.
Так я и сделал, и, когда я приблизился, Миллэй пристально посмотрела на меня. Это заставило меня проанализировать свои чувства — те, которыми, как мне казалось, я научился владеть, достигнув совершеннолетия. И когда я уже готов был перевести свой взгляд вдаль, она сказала:
— Марта Миллэй, ладно уж, представлюсь вам по правилам, — и снова улыбнулась.
— Я давно восхищаюсь вашими работами, — объяснил я, — но это лишь часть причины, пригнавшей меня сюда. Я надеюсь, вы поможете мне обрести чувство безопасности.
— Убийство, — предположила она.
— Вот именно… Ваше мнение. Я хочу услышать его.
— Ладно, вы его услышите, — сказала Марта. — Но я была на Мартинике, когда произошло убийство, и все, что я знаю, почерпнуто только из сообщений в газетах и одного телефонного разговора со знакомым из Института дельфинологии. На основании своего опыта, того времени, что проведено в фотографировании в играх с дельфинами, на основании того, что я их знаю и люблю, я не верю, что подобное возможно, что дельфин может убить человека. По многим важным причинам — возможно, каким-то дельфиньим концепциям братства, по ощущению разумности, — мы кажемся им весьма важными и настолько близкими, что, на мой взгляд, любой из них скорее умрет сам, чем увидит кого-либо из нас убитым.
— Так вы отвергаете возможность убийства дельфином человека даже в порядке самозащиты?
— Я думаю так, — сказала она, — хотя на самом деле фактов у меня нет. Тем не менее обстоятельства гибели ныряльщиков вовсе не походят на работу дельфинов.
— То есть?
— Я ни разу не слышала, чтобы дельфины пользовались своими зубами так, как это было описано. Этот способ был задуман, исходя из того, что в клюве — или под носом — у дельфина сотни зубов и где-то восемьдесят восемь на нижней челюсти. Но если дельфин вступает в схватку — к примеру, с акулой или касаткой, — он не пользуется зубами, чтобы кусать или рвать врага. Он сжимает их поплотнее, образуя очень жесткую структуру, и что есть мочи таранит противника. Передняя часть черепа дельфина на удивление толста и сам по себе череп достаточно массивен, чтобы погасить сильное сотрясение от ударов, а они наносят потрясающие удары, потому что имеют могучие шейные мускулы. Они вполне способны убить акулу, отдубасив ее до смерти. Так что если даже допустить, что дельфин способен на убийство человека, он не стал бы кусать его — он бы его как следует вздул.
— Так почему никто из этого дельфиньего института не выступил, не привел доводы?
Она вздохнула:
— Они делали это. Но газеты даже не воспользовались заявлением, которое туда послали. Очевидно, никто не задумался над тем, что это достаточно важное свидетельство, чтобы оправдать обвиняемого любого сорта.
Марта наконец оторвала свой взгляд от меня и посмотрела поверх воды.
— Я думаю, что их равнодушие к ущербу, который они нанесли, и нежелание затягивать эту историю наиболее всего достойно презрения, и именно это двигало ими, а вовсе не озлобленность.
Ненадолго освободившись от ее взгляда, я нагнулся, чтобы сесть на край причала, и мои ноги спустились вниз. Стоять и разглядывать девушку сверху вниз — это усиливало и без того ощущаемое неудобство. Вместе с ней я стал разглядывать гавань.
— Сигарету? — спросил я.
— Не курю.
— А мне можно?
— Давайте.
Я закурил, вынул сигарету изо рта, чуток подумал, а затем спросил:
— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, из-за чего могла случиться эта смерть?
— Возможно, акула.
— Акул в этом районе не было много лет. «Стена»…
Она улыбнулась:
— Я представляю несколько вариантов проникновения, которыми могла бы воспользоваться акула. Сдвиг на дне, открывший расщелину или туннель под «стеной», кратковременное короткое замыкание в одном из генераторов, которое не было замечено, или, что тоже может быть, короткое замыкание в системе контроля и управления. И вообще, частоты, используемые для создания «стены», как предполагалось, вызывают полное расстройство у многих видов морских обитателей, но не обязательно смертельны для них. Акула, обычно старающаяся избегать «стены», могла попасть в сильное течение, которое протащило ее через «стену». Животное при этом, конечно, будет измучено, а затем обнаружит, что очутилось в ловушке.
— Дельная мысль, — сказал я. — Да. Спасибо. Вы не разочаровали меня.
— А я подумала, что разочарую.
— Почему?
— Все, что я делала, — это пыталась оправдать дельфинов и доказать возможность того, что внутри ограждения была акула. Вы же сказали, что хотели услышать нечто, что позволит укрепиться в мысли о безопасности своей работы.
Я снова ощутил неловкость. У меня возникло иррациональное ощущение, что она как будто все знает обо мне и просто играет со мной.
— Вы сказали, что вам близки мои работы, — неожиданно продолжила Марта. — Включая и две книги снимков дельфинов?
— Да. Хотя я наслаждался и текстом.
— Там не так уж много текста, — заметила она, — и тому минуло несколько лет. Возможно, это было чересчур затейливо. Прошло слишком много времени с той поры, когда я смотрела на мир так, как писала там.
— Мне кажется, вы достигли восхитительного соответствия текста темам снимков: маленькие афоризмы под каждой фотографией.
— Возможно, что-нибудь вспомнится?
— Да, — кивнул я, и один из отрывков внезапно пришел мне на память. — Помню снимок дельфина в прыжке, когда вы поймали его тень над водой, подписанный: «В отсутствии отражения, что боги…»
Она хихикнула:
— Долгое время я думала, что эта подпись необыкновенно остроумна. Однако позднее, когда я получше узнала моих дельфинов, я решила, что это не так.
— Я часто задумывался над тем, какого сорта религией или религиозными чувствами они могут обладать, — сказал я. — Религиозное чувство было общим элементом для всех человеческих племен. И казалось бы, нечто подобное обязательно должно появиться на определенном уровне разумности в целях установления взаимоотношений с тем, что по-прежнему находится за пределами досягаемости разума. Хотя я совершенно не представляю, какие именно формы приняло бы это среди дельфинов, сама по себе идея меня интригует. Вы сказали, что у вас есть какие-то соображения на этот счет?
— Я много размышляла, наблюдая за ними, пыталась анализировать характеры дельфинов, исходя из их поведения и физиологии. Вы знакомы с тем, что писал Иоганн Хьюзинга?
— Слабо, — признался я. — Прошло немало лет с тех пор, как я прочел «Хомо люденс». Книга поразила меня — грубый набросок того, что ему никогда не завершить полностью. Помню основную его посылку: свое бытие культура начинает как разновидность сублимированного игрового инстинкта, элементов священнодействия и праздничных состязаний, продолжавшихся одновременно с развитием институтов и, возможно, остающихся навечно присутствовать на каком-то уровне, — хотя на анализе современного мира он остановился совсем коротко.
— Да, — кивнула Марта, — инстинкт игры. Наблюдая за их развлечениями, я не раз думала: дельфины настолько хорошо приспособились к своему образу жизни, что у них не возникало нужды развивать комплекс общественных институтов, так что они находятся на тех уровнях, что гораздо ближе к ранним ситуациям, учитываемым Хьюзингой, — условия их жизни явно благоприятствуют дельфиньим вариантам праздничных спектаклей и состязаний.
- Предыдущая
- 19/193
- Следующая
