Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта - Страница 18

• Предыдущая
• 18/103
• Следующая

Само собой разумеется, что Рено, навещая архитекторов, надеялся, что, проходя мимо дворца, хоть краем глаза увидит королеву Маргариту, но ему не везло, ни разу он не удостоился такого счастья. Рено грустил, но не смертельно. Любовь, нахлынувшая на него так внезапно, оберегала его от плотских соблазнов, которым не уставала подвергать его Флора. С того самого вечера, когда она появилась у него в комнатке в платье, под которым не было даже рубашки, у него уже не было ни малейших сомнений, чего она от него добивается, но он не оставил ей ни малейшей надежды на победу. Да, Флора была необыкновенно соблазнительна, но Рено сумел найти подобающие слова, чтобы ее не обидеть:

– Нехорошо, мадемуазель Флора, склонять меня к греху. Разве вы не знаете, что тот, кто готовится к посвящению в рыцари, должен соблюдать чистоту.

– Что за глупости, милый друг! Капеллан в замке исповедует вас, отпустит все грехи, и вы станете невиннее новорожденного ягненка!

– Нет, нельзя так готовиться к посвящению! Я отношусь к этому серьезно, поскольку жажду быть истинным рыцарем, достойным этой высокой чести. Я не могу идти ни на какие сделки с совестью. Умоляю вас, мадемуазель Флора, будьте ко мне милосердны и не искушайте меня больше.

Однако Флора не сразу отказалась от Рено. Она была во власти той неодолимой прихоти, которая может стать и губительной, если поставить ей преграду. Рено чувствовал, что слишком уж страстная красавица может оказаться опасной, и, ограждая себя, нашел для отказа достойную причину, которая никоим образом не могла ее ранить. Флора еще немного поупрямилась, настаивая на своем, но и Рено не сдавался. В конце концов она с ним согласилась, добавив с искренним расположением:

– В таком случае нам нужно поторопиться и как можно скорее вернуться в Куси, а там убедить барона, чтобы он надел вам золотые шпоры к Пятидесятнице[13]. Я посоветую госпоже Филиппе не задерживаться в Париже, тем более что никаких дел у нее тут не осталось. Королева уезжает послезавтра.

– Но Пятидесятница уже через месяц!

– Вот именно! Я и говорю, что нам нужно поторопиться.

Рено не хотелось ссориться с Флорой, и он не стал с ней спорить, подумав про себя: вряд ли Флоре удастся убедить барона Рауля посвятить его в рыцари так скоро. Стало быть, из-за чего волноваться?

– А вы ее обещаниями не пренебрегайте, – с видом пророка посоветовал Пернон. – Флора натура незаурядная и, как мне кажется, пойдет на все, лишь бы добиться того, чего ей хочется.

– Но, полагаю, не от сира Рауля.

– Эхе-хе, – вздохнул оруженосец с широчайшей лукавой ухмылкой.

– Что вы хотите сказать вашим «эхе-хе»?

– Мне-то ясно что…

– А мне нет. Объяснитесь.

– Объяснение простое – мадемуазель Флора очень хороша собой. Это на тот случай, если вы сами не успели заметить.

– Заметил. Но я слышал, что барон… кем-то увлечен в другом месте.

– Да, другой красавицей, которая долго его еще проманежит. А пока в ожидании, чтобы провести время… Во время баньки, например. Хотя заметьте, свечи я не держал.

– Но ведь Флора преданная помощница… почти подруга госпожи Филиппы…

– Госпожа Филиппа слишком знатная дама, чтобы с кем-то дружить… Кроме… разве что королевы Бланки! И она слишком благородна, чтобы интересоваться, что происходит в банном помещении после охоты. Полно, сир Рено! Есть чему удивляться! – добавил старый воин, заметив недоуменный взгляд юноши. – Просто я хочу вас предупредить, что красотка Флора добивается всего, чего хочет.

Но у Рено недостало времени, чтобы хорошенько обдумать, каким образом он будет избегать притязаний Флоры в будущем, потому что на следующее утро, когда они возвращались после мессы из церкви Святого Иоанна Крестителя, конный офицер в сопровождении четырех пеших сержантов арестовал его именем короля. Рено не успел опомниться, как уже стоял со связанными за спиной руками в окружении стражников, которые собирались вести его в королевскую темницу… Госпоже Филиппе, которая на сей раз снизошла до вмешательства и задала вопрос, что все это значит, офицер повторил: «по приказу короля», добавив, что преступник обвиняется в убийстве.

Ошеломленный внезапным ударом, который нанесла ему судьба, Рено позволил увести себя, не протестуя, сообразив, что его протесты ни к чему не приведут. В одно мгновение его грубо и безжалостно лишили будущего, поманившего его свершениями и открытиями. Офицер произнес слово «убийство», и Рено понял, что речь опять пойдет о насильственной смерти его приемных родителей. Несправедливое обвинение вновь его настигло, и впереди замаячил помост эшафота и веревка со скользящей петлей… Или теперь благодаря знатному имени он удостоится плахи и топора?..

Предположение мало утешило Рено. Одно хорошо: путь до места казни будет недолгим, потому что, по всей очевидности, вели его прямо в Шатле.

Совсем недавно крепость Шатле защищала остров Ситэ, но после того, как Филипп Август раздвинул границы Парижа, построив новые крепостные стены, в крепости разместился королевский суд, стоящий на страже справедливости, что не сделало ее менее устрашающей и мрачной. Большой мощеный четырехугольник упирался в Сену, по-прежнему грозя бывшему предместью двумя высокими круглыми башнями; пересекала его сумрачная крытая галерея, совпадавшая по направлению с улицей Сен-Дени на левом берегу и завершавшаяся узкой улочкой Сен-Лефруа, спускавшейся к Сене с другой стороны острова. С восточной стороны крепости возвышался донжон, устрашая своим суровым видом вновь построенный квартал, поскольку все жители знали, что на всех его трех этажах томятся узники. Кроме трех видимых этажей есть еще и пять подземных со страшными каменными мешками, куда нет доступа воздуху и свету, но зато в них свободно проникает вода, так как Сена в этих пустотах чувствует себя как дома.

Двойная решетка под сводом открылась, и стражники ввели Рено в тесную комнатушку, где размещалась канцелярия. К скудному освещению добавляли света зажженные свечи, одну из них и взял сидящий здесь служащий и принялся пристально вглядываться в лицо Рено. Юноше этот осмотр показался оскорбительным.

– Что за причина вынуждает вас так разглядывать меня? – возвысил он голос. – Мне это неприятно.

– Таков закон! Любого злоумышленника, который переступает наш порог, должен запомнить человек с хорошей памятью на лица, чтобы преступника, если ему вдруг доведется сбежать, можно было легко распознать[14].

– Я не злоумышленник и поэтому как никто нуждаюсь в справедливом суде. И я никуда не собираюсь бежать.

– Все так говорят. А выпадет случай, так только держи…

– Не понимаю, как такой случай может предоставиться.

Затем Рено занесли в список узников, после чего он получил право на разговор с тюремным смотрителем, который ведал хозяйством темницы. Если у кого водились денежки, смотритель мог и устроить получше, и накормить посытнее.

– У меня нет ни единого денье, – свысока обронил Рено в ответ на речи толстенького человечка, который расписывал ему возможные послабления и цены на них.

– Жаль, очень жаль! Придется, стало быть, поместить вас с пропащими… Если только вы не отдадите мне свой сюрко, чтобы я продал его за хорошую цену…

Тут офицер, который привел Рено, прервал болтливого смотрителя:

– Это важный преступник, его место в секретном отделении.

Затем он наклонился к смотрителю и прошептал ему на ухо еще несколько слов, которые Рено не расслышал. Зато юноша увидел, как две или три серебряные монеты перекочевали из кармана офицера в руки смотрителя, после чего тот, поклонившись, ответил:

– Не сомневайтесь, все будет исполнено.

Два сержанта вновь встали справа и слева от Рено, и втроем они последовали за смотрителем, который привел их на первый этаж донжона. Там смотритель открыл дверь в узкую длинную камеру, скудно освещенную небольшим окном у самого потолка, чтобы никак нельзя было заглянуть в него. Каменная скамья с тюфяком, набитым сухими листьями, заменявшая постель, занимала почти всю комнатушку. Кроме нее стояло еще ведро и кувшин. Грязь и запах мочи неприятно поразили Рено, зато смотритель оглядел комнатушку с большим удовлетворением:

• Предыдущая
• 18/103
• Следующая