Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта - Страница 33

• Предыдущая
• 33/92
• Следующая

Сам бургундец и не вспомнил о молитве — все его мысли сосредоточились на судьбе отряда и возможности осуществить опасное предприятие. Лично он надеялся добраться до владений своей семьи у ворот Дижона, то же мог сделать и его кузен Гийом де Жи, но как быть остальным, для которых родным домом стал парижский Храм?

Не найдя ответа, он встал и передернул плечами, словно желая освободиться от слишком тяжкого груза, а затем пошел будить тех, чья повозка была разгружена накануне: Оливье де Куртене, Эрве д'Ольнэ и сержанта Анисе.

— Пришел час расстаться нам, братья! — сказал он им. — Вы можете ехать куда хотите на тех двух лошадях, что привели с собой. Один из вас возьмет сержанта на круп. Слишком нас много в этом месте, хоть и пустынном, это может пробудить любопытство того, кто случайно заметит наше присутствие.

Эрве, хоть и привык повиноваться приказам беспрекословно, все же спросил:

— Что же будет с оставшимися повозками и с нашими спутниками?

— Я долго разговаривал об этом с отцом Себастьяном. Он прекрасно знает здешние края, он здесь родился. Ночью он поведет нас — меня и вторую повозку — в Нофль. Там, около Жизора, есть большой замок, принадлежащий его семье. Этот замок связан с командерией в Жизоре подземным ходом...[41]

— Если я не ошибаюсь, Жизор — королевская крепость: именно оттуда пришли те, кто захватил наших братьев в Иври, — вмешался Оливье. — Вам не кажется, что вы окажетесь в логове зверя?

— Конечно, мы рискуем, но, помимо домов призрения, разве существует лучшее укрытие для части нашего сокровища, чем владение того, кто сам себя объявил нашим врагом? Отец Себастьян знает, как провести нас туда. Кроме того, ответвление подземелья соединяется с церковью Святой Катрин, которая находится за крепостной стеной. Затем мы вернемся сюда, и я отпущу эскорт второй повозки. А третью, если будет угодно Господу, я поведу с братьями Гоше и Адамом в дом призрения Валь-о-Лепре в Сен-Лавьере, рядом с Абервилем. По словам отца Себастьяна, дом этот был основан Храмом, который и передал его монахам Святого Лазаря, чтобы там лечились наши братья, заразившиеся этой болезнью на Святой земле...

— Рядом с Абервилем? — переспросил Эрве. — Но это же очень далеко!

— Не дальше, чем до Дьеппа, а дорогу нам покажет брат Адриан, который оттуда родом. Когда мы приблизимся к цели, то будем выдавать себя за прокаженных. Море там довольно близко, и брат Адам, надеюсь, сможет вернуться в Англию. Возможно, с ним поедет и брат Гоше...

— А почему не вы сами, брат? И почему не отвезти туда сокровища?

— Это слишком рискованно. Мы не сумели разгадать намерений короля: кто знает, быть может, он сговорился с Эдуардом Английским? Я предпочитаю более надежное убежище. Я же попытаюсь вернуться в Бургундию: очень надеюсь, что герцогиня Агнесса[42] не поддержит злодейских замыслов своего племянника. Я сделаю все, чтобы Филипп Французский заплатил за те муки, которые причинил нам. В самом крайнем случае, я смогу укрыться в цистерцианском[43] аббатстве... до лучших времен! Пока он говорил, его суровое лицо стало совсем мрачным. Но сержант Анисе все же осмелился спросить:

— Нельзя ли мне сопровождать вас, мессир? Я из тех же краев, и мне хотелось бы вернуться туда...

— Я думал, вы конюший брата Оливье?

— Нет, — поправил тот. — Сержант Анисе разделил вместе со мной и братом Эрве выполнение ответственной миссии, вот и все. Кроме того, разразившаяся катастрофа освобождает всех нас...

— А вы, что вы собираетесь делать?

— Вернуться в Париж. Мы хотим узнать, какие масштабы приняло бедствие, как реагировал Великий магистр... и, главное, что сталось с братом Клеманом Салернским. Он мой второй отец.

— Я отправлюсь вместе с ним, — спокойно добавил Эрве. — В крайнем случае, мы сможем укрыться у моего старшего брата в Мусси-ле-Нобле, который ближе — намного ближе! — Прованса, откуда родом брат Оливье. Всем нам нужно будет о многом поразмыслить...

— О чем же нам теперь размышлять, если король решил нас погубить? — с горечью спросил Оливье, думая о том, что проклятие сбывается и поделать уже ничего нельзя. — Нам остаются только два пути: уйти в изгнание за пределы королевства, если Храм еще сохранится в других государствах, или же затвориться навсегда в монастыре, о чем вы только что сказали, брат Жан! А мятеж запрещен нам уставом... прошу вас не забывать об этом!

— Как бы там ни было, если вы передумаете, и если я доберусь до родных краев, в замке Лонгви вас всегда встретят... как братьев! Теперь же собирайтесь в дорогу! Возьмите с собой немного еды! Затем брат Адриан выведет вас из леса на дорогу к Иль-Адану.

Когда они направились на конюшню за своими лошадьми, из комнаты для больных вышел старик с изъеденным проказой лицом и уселся на камень у входа. Руку он положил на плечо маленького светловолосого мальчика. Оливье никогда не видел более красивого ребенка. На вид ему было шесть или семь лет, его розовое личико с васильковыми глазами казалось воплощением здоровья. Он весело болтал со стариком, который отвечал ему неким подобием улыбки. Оливье повернулся к отцу Себастьяну:

— Отец, что делает в этом доме смерти ребенок, на котором нет даже следа болезни?

— Пока нет, следовало бы сказать. Его отец и мать умерли от проказы здесь же, а старый Фабиан, его дед, тоже болен, как вы сами видите...

— Но ведь он здоров? Ему нельзя оставаться здесь...

— Тем не менее он останется, — вздохнул священник — Ему всего шесть лет, но будьте уверены, он тоже заболеет. Просто у малышей проказа появляется лет в девять или в десять, ближе к возрасту созревания...

Оливье вспомнил историю молодого прокаженного короля, которую ему рассказывал отец. Король тоже был красив, светился жизнью и здоровьем, но однажды его наставник Гийом Тирский заметил, что тот, поранившись, не испытывает никакой боли. Ему было девять лет! Но ведь этот ребенок не был королем. У него не было родни, кроме этого старика, одной ногой уже стоявшего в могиле...

— Что же с ним будет, когда его дед умрет? — спросил он.

— Он будет жить с нами... и мы будем заботиться о нем, мы очень любим этого малыша! Признаюсь, иногда, перед лицом такой несправедливости, меня одолевают сомнения...

Он осекся и прошел на конюшню.

Через несколько секунд уезжавшие стали прощаться с товарищами. Очень просто, почти безмолвно, но все были взволнованы. Их жизни, до сего дня ясные, как прямая линия, вдруг раскололись, как при ударе об стену, толщину и протяженность которой никто из них не мог себе представить. Отныне они попытаются продолжить свой путь к идеалу самостоятельно, хотя у них не было уверенности, что хотя бы это будет позволено им Господом. Они обнялись, потом Оливье и Эрве повели на поводу коней вслед за братом Адрианом, который вывел их за ограду и направился вдоль реки. Они поднялись до ее истока.

Это заняло примерно половину лье. Когда река исчезла, они оказались на пересечении тропинок. Служитель Лазаря вытянул руку к югу и просто сказал:

— Езжайте прямо. Через четверть лье вы окажетесь на дороге, по которой приехали сюда. Да хранит вас Господь!

Не дожидаясь их благодарностей, он втянул ладони в рукава своей рясы и быстро зашагал назад...

Через три дня два монаха-кордельера — в серо-бурых рясах с капюшонами, подпоясанные веревочными поясами, держа в руках три узла, — шли по большой дороге Сен-Дени, которая вела через поля к одноименным воротам города, где она становилась одной из главных парижских артерий, пересекая все кварталы правого берега вплоть до Сены. Чтобы дать отдых ногам, обутым в грубые сандалии на ремешках, они уселись на груду камней у начала тропинки, поднимающейся на холм, где возвышалось странное сооружение. Оно представляло собой положенные друг на друга необработанные плиты, огороженные с четырех сторон столбами. Четыре столба возвышались и в центре; они были скреплены поперечными брусами, образующими два этажа и сорок восемь проемов, которые словно бы расчерчивали небо. С каждого бруса свисала железная цепь, и почти на каждой болталось тело повешенного. Некоторых еще можно было узнать, другие были исклеваны воронами до состояния лохмотьев. Это была монфоконская виселица[44], которую только что приказал обновить управитель строений Ангерран де Мариньи. Два стражника с гизардами стояли у ступенек, которые вели на помост из плит, а рядом с ними толпилась небольшая группа из мужчин, женщин и детей — многие в слезах. Наверное, только что состоялась казнь. Другие смотрели издали, задерживаясь около двух монахов. И те слышали разговоры зевак

• Предыдущая
• 33/92
• Следующая