Выбери любимый жанр

Глухой телефон - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

— Все вы врете… — повторяю я. — Все вы врете…

— А у вас как с грехами? — интересуется сосед.

— Нормально. Как у всех.

— Фигурка у вас соблазнительная, — с чувством говорит сосед. — Небось изменяли мужу?

— Я не замужем была.

— Все равно блудили.

Я перестаю его слушать. Блудила… врала… воровала… Не убивала. Все по мелочам. Согласно слухам в очереди с таким набором грехов после Суда попаду в рай. Впрочем, слухи — они и есть слухи.

А еще есть слухи, что это вовсе не Страшный Суд: Что Бога нет. Что нас после смерти оживили. Например, прилетевшие инопланетяне. А теперь решают, что с нами делать.

Говорят и о том, что мы ненастоящие. Что нас воссоздали в компьютере, в виртуальном мире. Непонятно, правда, для чего. Потому мы и не устаем, не нуждаемся в пище… — Алло. Две тысячи тридцать один. Восемьсот семь назад.

— Алло. Две тысячи тридцать. Восемьсот семь назад.

— Шелк косо стирай.

Я смотрю на соседа. Он чувствует мой взгляд и едва заметно кивает.

— Издалека шло, запуталось… А что делать-то? Делать и впрямь нечего. Это глухой телефон.

— Шелк косо стирай, — Говорю я. И явственно слышу, как уходит по ряду:

— Шел косо стирай… Сколько же я здесь? Месяцы? Годы? Века?

Под ногами — теплая ровная поверхность. Что-то похожее на камень, но теплое и мягкое. Над головой небо — другая поверхность, ровно и неярко светящаяся. И человеческое море вокруг.

— В детстве я любил играть в глухой телефон, — говорит человек за моей спиной. — Самое главное, что даже если очень стараешься ничего не спутать — все равно выходит смешно:

— Девятнадцатый век, да? — спрашиваю я с иронией. Сосед на миг замолкает. Потом сокрушенно говорит:

— Разве телефон не в девятнадцатом веке появился?

— Телефон-то, может, и в девятнадцатом, — отвечаю я. — А вот игры в глухой телефон…

— Прокололся, бывает, — вздыхает сосед. — Хотел как-то вас развеселить…

— Вот спасибо…

— Рано или поздно все закончится, — говорит сосед. — Все мы получим свое, отправимся в рай, ад… или на перерождение… Куда-нибудь отправимся. Может быть, еще будем вспоминать это время с теплотой…

На него нападает добродушное настроение — редкий случай. Пожалуй, с ним сейчас можно поговорить.

— Давайте читать стихи? — предлагает сосед. Очень жаль, что нельзя заснуть.

— Пушкина?

— Это ваш русский поэт? Простите, не знаю.

Мы здесь все друг друга понимаем. Кажется, что говорим на своем языке — но все понимаем.

— А вы откуда? — Из Франции.

Он еще не успевает закончить, а я уже понимаю — врет. Скорее всего он соотечественник.

— Интересно, что сейчас делается на том свете, — говорю я. — В России.

— Вас это и впрямь интересует?

— Угу, — с некоторым удивлением отвечаю я.

— У вас остались дети? — Нет.

— Тогда вообще непонятно, какое вам дело до того света… Я перестаю ему отвечать — и он скоро замолкает. Через час.

Или через месяц. Трудно понять, время здесь субъективно. То ли наш разговор, то ли мое молчание — но сосед перестал транслировать слова. Некоторое время его уговаривали. А потом кинули мимо него обводку. Это неудобно, но ничего не поделаешь. Теперь он все время молчит, мой недобрый сосед. — Алло… — говорит сосед справа.

— Алло, — повторяю я.

— Двести два. Сорок три вперед…

— Двести один. Сорок два вперед…

— Я понял. Все будет хорошо. Нас ждет чудесный новый мир. Мы простим друг друга и все будет хорошо. Надо только надеяться и верить…

Я повторяю чужие слова — отчетливо, старательно, бездумно. Это все равно не те слова, что были сказаны, и не те, что дойдут до адресата. Глухой телефон неумолим. Но я стараюсь. И думаю про хрупкие осколки слов, которые мы так беспомощно несем через вечность. Ведь это все не случайно? Это должно что-то значить? Не пытка, не насмешка, не равнодушие — но что тогда?

И мне кажется, что я начинаю понимать.

Если Он говорил с нами — а мы равнодушно повторяли слова, пока они не превращались в свою противоположность. Если мы умели только повторять, а не слушать…

Может быть, Ему захотелось, чтобы мы поняли — каково это?

Наверное, это все-таки когда-нибудь кончится. Если к горе, которую не может перелететь орел, раз в сто лет будет приходить мудрец и проводить по горе шелковым платком, то она сотрется раньше, чем закончится малая часть вечности.

Но рано или поздно даже вечности приходит конец.

Интересно, что я скажу, когда ожидание кончится и настанет мой черед предстать перед Ним?

Наверное, я просто кивну и скажу: «Алло!»

2
Перейти на страницу:
Мир литературы