Край земли - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 34
- Предыдущая
- 34/54
- Следующая
Выбрав момент, когда шлюпку подбросило к самой скале, быстро один за другим мы перескакиваем на скользкий отрог скалы. Нужно успеть вытащить за собой и шлюпку, прежде чем следующей набежавшей волной ее ударит о камни. Под ногами скользкий, покрытый мокрой зеленью камень. Ноги разъезжаются, руки скользят по мокрому фаллиню. Но сознание, что, если через минуту шлюпка не будет рядом с нами, ее разобьет в дребезги, удесятеряет силы. Через мгновенье фансбот уже лежит у наших ног в полной безопасности. Только теперь я замечаю, на чем мы стоим. Под ногами пластами наслоенный шифер. Слои тонки как картон. Направление слоев почти вертикально. Обитые острые края торчат как отточенные зубья пилы. Зубья урезаются в подошву. При малейшей неправильности движения ног кожа на сапогах задирается клочьями.
Терраска, на которой мы стоим, очень мала. В двух метрах от воды начинается обрывистая серая стена. Вся она состоит из таких же тонких слоев шифера – зазубренных, острых, впивающихся в пальцы при каждом прикосновении. А не дотрагиваться до них руками нельзя, потому что лезть приходится, цепляясь всеми четырьмя конечностями. Вдобавок шифер до последней степени выветрен и осыпается при каждом шаге. Мы сделали большую оплошность, не захватив с собой каната для подъема; без каната подниматься очень трудно, особенно с кинематографическими и фотографическими аппаратами.
Но стоило нам добраться до верхней террасы острова, как мы немедленно забыли все невзгоды восхождения. Плато представляет собой почти гладкую площадку, покрытую бледно-зеленым ковром мха и чахлых мелких лепестков. Мох лежит на острове тяжелым одеялом поверх тонкого слоя рыхлой серой земли. По краям обрывов мшистое одеяло свешивается над пропастью и сползает вниз под ногой, увлекая за собой целый дождь мелких камней. На эту огромную высоту волны прибоя не достают ни при каких обстоятельствах, а между тем порода здесь измельчена больше, чем внизу, около моря. Сколько веков должен работать ветер над расщеплением камня на эти тонкие рыхлые пластинки, ломающиеся в пальцах, как слоеный пирог. Отсюда видно на много миль. Остров, повидимому, является господствующей вершиной в этой части побережья, так как даже кармакульский берег виден довольно далеко вглубь.
Между нами и берегом, где-то бесконечно далеко затерялась наша шхунка. В бинокль видно, что она, как беленький пробковый поплавок, переваливается с бока на бок. То ее белый борт совершенно исчезает за круглым красным днищем, то, перевалившись через самое себя, шхуна показывает черную просмоленную палубу.
Первая терраса острова сравнительно, невелика. Она оканчивается глубокой пропастью, отделяющей ее от следующей террасы. Пропасть, к счастью, настолько узка, что мы без труда перепрыгиваем через нее. Следующая терраса уже больше, и переход на третью прегражден настолько широкой расселиной, что через нее не только нельзя перескочить, но и вообще без альпинистского снаряжения нет никакой возможности перебраться.
Из пропастей, разделяющих террасы острова, как из рупора, несется оглушительный гомон. В первый момент делается совершенно непонятным, что столь малое число птиц, какое видно в этих, расселинах, может произвести столь отчаянный шум. В сумраке скалистых трещин сравнительно редко вкраплены белые точки, в которых можно определить прилепившихся к стене чаек и глупышей. Однако, приглядевшись, вы видим, в чем дело. Белые пятна – это птицы, сидящие так, что видно их белое брюшко. Большинство же их сидит так, что видны только темно-серые и черные спинки. Их в сумраке не сразу различишь, а оказывается – здесь буквально несметное множество птиц. Они сидят, уцепившись за едва заметные выступы скал. Тут же без всякого гнезда копошатся птенцы на расстоянии нескольких сантиметров от края пропасти.
Обойдя расщелину, мы отыскали на задней стороне острова узкую перемычку, соединяющую второе и третье плато. Тонким, как нож, гребешком эта перемычка тянется нанесколько метров ниже верхнего края обрыва. Мы решили ею воспользоваться, чтобы дойти до конца острова. Однако это оказалось далеко не так просто. Края перемычки осыпаются при малейшем прикосновении. Падающие камни увлекают за собой другие, и при каждой попытке ступить на этот ненадежный мостик в темную бездну с грохотом летит целый дождь камней. Долго провозились мы над преодолением нескольких метров пространства, все время рискуя свалиться вниз, где, поднимая кинематографические каскады брызгов, бушует море.
Этот переход мы преодолели, передвигаясь по гребню верхом, но до конца острова все-таки не дошли, так как следующее плато оказалось отрезанным сплошной пропастью значительной ширины и без всяких перемычек.
Решили спуститься к берегу с наветренной стороны: При всей наружной легкости это оказалось еще труднее подъема. Если бы мы не нашли здесь длинной веревки, оставленной промышленниками, то, вероятно, так и не, могли бы осуществить спуск.
Кармакульские промышленники посещают остров Базарный для сбора яиц и добычи птицы. Яйца гаг, кайр и гагар очень крупны и с успехом употребляются в пищу. На верхнем плато острова мы нашли несколько маленьких пещерок, вырытых в тонком пласте почвы и обложенных плитами шифера. В этих пещерках сборщики складывали остатки промысла. К сожалению, подавляющее большинство яиц оказалось уже испорченными, и нам удалось выбрать всего несколько штук, пригодных для того, чтобы передать нашему повару, дяде Володе, для приготовления теста на пирог.
Птицу промышленники добывают руками. Мы сами убедились в том, что это не представляет никаких трудностей. Птицы сидят совершенно спокойно, подпуская к себе на расстояние двух-трех шагов. Это вполне достаточно для того, чтобы накинуть на них сетку или просто ударить палкой. Именно последний способ промысла наиболее здесь распространен. Палкой бьют птицу не только на базарах, но и на воде. В августе-сентябре гаги, или, как их здесь называют, «турпаны», плавают огромными стаями. Поднять турпанов с воды не легко, они охотно прячутся от человека, ныряя в воду, но не отрываясь от нее. Взлетают они только уже в самый последний момент, когда шлюпка буквально давит их. Это дает возможность добывать по несколько сотен штук в день на человека. Здесь гаг в пищу совершенно не употребляют – они идут на корм собакам. Для этой цели промышленники запасают гаг на зиму по несколько тысяч штук, и в августе можно видеть, что крыши изб сплошь, толстым слоем обложены битой птицей.
С успехом идет эта птица и в качестве привады для песцовых капканов.
Вся трудность промысла птицы на базарах сводится к тому, чтобы до нее добраться. Как правило, птица лепится на наиболее неприступных отвесных скалах.
При нашем приближении птицы почти совершенно не снимались с мест. Особенно трудно согнать с места тех самок, которые сидят около еще совсем маленьких, не умеющих летать птенцов. С такого места самочка взлетает только тогда, когда вы ее почти берете рукой. Без матери птенец при приближении протянутой руки начинает биться и при малейшем неосторожном движении падает вниз, превращаясь в мокрый красный блин.
Мы попали на базар как раз в тот период, когда шло деятельное, обучение полетам молодого поколения. Молодые птицы очень неохотно бросаются в воздух вслед за старшими. Многие из них успевают пролететь вниз значительное расстояние, прежде чем расправляют крылья. Некоторые так и падают вниз на камни, не полетев. Вообще поверхность крыльев у гаг и гагарок явно недостаточна для их массивного корпуса. Они с большим напряжением взлетают, если под ними нет запаса высоты, чтобы они могли просто броситься в воздух вниз. Это, между прочим, послужило причиной того, что Блувштейну долго не удавалось получить кадра «тучи птиц закрывают небо». Эти тучи вместо того, чтобы взлететь со скал и миллионами своих тел закрыть солнце и небо, при выстреле Вылки темной массой устремлялись вниз, к воде. Блувштейн выходил из себя, кричал «отставить, повторить сцену», но пернатые артисты ничего не хотели знать и упорно камнем бросались к морю, стоило нам каким-нибудь способом спугнуть их с насиженных мест.
- Предыдущая
- 34/54
- Следующая
