Выбери любимый жанр

Король смеха - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 21


Изменить размер шрифта:

21

Юбиляр сейчас же заснул на новом плюшевом диване. Я надеялся, что Буйносов последует его примеру (это развязало бы, по крайней мере, мне руки), но Буйносов сидел запрокинув голову и молчаливо рассматривал потолок.

– Может, спать хочешь? – спросил я.

– Хочу, но удерживаюсь.

– Почему?

– Что же я за дурак: пил-пил, а теперь вдруг засну – хмель-то весь и выйдет. Лучше уж я посижу.

И он остался сидеть, неподвижный, как китайский идол, как сосуд, хранящий в себе драгоценную влагу, ни одна капля которой не должна быть потеряна.

– Ну, а я пойду спать, – сухо проворчал я.

Проснулись поздно.

Все смотрели друг на друга с еле скрываемым презрением, ненавистью, отвращением.

– Здорово вчера дрызнули, – сказал Буйносов, из которого уже, вероятно, улетучилась вся драгоценная влага.

– Сейчас бы хорошо освежиться!

Я сделал мину любезного хозяина, послал за закуской и вином. Уселись трое с помятыми лицами…

Ели лениво, неохотно, устало.

«Как они не понимают, что нужно сейчас же встать, уйти и не встречаться! Не встречаться по крайней мере дня три!!!»

По их лицам я видел, что они думают то же самое, но ничего нельзя было поделать: вино спаяло всех троих самым непостижимым, самым отвратительным образом…

Курильщики опиума

I

В комнате происходил разговор.

– У нас с тобой нет ни копейки денег, есть нечего и за квартиру не заплачено за два месяца.

Я сказал:

– Да.

– Мы вчера не ужинали, сегодня не пили утреннего чая и впереди нам не предстоит ничего хорошего.

Я подтвердил и это. Андерс погладил себя по небритой щеке и сказал:

– А между тем, есть способ жить припеваючи. Только противно.

– Убийство?

– Нет.

– Работа?

– Не совсем. Впрочем, это противно, как ежедневное занятие… А один день для курьеза попробуем… А?

– Попробуем. Что нужно делать?

– Пустяки. То же, что и я. Одевайся, пойдем на воздух.

– Хозяин остановит.

– Пусть!

Когда мы вышли из комнаты и зашагали по коридору, я старался прошмыгнуть незаметно, не делая шуму, а Андерс, наоборот, бесстрашно ступал ногами, как лошадь.

В конце длиннейшего коридора нас нагнала юркая горничная.

– Господин Андерс, хозяин Григорий Григорьич очень просят вас зайти сейчас к ним.

– Свершилось! – прошептал я, прислонясь к стене.

– А-а… Очень кстати. С удовольствием. Пойдем, дружище.

Отвратительный старикашка, владелец меблированных комнат, помешанный на чистоте и тишине, встретил нас холодно:

– Извините, господа. По делу. Вероятно, в душе думаете: «3ачем мы понадобились этой старой скотине?»

Андерс укоризненно покачал головой и хладнокровно сказал:

– Мы все равно собирались сегодня зайти к вам.

В глазах старика сверкнула радость.

– Ну? Правда? В самом деле?

– Да… хотели вас искренно и горячо поблагодарить. Вы знаете, мне приходилось живать во многих меблированных комнатах, иногда очень дорогих и роскошных – но такой тишины, такой чистоты и порядка, я буду говорить откровенно: нигде не видел! Я каждый день спрашиваю его (Андерс указал на меня) – откуда Григорий Григорьич берет время вести такое громадное, сложное предприятие?..

– Он меня действительно спрашивал, – подтвердил я. – А я ему, помнится, отвечал: «Не постигаю. Тут какое-то колдовство!»

– Да, – сказал старик с самодовольным хохотом. – Трудно соблюдать чистоту, тишину и порядок.

– Но вы их соблюдаете идеально!! – горячо вскричал Андерс. – Откуда такой такт, такое чутье!.. Помню, у вас в прошлом году жил один пьяница и один самоубийца. Что ж они, спрашивается, посмели нарушить тишину и порядок? Нет! Пьяница, когда его привозили друзья, не издавал ни одного звука, потому что был смертельно пьян, и, брошенный на постель, сейчас же бесшумно засыпал… А самоубийца – помните? – взял себе, потихоньку повесился и висел терпеливо, без криков и воплей, пока о нем не вспомнили на другой день.

– А ревнивые супруги! – подхватил я. – Помнишь их, Андерс? Когда она застала мужа с горничной – что было? Где крики? Где ссора и скандал? Ни звука! Просто взяла она горничную и с мягкой улыбкой выбросила в открытое окно. Правда, та сломала себе ногу, но…

– …Но ведь это было на улице, – ревниво подхватил старикашка. – То, что на улице, к моему меблированному дому не относится…

– Конечно!! При чем вы тут? Мало ли кому придет охота ломать на улице ноги – касается это вас? Нет!

– Да… много вам нужно силы воли и твердости, чтобы вести так дело! Эта складочка у вас между бровями, характеризующая твердость и непреклонную волю…

– Вы, вероятно, в молодости были очень красивы?

– Да и теперь еще… – подмигнул Андерс. – Ой-ой!.. Если был бы я женат, подальше прятал бы от вас свою же… Ой, заболтались с вами! Извиняюсь, что отнял время. Пойдем, товарищ. Еще раз, дорогой Григорий Григорьич, приносим от имени всех квартирантов самые искренние, горячие… Пойдем!

Повеселевший старик проводил нас, приветственно размахивая дряхлыми руками. В коридоре нам опять встретилась горничная.

– Надя! – остановил ее Андерс. – Я хочу спросить у вас одну вещь. Скажите, что это за офицер был у вас вчера в гостях… Я видел – он выходил от вас…

Надя весело засмеялась.

– Это мой жених. Только он не офицер, а писарь… военный писарь… в штабе служит.

– Шутите! Совсем как офицер! И какой красавец… умное такое лицо… Вот что, Надичка… Дайте-ка нам на рубль мелочи. Извозчики, знаете… То да другое.

– Есть ли? – озабоченно сказала Надя, шаря в карманах. – Есть. Вот! А вы заметили, какие у него щеки? Розовые-розовые…

– Чудесные щеки! Прямо нечто изумительное. Пойдем.

Когда мы выходили из дому, я остановился около сидевшего у дверей за газетой швейцара и сказал:

– А вы все политикой занимаетесь? Как приятно видеть умного, интеллиг…

– Пойдем, – сказал Андерс. – Тут не надо… Не стоит…

– Не стоит так не стоит.

Я круто повернулся и покорно зашагал за Андерсом.

II

Прямо на нас шел худой, изношенный жизнью человек с согнутой спиной, впалой грудью и такой походкой, что каждая нога, поставленная на землю, долго колебалась в колене и ходила во все стороны, пока не успокаивалась и не давала место другой, не уверенной в себе, ноге. Тащился он наподобие кузнечика с переломанными ногами.

– А! – вскричал Андерс. – Коля Магнатов! Познакомьтесь… Где вчера были, Коля?

– На борьбе был, – отвечал полуразрушенный Коля. – Как обыкновенно. Ах, если бы вы видели, Андерс, как Хабибула боролся со шведом Аренстремом. Хабибула тяжеловес, гиревик, а тот, стройный, изящный…

– А вы сами, Коля, боретесь? – серьезно спросил Андерс.

– Я? Где мне? Я ведь не особенно сильный.

– Ну да… не особенно! Такие-то, как вы, сухие, нервные, жилистые, и обладают нечеловеческой силой… Как ваш гриф? А ну, сожмите мою руку.

Изможденный Коля взял Андерсову руку, натужился, выпучил глаза и прохрипел:

– Ну что?

– Ой! Пустите!.. – с болезненным стоном вскричал Андерс. – Вот дьявол… как железо!.. Вот свяжись с таким чертом… Он те покажет! Вся рука затекла.

Андерс стал приплясывать от боли, размахивая рукой, а я дотронулся до впалой груди Коли и спросил:

– Вы гимнастикой занимаетесь с детства?

– Знайте же! – торжествующе захихикал Коля. – Что я гимнастикой не занимался никогда…

– Но это не может быть! – изумился я. – Наверное, когда-нибудь занимались физическим трудом?..

– Никогда!

– Не может быть. Вспомните!

– Однажды, действительно, лет семь тому назад я для забавы копал грядки на огороде.

– Вот оно! – вскричал Андерс. – Ишь хитрец! То – грядки, а то – смотришь, еще что-нибудь… Вот они, скромники! Интересно бы посмотреть вашу мускулатуру поближе…

– А что, господа, – сказал Коля. – Вы еще не завтракали?

21
Перейти на страницу:
Мир литературы