Рассказы для выздоравливающих - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 28

– Что? – переспросил вернувшийся муж.

– Я говорю – куда ты запропал? Поедем. У меня голова болит.

– Да? И вчера болела?

– Да, да! – сказал Чипулин. – Вчера Ольга Захаровна совсем из дому не выходила. Была больна… Как же-с. Вот докторское свидетельство.

Действительно, он порылся в боковом кармане и вынул какое-то свидетельство.

Саксаулов широко открыл глаза.

– Да к чему же свидетельство? Ничего не понимаю.

– Больна Ольга Захаровна – очень просто. Значит, никуда и не выходила, сидела дома. Вот и свидетельство – видите ее имя и число месяца. Я вам сейчас позову извозчика. Кстати, знаете, удивительно пресмешная вещь… Вы знаете Эраста Волк-Демьянского?

– Я думаю, – сказал муж, усмехнувшись углом рта.

– Так такое совпадение, можете представить: захожу вчера к нему – три дня как болен. Лежит – жар у него, из дому не выходит. Такая странность.

Саксаулов опустил голову. Потом спросил:

– Может, вы и на его болезнь имеете докторское свидетельство? Ха-ха-ха!

Смех его был странный.

– Умоляю тебя, едем! – вскричала Саксаулова. – Мне очень нехорошо!!

– Верю, – покачал головой Саксаулов. – Тебе очень нехорошо… Прощайте, Чипулин.

– До свиданья. Но не смешно ли: три дня лежит Волк-Демьянский в жару, в бреду и все время твердит имя какой-то Альфонсины.

Чипулин уперся руками в бока и раскатился самодовольным смехом ловкого хитреца.

Войдя в вагон, Поль Дюпон увидел прехорошенькую блондинку, сидевшую в одиночестве у окна и смотревшую на него странным взглядом.

– Ого! – подумал Дюпон, а вслух спросил: – Вам из окна не дует?

– Окно ведь закрыто! – засмеялась блондинка и лукаво взглянула на него.

– Разрешите закурить?

– Пожалуйста. Я люблю сигарный дым.

– Увы! К сожалению, я не курю, – вздохнул Поль. – Разрешите узнать, как ваше имя?

– Луиза.

– Луиза?! Ты должна быть моей! С первой встречи, когда я тебя увидел…

– Ах, плутишка! – сказала Луиза, открывая свои объятия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Оправляя прическу, Луиза спросила любовника:

– Ты куда?

– В Авиньон.

– И я тоже.

Поезд подходил к вокзалу.

Из вагонов хлынула публика, и они расстались.

Поль взял извозчика и поехал в замок своего друга д’Арбиньяка.

Д’Арбиньяк очень ему обрадовался.

– Сейчас познакомлю тебя с женой. Луиза!

Поль Дюпон вздрогнул.

– Ка-ак! Это вы?!

– Вы… знакомы?!

Молодая женщина улыбнулась и, глядя на мужа ясным взглядом, сказала:

– Да! Мы ехали в одном и том же вагоне и премило убили время… Надеюсь, что и тут вам будет так же хорошо…

– Браво! – вскричал виконт д’Арбиньяк.

Томми О’Пеммикан добывал себе скромные средства к жизни тем, что по вечерам показывал в уайт-чапельском кабачке Сиднея Гроша свое поразительное искусство: он всовывал голову в мышеловку, в которой сидела громадная голодная крыса, и после недолгой борьбы ловил ее на свои крепкие, белые зубы… Несмотря на то что животное яростно защищалось, через минуту слышался треск, писк – и крыса, перегрызенная пополам, безжизненно падала на покрытый кровью пол гигантской мышеловки.

Мисс Сьюки Джибсон упросила своего отца однажды сделать честь Сиднею Грошу и навестить этого старого мошенника в его берлоге.

Отец сначала ужаснулся («Ты, девушка из общества, – в этом вертепе?»), но потом согласился, и таким образом однажды в туманный лондонский вечер среди пропитанных джином и пороком джентльменов – обычных посетителей дяди Сиднея – очутилась молодая, изящная девушка с пожилым господином.

Представление началось. Томми вышел, пряча свои жилистые кулаки в карманы и равнодушно поглядывая на метавшегося по клетке обреченного врага.

Все придвинулись ближе… И вдруг раздался звонкий девичий голос:

– Держу пари на тысячу долларов, что этому джентльмену не удастся ее раскусить!

– Годдэм! – крикнул хрипло подвыпивший американский капитан с китобоя «Гай Стокс». – Принимаю! Для Томми это все равно что раскусить орешек. Ставлю свою тысячу!

– Томми, не выдай! – заревела толпа.

Томми О’Пеммикан, не обращая внимания на рев, смотрел на красивую девушку во все глаза. Потом вздохнул, всунул голову в клетку и… крыса бешено впилась ему в щеку.

– Что же ты? – взревели поклонники. – Что с ним? Это первый раз. Болен ты, Томми, что ли?

– Годдэм! – вскричал хриплый китобой. – Он ее не раскусил, но я его раскусил! Он в стачке с девушкой!

Загремели выстрелы… Томми прыгнул как тигр и, отбросив ударом кулака китобоя, ринулся к выходу!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда Джибсоны выбрались из адской свалки и побежали по туманной улице, Сьюки наткнулась на что-то и вскрикнула:

– Это он! Это мистер Пеммикан… Он ранен! Нужно взять его к нам домой.

– Удобно ли, – нахмурился отец, – постороннего человека.

– Аll right! – вскричала Сьюки решительно. – Постороннего неудобно, но будущего моего мужа – против никто ничего не скажет!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Лотта! – вскричал Генрих, хватая свою женушку за руку. – Это что такое? Что ты от меня спрятала?

Лотта закрыла лицо руками и прошептала:

– О, не спрашивай меня, не спрашивай.

– Покажи! Это, вероятно, записка! У тебя есть любовник?!

Лотта молча заплакала:

– Бог тебя простит!

– Покажи!!

– Нет! – сказала Лотта, смело смотря ему в глаза. – Ни за что!

– В таком случае – вон из моего дома!

– Я уйду, – прошептала Лотта, глядя на него глазами, полными слез, – но позволь мне вернуться 28 июля.

– Вздор! К чему эти комедии. Вон!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Был день 28 июля.

У Генриха собрались гости и родственники, так как был день его рождения, – одной только Лотты, любимой Лотты, не было.

Где она бродила, изгнанная мужем?

– С днем рождения тебя! – вскричал отец, поднимая бокал.

Вдруг дверь распахнулась и вошла исхудавшая Лотта… С гордо поднятой головой она подошла к столу, в котором месяц тому назад спрятала что-то тайком от мужа.

Она открыла ящик стола, сунула туда руку и… вынула пару теплых туфель, вышитых гарусом.

– Вот, Генрих, почему я не могла показать… это сюрприз.

– Прости меня, Лотта, – вскричал Генрих, обливаясь слезами. – Я не имел права тебя подозревать…

Лотта вся вспыхнула и бросилась мужу в объятия.

– Вот видите, – сказал отец, – как вы были легкомысленны. Пословица говорит, что нужно сначала хорошенько расспросить, что за вещь заключалась в столе, и если эта вещь была невинного характера, то не нужно обращаться так сурово со своей маленькой женкой. Теперь вы достаточно наказаны, и в будущий раз это не повторится!

На краю золотоносной ямы сидели двое: беглый каторжник Джим Троттер и негр Бирбом – неразлучные приятели.

– Проклятая страна! – проворчал Джим, отбрасывая в сторону кусок попавшегося под руку золота. – Ни одной женщины… А мне бы так хотелось жениться.

– Ты любил когда-нибудь? – спросил черный Бирбом, лениво пожевывая кусок каменного дерева.

– Давно. Это была индианка, которую я однажды застал в обществе долговязого Нея Мастерса. Это меня так смутило, что я тут же убил их обоих, украл лошадь и бежал.

Он посмотрел вдаль и вдруг, вскочив, крикнул:

– О, что это? Боже мой! Ведь это женщина! Ну, конечно… Старина Бирбом! Беги к ней со всех ног, чтобы она не ушла. Скажи, что я люблю ее, ну и прочее… и предлагаю сделаться моей женой. Если обломаешь дело, подарю тебе мои щегольские красные штаны!