След Фафнира - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/74
- Следующая
– Момент, сударь! Вы так и не представились. Если по роду деятельности вам нельзя называть имя, я не буду противиться, но...
– А, пустое! – отмахнулся новый знакомец. – Вильгельм Либкнехт. К вашим услугам.
Дверца экипажа щелкнула замочком, карета медленно двинулась вверх по улице. Внимательный Джералд успел заметить, как из ближайшей округи моментально исчезли с полдюжины преобыкновеннейших субъектов: рабочий, чинивший соседнюю ограду, праздношатающийся клошар, возившийся с клумбами палисадника садовод... Последней отбыла дама буржуазного вида, чинно прогуливавшаяся по улочке с малюсеньким завитым пудельком на серебристом звенчатом поводке.
Когда дама садилась в двуколку, будто нарочно остановившуюся возле нее, из рукава синего платья случайно выпал тяжелый металлический предмет. Успевший обернуться на звук Джералд увидел нечто, силуэтом напоминающее револьвер.
Мадемуазель быстро подняла утерянную вещь, в другую руку схватила собачку, забралась в двуколку и была такова.
Недурна организация у революционеров, ничего не скажешь. Лорду Вулси и компании можно только завидовать конкурентам. Бывшим конкурентам – деньги превращают любого социалиста в самого откровенного буржуа, было бы их в достатке.
В ближайшем обозрении оставалась только одна человеческая фигура, если не считать восседавшей на веранде следующего дома пожилой бюргерши, занятой вязанием. И данная фигура кинулась со всех ног к одинокому Джералду.
– Сэр, как оно, обошлось? Уж не знал, что делать.
– Обошлось, обошлось... Ойген, найди извозчика. На сегодня планируется чрезвычайно много трудов.
– А кто это был? Я боялся, что полицейские.
– Хуже. И, во многом, лучше. Спасибо, что не бросил в одиночестве.
Ойген ответил несколько необычно:
– Мы с Хагеном вас, милорд, не оставим. Мы же видим, что вы не хотите плохого.
«Мы»?! Значит, вот оно как получается...
Когда подъехал дребезжащий и скрипучий экипаж частного извозчика, Джералд забрался на сиденье, бросил вознице монетку в полмарки, и приказал:
– Лихтенберг-штрассе, дом тридцать четыре, гостиница «Бальмунг». И быстрее, пожалуйста.
– Со всем наивозможным тщанием, преподобный отец! – привычно гаркнул кучер в сером картузе. – Сей же момент!
Свистнул короткий бич, и печальная гнедая лошадка поплелась к центру города.
Будь великий композитор Рихард Вагнер хотя бы мимолетно осведомлен о неожиданном продолжении сюжета своей знаменитой оперной тетралогии «Кольцо Нибелунгов», музыкальная история наверняка получила бы несколько иное развитие. Но, увы, господин Вагнер скончался, оставив для потомков прекрасные музыкальные произведения, не имеющие ничего общего с исторической реальностью. Искусство есть искусство – никто ведь не станет обвинять и самого безвестного автора «Песни» в том, что истинная и достоверная сага о драконьем кладе выглядела несколько по-другому, нежели в поэме.
Тимоти вполне беззаботно насвистывал вагнеровскую арию Зигфрида, из оперы с вполне подходящим к нынешнему моменту названием: «Золото Рейна». Монброн подремывал, доктор Курт Шпилер с вялым любопытством поглядывал в окно дорожной кареты, Ойген Реннер хмурился, будто был чем-то недоволен, а Джералд от нечего делать изучал первый попавшийся документ из папки аббата Теодора при свете двух масляных фонарей, висевших по сторонам от пружинного сиденья.
Ничего сверхъестественного в обнаруженном кюре Беранже Соньером манускрипте пока не отмечалось – исписанный вульгатой лист украшали соединенные вместе упоминания одного и того же евангельского эпизода: притчи о колосьях, которые срывали ученики Иисуса в субботу[17] . Настораживало одно – в текст были вставлены более сотни лишних и совершенно ненужных букв, не несущих никакого смысла, к тому же часть символов написана выше строки, другие выделены черточками, точками или насквозь непонятными иероглифами. Шифр? Возможно.
Уяснив, что разобраться с евангельским отрывком прямо сейчас будет невозможно, Джералд взял следующий пергамент. Еще хуже. Написано на неизвестном языке. Если верить аббату, на готском – наречии королевы Гизеллы де Разес. Лорд Вулси знал, что готский язык принадлежит к древнегерманской группе, но является не «матерью», а, скорее, «старшей сестрой» современного немецкого.
– Вер трик хэр эк ком, – Джералд повторил вслух непонятную фразу, которую покойный мистер Роу произнес в ночь, когда господа концессионеры впервые столкнулись с проклятием Фафнира. По словам археолога, так сказала бесплотная тварь, выскочившая из ямы раскопа. Какой язык? Готский?
– «Берегись, я иду»! – вдруг пробурчал встрепенувшийся Ойген.
– Что? – не понял Джералд.
– Так по-немецки звучат эти слова. Я их понимаю, сэр. В памяти всплывают.
– Вот как? – милорд подумал и решительно сунул в руки Ойгена пергамент. – Взгляни, может ты сумеешь прочесть?
– Не-е, – замотал головой австриец. – Я и на германском-то читаю не очень... Только если буквы большие и хорошо напечатаны. А если вы попробуете мне почитать бумагу вслух? Может, сумею узнать наречие?
– Попытайтесь, Джералд! – поддержал Ойгена заинтересовавшийся доктор. – Молодой человек черпает знания из источника, бывшего запертым тринадцать столетий, может быть, Хаген... э... невольно поможет нам?
Лорд Вулси попытался продекламировать несколько первых строк, но Ойген только пожимал плечами. Вероятно, произношение было неверным – уже тысячу с лишним лет на языке вестготов никто не разговаривал.
– Ничего не выйдет, – признал Шпилер через некоторое время. – Фонетика готского гипотетична, хотя это удивительно: про франков, история которых нам известна в мельчайших подробностях мы знаем почти все, но язык подданных династии Меровингов не сохранился – его заменяла римская латынь, а затем норманно-французский. А про бытие вестготов можно узнать только из отрывочных сведений латинских авторов, но благодаря епископу Ульфиле нам достался в наследство их язык. Еще одна историческая загадка.
– Хотите сказать, что в мире ничего не происходит просто так, и словарь готов еще потребуется грядущим поколениям? – усмехнулся Джералд. – Зачем же? Народа готов не существует, его наречием не пользуется никто, кроме университетских профессоров-лингвистов...
– Не забудьте, милорд, что каждый язык несет в себе отрывки древних знаний, своеобразную магию, – В непонятной уверенностью ответил Шпилер. – Помните сочинения литератора Гюстава Майринка, оживившего старинную богемскую легенду о глиняном человеке, Големе? Голема создал пражский раввин Иегуди Леон Бен-Бецалель в начале XVII века – глиняный болван оживал оттого, что статуе вкладывали в рот свиток с тайным заклинанием, составленным из определенных букв еврейского алфавита. Иудеи придают огромное значение слову и разнообразию чисел – есть даже такая эзотерическая наука... э... наверное, более псевдонаука: каббалистическая нумерология. Евреи верят, что познав нужное сочетание букв или цифр, можно достичь почти божественного величия. Если таковое возможно в языке древних обитателей Палестины, то почему нельзя использовать похожий принцип в английском, немецком или любом из других языков? Готский, кстати, немногим старше еврейского... И не забудьте Святое Писание: «В начале было Слово». Мир создан именно посредством слова.
– Хорошо, хоть не телеграммы... «Да будет свет тчк подробности письмом». Мы все глубже погружаемся в омут мистики, – сокрушенно вздохнул милорд. – Господи, как я надеюсь на то, что наш опасный груз достигнет Парижа без приключений.
– А я бы плюнул на груз с Печальной Клизмы[18] и рассчитывал на отсутствие приключений у нас лично, – прокомментировал Тимоти, закончив концерт Вагнера a’capella. – Джентльмены, не забудьте, мы доселе на землях Великогерманского рейха. Франция на траверзе, но я боюсь неожиданностей. Хотя, как говаривал Билли Шекспир, «ну и переполох, когда подвох наткнется на подвох»...
17
Лука, 4: 1–5; Матфей, 12:1–8; Марк, 2: 23–28.
18
Весьма расхожее название Эйфелевой башни в Париже, которую в начале XX века почитали исключительно безобразным сооружением, портящим облик столицы Франции.
- Предыдущая
- 43/74
- Следующая