Аутодафе - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/93
• Следующая

Он махнул рукой, проклиная недоумков, повздоривших с Братством.

Край был покинут, хотя, как мне показалось, — у страха глаза велики. Ни в первый, ни во второй день пути мы не видели ни одной темной души.

Но люди ушли — и их место заняли иные существа.

Мы встретили искровика в поле, ухающего, точно филин, и машущего нам четырьмя черными руками. Пятерых скирров, выбравшихся из-под земли, чтобы забраться на ближайшую мельницу и украсть из нее тяжеленный жернов, который теперь они едва-едва тащили, грубо сквернословя и брызгая слюной. Лохматого ожегуя, отливавшего в кустах, и прочих представителей разношерстного племени, которые совершенно не стоили того, чтобы их упоминать.

К полудню третьего дня пути на дорогу выбрался матерый кабан, клыки и глаза которого пылали бирюзовым пламенем, а восседавшая у него на загривке обнаженная девочка имела крайне отталкивающий вид. Тощая, с бритым черепом, верхняя часть которого отсутствовала, словно ее снесла мушкетная пуля. Над окровавленной дырой клубился темно-синий дым, а из уголков оскаленного рта все время сочилась черная кровь.

— Визаган, забери его Вельзевул, — тихо произнес Рансэ, глядя куда-то поверх головы всадницы.

— Чего тебе? — спросил я у иного существа, вытаскивая из седельной сумки пистолет.

Как и мой спутник, я не спешил смотреть ей в глаза, изучал придорожные лопухи, отмечая местонахождение визагана лишь уголком зрения.

— Люди ушли, — мерзко просипел «ребенок», вцепляясь ручонками в жесткую кабанью шерсть. — Моя земля. Мои поля. Мой лес. Земли моих предков снова без смрада человечины.

— Пусть так и остается, — равнодушно ответил ей Рансэ. — Мы едем своей дорогой. Ты и твои земли нам неинтересны.

Она хищно зашипела, и страж, следуя моему примеру, достал пистолет.

— Ты знаешь, кто мы.

— Знаю. Убийцы тьмы!

— Тогда должна знать, что мы, в отличие от других, так просто не сдадимся. Иди с миром, пока не поздно.

— Весь ваш род проклят. Когда-нибудь вы сгинете, и вся земля, вода и даже небо будут моими!

Она не стала с нами связываться, и кабан, подчиняясь ее приказу, тяжелой поступью направился к лесу.

— Надо было ее все-таки пристрелить, — с ненавистью произнес Рансэ, когда опасность миновала.

— Ну, ее мы, положим, отправили бы в ад, а с кабаном что делать? Здесь нужно хорошее копье, а не шпага. Он бы прикончил лошадей, а при удаче — и нас. Ну, ее к черту, — сказал я.

Визаганы — одни из самых мерзких и агрессивных тварей. Людей они любят только в виде обеда на своем столе, в особенности если тот, с кого срезают мясо, все еще жив. К тому же их странная магия подчинения, стоит лишь посмотреть им в глаза, еще та головная боль, когда ты пытаешься противостоять им.

— Ты прав, — вздохнул Рансэ. — Давай поедем быстрее, пока ненависть не заставила гниду забыть об осторожности.

Вновь начались заброшенные деревни с запущенными виноградниками и фруктовыми садами, которые совсем недавно отцвели.

— Ты здесь бывал? — спросил я у Рансэ, видя, как он безошибочно привел меня к колодцу.

— Неоднократно, — кивнул он, вращая ворот. — Это самая короткая дорога в Руже. Остановимся на ночевку здесь.

— Стемнеет только через два часа.

— Дальше пойдут неприятные места, и я хотел бы проехать их при свете дня, а не в сумерках или того хуже — ночью.

— Боишься не справиться с темными душами? — откликнулся Проповедник, который до этого, перегнувшись, смотрел на дно колодца, где маслянисто плескалась вода.

— Да, боюсь, говорливая душа.

Я кивнул:

— Ладно, давай остановимся здесь. Этот дом нам подойдет. Он кажется вполне целым, к тому же ворота на месте, можно запереть на ночь.

— Проверь его, а я пока нарисую вокруг парочку фигур на всякий случай.

В сенях валялась опрокинутая лавка и было очень темно, а в единственной комнате, углы которой затянуло паутиной, пахло сыростью, пылью и гнилым луком. Окна оказались разбиты, и дешевое, непрозрачное стекло валялось на потемневших досках, старая лежанка сломана, стол перевернут набок. То ли хозяева уходили в спешке, то ли мы не первые постояльцы, и здесь уже кто-то успел побывать до нас.

Люк погреба оказался распахнут, что меня сразу же насторожило. Внизу властвовала кромешная темнота. Я прислушался — ни шороха, ни звука. Пугало, забравшееся в дом вместе со мной и проверявшее глиняные крынки, покосилось на меня, подошло к краю, спрыгнуло вниз, пошуровало там, что-то с грохотом уронив, и, разочарованное, выбралось наверх. Никого. Тем лучше. Я опустил крышку и задвинул щеколду, а затем, немного подумав, притащил из сеней лавку, одним концом уперев ее в пол, а другим — в низкий потолок, на тот случай, если кто-нибудь все-таки полезет, и щеколда не поможет.

— Сделано, — сказал Рансэ, втаскивая обнаруженную в сарае вязанку хвороста.

Пока он неспешно разводил огонь, я расстелил свой шерстяной плащ на полу и начал раскладывать имевшуюся у нас еду. Пугало забралось на чердак и теперь шуршало у нас над головой, пугая мышей и мелочь из иного народа.

В сумерках объявился Проповедник, заглянул в комнату через окно и недовольно провозгласил:

— Людвиг, я едва не угодил в вашу фигуру. Мог бы и предупредить!

— Она для тебя неопасна. — Рансэ подбросил хвороста в очаг. — Иначе ты бы уже не мог выражать свое неудовольствие.

— И не сказал вам, что видел темную душу.

— Далеко? — поинтересовался я.

— Не близко. Выползла на дорогу, после того как вы там проехали.

— За нами не идет?

— Нет.

— Ну и бес тогда с ней, — не поднимая головы, произнес Рансэ. — Не возвращаться же ради нее. Людей поблизости все равно нет, так что ей поживиться будет нечем.

Мы поужинали, и лицо у Рансэ было усталым и мрачным, никакого намека на прежнюю живость. Проповедник сидел возле очага, едва не сунув голову в пламя, наблюдал за пляшущими огоньками и на память читал Евангелие от Иоанна, но так тихо, что я едва мог различить отдельные слова.

Далеко-далеко в ночи завыли волки. Я вышел на улицу, проверил, в порядке ли наши лошади, постарался их успокоить. Сюда зверье не полезет — скоро лето, еды вокруг полно, но на всякий случай мы все-таки заперли хлипкие ворота, подперев их бревном.

Двор был темен и пуст, во всяком случае, так мне показалось на первый взгляд. Затем во мраке, у входа в сарай, вспыхнули маленькие желтые глазки.

— Человек, — с ужасным акцентом произнес неизвестный, который, судя по всему, не отличался большим ростом, — хочешь, за лошадками присмотрю?

— Дай мне тебя рассмотреть, — сказал я ему.

Он неохотно выполз на более светлый участок двора. Это был домашний дух, как называли иных существ из этого племени. Небольшой, величиной с ботинок, с гротескной головой, обезьяньим личиком, покрытый желтоватой шерстью.

— А умеешь?

Он кивнул:

— Раньше, когда здесь жили ваши, присматривал. Это теперь все ушли, и я без дела.

— Что хочешь за работу?

— Мне бы хлебушка, — неуверенно ответило иное существо. — Давно его не пробовал.

Я сходил в дом, взял ломоть хлеба, отломил кусок копченой колбасы и, отрезав сыра, вернулся во двор.

— Спасибо, — сказал дух, принимая плату, которая должна была насытить его на неделю вперед. — Все сделаю.

— Кого-то из иных решил задобрить? — поинтересовался у меня Рансэ, когда я вернулся в комнату.

— Да. Он присмотрит за лошадьми.

Страж согласно склонил голову, и я спросил:

— Как мы проникнем на территорию университета?

— Это легко. Гораздо сложнее шарить по подвалам и обстукивать стены. Такие вещи всегда привлекают внимание. Два самых старых корпуса расположены в парке. В них и будем искать.

— Дурацкий план, — оценил Проповедник.

— Иного у нас все равно нет.

— Чудесно. — Я потер глаза. — Так как мы попадем в университет?

— Я неплохо фехтую, и меня уже приняли на должность маэстро для младших курсов. Есть дело и для тебя.

• Предыдущая
• 21/93
• Следующая