Олешек - Цюрупа Эсфирь Яковлевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/17

— Не Валерка? — возмутился Николай Иванович, притопнул лохматым сапогом под столом и наступил на ложку. — Не он? Да знаете, сколько он там бед натворил? Пылесос испортил, кран открыл — помещение затопил. Мы бы и не дознались, кто виновник, так ведь он топал в новеньких калошах, оставил следы пупырями по всему дому! А потом и калоши там бросил. То ли его кто спугнул и он струсил…

— Не трус он, не трус! Он может даже на самую высокую ёлку залезть! — сказал под столом Олешек и попытался вытащить из-под сапога ложку.

— А ты меня не толкай, защитник! — сердито откликнулся Николай Иванович. — Нет, довольно с меня, хватит! Отправлю племянничка обратно домой. Пусть с ним там мать как хочет справляется.

Тогда заговорила мама.

Олешек сразу понял, что мама не спокойна, её голос звенел и вздрагивал:

— Неверно вы делаете, Николай Иванович! Нельзя Валерку домой отсылать. Вы же сами говорили: отец умер, у матери на руках ещё четверо ребятишек. Тяжело ей всех обуть, одеть, выучить. Я вот тоже сыну всё время говорила: «Не водись с Валеркой!» А сын мне правильно, как настоящий человек, ответил: «Ему ж одному без всех плохо!»

Тут Николай Иванович как расхохочется, даже посуда на столе звякнула.

— Это который же настоящий человек? Который под столом сидит?

— Да, — твёрдо сказала мама. — И нужно нам с вами всем вместе Валерке помочь!

И тогда, расталкивая толстые, лохматые сапоги Николая Ивановича, Олешек вылез наружу. В руке он сжимал ложку.

— Это я открыл кран! — громко сказал Олешек прямо в лицо Николая Ивановича. — Я сам сломал пылесос. Сам ходил в Валеркиных калошах, а он их просто там забыл. И я один наследил пупырышками.

Вернулся с чайником папа. Он не слышал слов Олешка и продолжал начатый разговор. Он сказал Николаю Ивановичу:

— Валерий ваш ни при чём, можете мне поверить! Виноват тут другой. А не объявится виновник, так мы его разыщем и вытащим за ушко да на солнышко! Хуже нет тех людей, которые свою вину перекладывают на других. Не хотел бы я с таким человеком работать или в разведку ходить. — И он посмотрел на Олешка совсем чужими, незнакомыми глазами.

Но мама крепко прижала к себе стриженый круглый затылок сына и ответила папе:

— Можешь идти с ним в разведку, отец. Он всё рассказал.

Папа сразу подошёл к Олешку и сильной ласковой рукой поднял к себе его лицо.

— Зачем ты попал туда? — спросил папа.

— Я маме твою записку носил.

— Сынок, — ахнула мама, — да ведь я-то сторожила не дом, а детский сад, где ремонт идёт!

— Тебе, верно, страшно было одному ночью? — спросил папа.

Олешек молча кивнул.

— Но я всё-таки сперва не удрал! — сказал он.

И тогда папа посадил Олешка к себе на колено.

Но Николай Иванович не успокоился. Он стал весь красный — даже уши, даже лысина — и закричал тонким голосом:

— А где доказательства? Может, он просто товарища выгораживает?

— Вот доказательства, — ответила мама и достала с комода записку, а из Олешкиного кармана — рукавицу. — Их вынули из пылесоса и отдали мне.

Олешек соскочил с отцовского колена.

— Сейчас! — крикнул он. — Сейчас принесу! — и помчался на кухню.

Там он выковырял карандашом из потайной щёлки слипшийся синий лоскуток. Маленький этот комочек выскользнул из его пальцев и упал прямо в угол, на луковицу, которая одиноко сидела в темноте за плитой, рядом с сачком для мальков и деревянной лаптой.

Олешек наклонился поднять его и увидел: луковица проросла! Здесь, в тепле, она выставила наружу светло-зелёный росток, остренький, как клюв.

— Тюльпан! Ты всё-таки вырос! — сказал Олешек и засмеялся от радости.

Он бережно сунул луковицу с зелёным клювиком к себе на грудь, за клетчатую рубашонку. Тюльпан ведь растение южное, ему нужно тепло!

Когда Олешек вошёл в комнату, мама и папа увидали, что и ясные глаза его, и остренькие белые зубы, и наморщенный от смеха нос светятся радостью.

— Вот! — счастливо сказал Олешек и протянул Николаю Ивановичу смятый лоскуток с серебряным цветком. — Только я его мамиными кривыми ножницами вырезал, потому он немножко неровный…

— Теперь всё понятно, — сказала мама. — А я-то голову ломала, как он умудрился такую дырку выдрать на лыжных штанах?

Поезд шёл через реки и горы, по лесам и степям к морю. Он двинулся в путь от московского вокзала в морозный денёк. Но чем дальше к югу, тем жарче согревало солнце крыши вагонов, и скоро пассажиры стали открывать окна, и тёплый душистый ветер залетал в них с весенних просторов земли.

В купе ехал седой лётчик. А перед ним, повернувшись зелёным клювиком к летящему за окнами свету и ветру, сидела на столике обыкновенная луковица.

Кроме лётчика, в купе ехали ещё разные пассажиры. Один из них распаковал чемодан, достал всякую еду, раскрыл складной нож и вдруг спросил:

— А что, товарищ лётчик, не разрежем ли мы вашу луковицу, а? Хороша была бы закуска.

Тогда седой лётчик тоже открыл чемодан и тоже достал всякую еду.

— Вот, — сказал он, — кушайте, пожалуйста, что хотите! А луковицу не отдам. Ни за что. Её мне один человек подарил. Из неё вырастет тюльпан.

Все пассажиры засмеялись:

— Что вы, товарищ лётчик! Вы, наверное, в цветах плохо разбираетесь! Это ж обыкновенная луковица.

— В цветах я разбираюсь, — сказал лётчик. — А еще лучше разбираюсь в людях. И знаю: если настоящий человек захочет, так тюльпаны будут расти из простых луковиц.

• Предыдущая
• 17/17