Сладкая месть - Мартин Кэт - Страница 5
- Предыдущая
- 5/78
- Следующая
— Меня звать Элайза, — сказала девушка, подходя к Джоселин, чтобы застегнуть пуговицы.
— Мое имя Джо.
Странно было снова говорить мягким изысканным тоном. Среди своих уличных друзей она старательно уничтожала лоск, который многие годы прививал ей отец. А теперь она обнаружила, что приятно играть роль леди — пусть всего один вечер.
Но, странное дело, это было сложнее, чем она ожидала. После того, как она много месяцев говорила лишь на уличном арго, этот акцент прорывался в самые неожиданные моменты, особенно если она сердилась или волновалась.
Джоселин посмотрела на прелестное желтое платье. Скроенное по последней моде, с завышенной талией, с глубоким декольте и маленькими рукавчиками-фонариками, платье подчеркивало ее гибкую фигуру и изящные изгибы ее тела.
Оно оказалось почти впору, обнаружила Джо, когда горничная застегнула последнюю пуговицу.
— Пойдите-ка, посмотрите на себя, — сказала Элайза.
Джоселин подошла к зеркалу, намереваясь посмотреть на себя, хотя и знала, что не следует этого делать, но тут заметила длинную желтую атласную ленту, все еще лежавшую на кровати. Она взяла ее, почувствовав мягкую и такую женственную ткань, что у нее задрожали руки.
Это заставило ее вспомнить те времена, когда такие безделицы были для нее в порядке вещей. Ей стало неуютно при мысли, что Стоунли был столь заботлив, что принес даже ленту.
— Позвольте, я повяжу ленту вам на голову, — предложила Элайза.
Джоселин колебалась только мгновение.
— Хорошо, — согласилась она, подошла к сиденью возле мраморного туалетного столика, взяла серебряную щетку, чтобы расчесать только что вымытые волосы, а потом позволила Элайзе пропустить между локонами ленту и завязать ее на макушке.
— Все, мисс?
— Да, спасибо, Элайза.
Когда горничная оставила ее одну, Джо подошла к зеркалу. Она выглядела прелестно. Очаровательно до боли. Конечно, она просто не может быть той молодой леди в зеркале. Но тем не менее ото так, и, впервые за многие месяцы, у нее в горле встал комок.
Как давно она не надевала женского платья? Два долгих мучительных года. Два года, которые она провела в сточных канавах, страдая от холода и голода. Два года в потертых обносках, купленных у старьевщика за гроши, вытащенные у пьяницы из кармана.
Даже живя дома она не носила столь дорогих вещей, хоть и одевалась вполне мило. Она сама шила свои платья, помогая в занятиях некоторым ученикам отца, чтобы заработать на ткань. И ее отцу это всегда нравилось, «У тебя нет хорошего приданого, дитя мое. Мы не достаточно богаты, чтобы ты могла выйти замуж так, как того заслуживаешь, но у тебя благородное воспитание и врожденная красота и грация. А твоему лицу и фигуре может позавидовать половина высокородных лондонских леди».
Она, казалось, видит его дорогое, милое лицо, слышит мягкие слова поддержки и любви. Одна лишь мысль о нем заставила боль у нее в горле стать еще сильнее, а воспоминания о потерях сделала острее.
Решимость Джоселин возросла. Стоунли привел их к этому плачевному концу. Стоунли в ответе за всю эту боль, за все ужасные несчастья, которые обрушились на нее после смерти отца.
И какую бы незначительную толику достойного поведения не обнаружила она в виконте, положения вещей это не меняло. И сегодня, если Бог поддержит правый суд, Джоселин заставит его заплатить за все.
— Добрый вечер, ваше сиятельство.
Рейн позволил себе медленно рассматривать ее, обращая внимание на мягкие линии груди и на изящество походки. Он медленно улыбнулся.
— А что случилось с сорвиголовой, которую я оставил наверху?
— Можете быть уверены, что она здесь, но пока отдыхает.
— Кошка убрала когти?
— Что-то вроде этого.
— Не желаете ли стаканчик шерри, или лучше наливку?
— Я предпочла бы флип, но, полагаю, мне следует остановиться на шерри.
Рейн усмехнулся.
— Флип? Эль, бренди и сахар. Питье для матроса.
Он налил шерри из графина, стоявшего на резном столике из розового дерева, и протянул ей хрустальный бокал на высокой ножке.
— С вами явно не соскучишься, мисс Смит.
— Мое имя Джоселин. Раз уж сегодня вечером я играю роль леди, я предпочла бы, чтобы вы называли меня так.
— Хорошо… Джоселин. — Он всмотрелся в ее лицо. — Если это действительно ваше имя, то оно может быть своего рода намеком на то, что происходит.
— Сомневаюсь, чтобы вы вспомнили.
— Ты хочешь сказать, что мы знакомы? Но тогда бы я вспомнил.
— Нет, мы не знакомы.
— Ну раз уж мы в такой сердечной обстановке, почему бы тебе не звать меня Рейном?
Она отпила глоток шерри.
— Почему бы и нет? Насколько я помню, я давала тебе и худшие имена.
При этих словах он рассмеялся, вспомнив их драку в экипаже.
— И правда. — Он взболтал бренди в своем бокале. — Хочешь есть? У кухарки было мало времени, но, полагаю, стол будет получше того, к чему ты привыкла.
Она на мгновение погрустнела.
— Я уверена, что это так.
Рейн проводил ее к диванчику перед мраморным камином, и они оба сели.
— Ты очаровательно выглядишь сегодня вечером. Это платье подходит тебе даже лучше, чем я воображал.
Ее изящные пальцы погладили ткань. Рейн заметил, что ее ногти коротко подстрижены и под ними нет грязи.
— Благодарю. Платье очень красиво.
— Раньше, когда я заговорил о трапезе, которую нам предстоит разделить, о чем ты задумалась?
— Я не понимаю, о чем ты, — она прикрыла глаза густыми ресницами.
— Думаю, ты все поняла, — он никогда не видел таких ярких голубых глаз.
— Я подумала о моих друзьях и о тех людях, с которыми я жила на улице, — она взяла в руки дорогую вазу клуазонне, стоявшую на чиппендейловском столике рядом с софой. — Я подумала об этом доме и о дорогих вещах, хранящихся в нем. О том, что этот кусок стекла смог бы прокормить многих из них в течение нескольких лет.
Он взболтнул темную жидкость в своем бокале, потом отпил вина.
— Странно беспокоиться о чьих-то условиях жизни, если за несколько часов перед этим пытаешься отнять у человека жизнь.
Она подняла на него холодные голубые глаза.
— Тебе должно быть ясно, что я считаю тебя не принадлежащим к остальному человечеству.
Его лицо напряглось. Он насмешливо отдал честь бокалом и отпил бренди. Бокал громко звякнул, когда он поставил его на столик перед собой.
— Из того, что ты говоришь, я понял, что роль, которую ты играешь, маска лишь отчасти.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что ты безусловно леди, получившая определенное воспитание, хоть ты и хочешь заставить меня поверить, что живешь вместе с теми двумя бродягами, которые сопровождали тебя сегодня.
— Это моя семья. Благодаря тебе, другой у меня не осталось.
шил.
Рейн стукнул по подлокотнику.
— Черт возьми, что же, по-твоему, я сделал?
— Какая вам разница, ваше сиятельство? Или ваши преступления столь многочисленны, что вы не можете их все упомнить?
— Насколько я знаю, я не совершал никаких преступлений. Разве что вы имеете в виду преступления, совершенные во время войны.
Джоселин удивилась.
— Вы были на войне?
— Да, я был армейским полковником.
— Человек выполняет свой долг, защищая родину.
Тогда расскажи мне, что, по-твоему, я совершил.
Джо опустила бокал на столик и встала.
— Раз мне не удалось тебя убить и теперь я твоя пленница, я бы хотела последовать твоему совету и что-нибудь съесть.
Рейн тоже встал. Когда она пошла к двери, он схватил ее за руку.
— Ты, очевидно, разумная женщина, Джоселин. Так почему бы тебе не сказать мне, в чем дело?
— Я так и сделаю… когда придет время. Рейн выпятил челюсть, готовый сорваться.
— Если ты не хочешь, чтобы с тобой что-нибудь случилось, лучше скажи сейчас.
Ее глаза вспыхнули голубым пламенем, руки сжались в кулаки.
— Катись к черту, ваше сиятельство. Рейн еще крепче сжал ее руку.
— Там слуги. Я советую тебе следить за своим злым языком. Я хозяин в этом доме. Расплата за дурное поведение будет быстрой и тяжелой, и как бы я ни поступил, меня никто не осудит. Ты поняла?
- Предыдущая
- 5/78
- Следующая
