Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света) - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 66
- Предыдущая
- 66/228
- Следующая
Черная Птица была самой большой галерой Дозора. Штормовая корона и Коготь были быстрее, объяснил мейстеру Эйемону — Коттер Пайк в Восточном Дозоре, но они все были боевыми кораблями — узкими, быстрыми хищными птицами, у которых гребцы сидели на открытой палубе. Черная Птица была лучшим выбором для неспокойных вод узкого моря за Скагосом. — Там часто бывают штормы. — Предупредил Пайк. — Зимние штормы хуже, но осенние — чаще.
Первые десять дней, пока Черная Птица пересекала Тюлений залив, никогда не удаляясь за пределы видимости берега, было еще ничего. Когда дул ветер становилось холодно, но в соленом воздухе было нечто бодрящее. Сэм почти не мог есть, и когда ему удавалось что-то через силу запихнуть внутрь, оно не желало оставаться там надолго, но в остальном все было не так уж плохо. Он как мог пытался поддержать бодрость духа Джилли и быть с ней насколько возможно приветливым, но это давалось с трудом. Она не выходила на палубу, не важно, что он ей рассказывал, и, кажется, предпочитала сидеть с сыном в темноте. Мальчику же корабль тоже нравился не больше, чем матери. Если он не плакал, то срыгивал материнское молоко. У него постоянно болел живот, отчего он все время страдал от поноса, который пропитал все меха, в которые заворачивала его Джил, чтобы сохранить его в тепле. Из-за этого в каюте стояло постоянное зловоние. Не имело значение, сколько благовонных свечей зажигал Сэм, запах детских испражнений никуда не пропадал.
На свежем воздухе было куда лучше, особенно когда Дареон начинал петь. Певец познакомился со всеми матросами Черной Птицы, и пел для гребцов за работой. Он знал все их любимые песни. И печальные, вроде «Дня, когда повесили Черного Робина», «Плач Русалки», и «Осень моей жизни», и героические, вроде «Железных копий», «Семь мечей для семи сыновей», и похабные, как «Ужин миледи», «Ее нежный цветочек», и «Мегги была веселой девицей, веселой девицей Мегги была». Когда он запел про «Медведя и прекрасную деву», к нему присоединились все гребцы, и Черная Птица, казалось, полетела над волнами. Пусть Дареон был неважным фехтовальщиком, о чем Сэм знал по совместным тренировкам у Аллистера Торне, зато у него был прекрасный голос. — Гром, покрытый медом. — Назвал его однажды мейстер Эйемон. Он играл на деревянной арфе и на скрипке, и даже писал собственные стихи… хотя Сэму они не показались хорошими. И все же, было здорово сидеть и слушать, хотя сундук был такой твердый и колючий, что Сэм был почти рад, что у него такой пухлый зад. — «Куда бы ни отправился толстяк, он всегда носит свою подушку с собой», — подумал он.
Мейстер Эйемон тоже предпочитал проводить время на палубе, обернувшись меховой шкурой и уставившись в морскую даль.
— На что он смотрит? — Однажды удивился Дареон. — Для него наверху одинаково темно, как и внизу в каюте.
Старик его услышал. Хотя глаза Эйемона были слепы и ничего не видели, с ушами у него было все в порядке.
— Я слеп не от рождения. — Напомнил он. — Когда я в последний раз плыл этим путем, я видел каждый камень, дерево и горную вершину, видел серых чаек, взлетающих при нашем приближении. Мне было тридцать пять и я был мейстером уже шестнадцать лет. Эгг хотел, чтобы я помог ему править, но я знал — мое место здесь. Он отправил меня на север на борту Золотого Дракона, и настоял, чтобы его друг сир Дункан доставил меня в целости и сохранности в Восточный Дозор. Ни один рекрут не прибывал на Стену с такой помпой с тех пор, как Нимерия отправила в Дозор шесть королей в золотых оковах. Егг тоже опустошил темницы, чтобы я не должен был приносить свои обеты в одиночестве. Он назвал их моей почетной стражей. Один из них был не кто иной как Бринден Риверс. Позднее его выбрали лордом командующим.
— Кровавый ворон? — переспросил Дареон. — Я знаю о нем песню. Она называется «Тысяча и один глаз». Но я думал, он жил сто лет назад.
— Как и все мы. Когда-то я был молод как и ты. — Это, видимо, навеяло на него грусть. Он закашлялся, закрыл глаза, и заснул, покачиваясь в своих мехах с каждой волной, налетавшей на корабль.
Они плыли под серым небом на восток, на юг и снова на восток, огибая Тюлений Залив. Капитан — седой брат с животом похожим на бочку эля, носивший черное такое замызганное и выцветшее, что команда прозвала его Старыми Солеными Лохмотьями. Он редко открывал рот. Для этого у него был старший помощник, разражавшийся в соленый воздух сотней проклятий, если стихал ветер или табанили гребцы.
Они ели жидкую овсянку на завтрак, крутую овсяную кашу на ужин, заедая ее солониной, соленой треской или бараниной, и запивали все элем. Дареон пел песни, Сэма тошнило, Джилли плакала и нянчила ребенка, мейстер Эйемон спал и дрожал, а ветры становились холоднее и пронзительнее с каждым прошедшим днем.
И даже несмотря на это, это было отличное путешествие, в отличие от последнего, предпринятого Сэмом. Ему было не больше десяти, когда он отправился в плавание на галеасе лорда Рэдвина Королева Арбора. Корабль был в пять раз больше Черной Птицы и прекрасен. У него было три огромных паруса и ряды весел, сверкавшие на солнце золотом и белым. Когда они разом поднялись и упали, и корабль отправился в Старый город, у Сэма захватило дух… но это было единственное доброе воспоминание о путешествии через пролив Рэдвина. Потом, как и сейчас, его затошнило к разочарованию его лорда-отца.
И когда они добрались до Арбора, все стало еще хуже. Близнецы лорда Рэдвина невзлюбили Сэма с первого взгляда. Каждое утро они находили новый способ его унизить на тренировочном дворе. На третий день Хорас Рэдвин заставил его визжать как свинью, когда он просил о пощаде. На пятый его брат Хоббер переодел в свои доспехи девочку-поваренка и заставил ее бить Сэма деревянным мечом, пока он не заплакал. Когда же она открылась, все сквайры, пажи и конюхи покатились со смеху.
— Мальчика нужно немного подготовить, вот и все. — сказал его отец лорду Рэдвину той ночью, но тут откликнулся дурак лорда Рэдвина:
— Да, немного перца, гвоздики, яблоко в рот и жарить до готовности. — С того дня, лорд Рэндил запретил Сэму есть яблоки, пока они находились под крышей Пакстера Рэдвина. На обратной дороге его снова тошнило, но обратный путь вел к дому, поэтому он почти радовался вкусу рвоты во рту. Но радость закончилась, когда они прибыли на Роговый холм, и его мать сказала ему, что его отец не собирался забирать его домой. — Вместо тебя должен был прибыть Хорас, а ты должен был остаться в Арборе в качестве пажа лорда Пакстера и его кравчего. Если б ты ему понравился, тебя бы обручили с его дочерью. — Сэм по сей день помнил мягкое прикосновение материнской руки, вытершей ему слезы клочком кружев, смоченным слюной. — Мой бедный, бедный Сэм. — Шептала она.
«Будет здорово увидеть ее снова», — думал он, вцепившись в леер Черной Птицы, глядя как волны разбиваются о каменный берег. — «Если она увидит меня в черном, то возможно даже станет мной гордиться».
— Я стал мужчиной, мама. — Скажу я ей. — Стюартом и братом Ночного Дозора. Мои братья иногда зовут меня Сэм Смертоносный. — Он представил своего брата Дикона и сестер. — Вот видите, — скажу я им. — Видите. В конце концов, и я чего-то добился.
С другой стороны, если он отправится на Роговый Холм, там может оказаться отец.
При этой мысли его желудок вновь взбунтовался. Сэм навалился на планшир и его вырвало, но теперь не против ветра. В этот раз он выбрал правильный борт. Он добился в проявлении морской болезни определенных успехов.
Или он так думал, пока Черная Птица не ушла за пределы видимости берега и повернула прямо на восток через залив к берегам Скагоса.
Массивный и скалистый остров находился прямо в устье Тюленьего залива. Суровая и неприветливая земля, населенная дикарями. Сэм читал, что они жили в пещерах и в мрачных хижинах, прилепленных к утесам, и выступали на войну на больших лохматых единорогах. Слово «скагос» — на древнем языке означало «камень». Скагосцы называли себя каменнорожденными, но их соседи северяне звали их скаггами и не испытывали к ним нежных чувств. Всего сто лет назад Скагос восстал. На его подавление ушло много лет и отняло жизнь у лорда Винтерфелла и сотен верных ему людей. В некоторых песнях говорится, что скагги — каннибалы. Возможно их воины пожирают сердце и печень поверженных врагов. В древние времена, скагги приплыли на соседний остров Скейн. Они завладели женщинами, убили всех мужчин и съели их прямо на берегу, чтобы отпраздновать то, что было оставлено на ночь. С тех пор на Скейне нет ни души.
- Предыдущая
- 66/228
- Следующая
