Увертюра к смерти - Марш Найо - Страница 33

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая

— И потом, — продолжал Генри, — ты с таким же успехом можешь высказаться против меня. Если бы я полагал, что сумею незаметно убить кузину Элеонору, то — не боюсь сказать этого — я рискнул бы. И могу предположить, какое сильное искушение испытывал господин Коупленд после того, как она…

— Генри!

— Но, отец, дорогой, господин Аллен собирается выслушать все местные сплетни, если он до сих пор ещё этого не сделал. Конечно, господин Аллен будет подозревать каждого из нас по очереди. Даже сама дорогая кузина Элеонора не находится вне подозрений. Она могла специально сделать себе нарыв на пальце. Или обмануть нас. Почему бы и нет? У нас же было много грима. Тогда она, пожалуй, немного переусердствовала, но это вполне могло быть притворство.

— Ненужная и опасная болтовня! — опять закричал Джоуслин. — Ей же было чертовски больно. Я знаю Элеонору с детства, и до этого ни разу не видел, чтобы она плакала. Она — Джернигэм.

— Если она и плакала, то большей частью от досады, что не сможет исполнять “Венецианскую сюиту”, если вы хотите знать моё мнение. Это были слезы от злости, и только такие можно выжать из глаз Элеоноры. Разве она плакала, когда ей удаляли жёлчный пузырь? Нет. Она — Джернигэм.

— Успокойтесь, сэр! — крикнул Джоуслин. Было видно, что он еле сдерживался.

— Насколько я понимаю, единственный человек, который точно вне подозрений, это — бедная старая Идрис Кампанула. О, Боже!

Аллен, наблюдая за Генри, увидел, как сильно тот побледнел и отошёл к окну.

— Ну, ладно, — сказал Генри, глядя в окно. — Надо что-то делать. Невозможно целый день только и думать об одной безвременно ушедшей от нас старой деве. В некотором роде в этом есть даже что-то забавное.

— Что-то подобное я чувствовал на войне, — заметил Аллен. — Как говорят в водевилях, я вынужден смеяться. Довольно частая ответная реакция на шок.

— Выходит, я был чрезвычайно банален, не более, — едко отозвался Генри.

— Значит, вы не знаете, заходил ли к вам кто-нибудь вчера утром в ваше отсутствие? — спросил Аллен после довольно значительной паузы, пока оба Джернигэма собирались с мыслями и были в состоянии продолжить разговор.

— Я спрошу у прислуги, — важно сказал Джоуслин и вызвал Тэйлора.

Но, как Аллен и ожидал, показания слуг были абсолютно неубедительными. Фактически никто не звонил в парадную дверь, но, с другой стороны, кто угодно мог войти в кабинет и заниматься там чем угодно. Слуги подтвердили то, что говорили Джоуслин и Генри о своих передвижениях, и Тэйлор вспомнил, что видел, как мисс Прентайс вернулась в пятницу около четырех часов вечера. Когда последняя горничная была отпущена, Аллен спросил, как давно они все работают в Пен Куко.

— О да, — сказал эсквайр. — Вне всяких сомнений, они к этому делу не имеют никакого отношения. Ни мотивов, ни возможностей.

— Да и ума не хватило бы, — подхватил Генри.

— И вдобавок к этому, — сказал Аллен, — они обеспечили друг другу алиби на целый день до тех пор, пока они все большой группой не пошли в ратушу в семь тридцать.

— Насколько мне известно, — сказал Генри, — после этого развлечения кухарку три раза вырвало по дороге домой, а сегодня утром, отец, мне сообщили, что чистильщик обуви исцарапал отвороты твоих охотничьих сапог.

— Хорошенькое дело! — сердито начал Джоуслин. Аллен перебил:

— Вы сказали мне, что водяной пистолет никак не мог быть заменён на револьвер вчера утром.

— Если только это не было сделано под щебетание девиц из Молодёжного общества и в присутствии большей части труппы, — добавил Генри.

— А после полудня?

— Ратуша была закрыта, а ключ находился не в доме ректора, как обычно, а был спрятан за наружной туалетной комнатой. Достаточно своеобразно, — заметил Генри. — Дина придумала этот тайник и объявила о нем на репетиции. Кузина Элеонора была слишком измождена, чтобы возражать. Об этом знали только исполнители пьесы. Насколько я знаю, днём туда заходили только Темплетт и миссис Росс.

— Генри, а что вы делали? — спросил Аллен.

— Я пошёл прогуляться на Клаудифолд. По дороге мне никто не встретился, — сказал Генри, — и я не могу доказать, что там был.

— Спасибо, — мягко произнёс Аллен. — А вы, сэр?

— Я обходил конюшни с Румбольдом, моим ординарцем, — сказал Джоуслин, — а потом я вернулся в дом и пошёл вздремнуть в библиотеку. В пять часов меня разбудила кузина. В половине седьмого у нас было что-то вроде позднего чая, и без четверти семь мы пришли в ратушу.

— Все втроём?

— Да.

— А теперь, с вашего позволения, — сказал Аллен, — я хотел бы поговорить с мисс Прентайс.

Мисс Прентайс вошла с видом раннехристианской мученицы, насколько, конечно, это позволяла её одежда, — так потом рассказывал Генри Дине. Аллену, который никак не мог избавиться от своей привычки оценивать человека по первому впечатлению, она сразу же не понравилась.

Эсквайр немного занервничал и слегка наигранно начал исполнять роль хозяина.

— Так, Элеонора, — сказал он, — вот и ты. Извини, что пришлось просить тебя спуститься. Могу я представить тебе господина Аллена? Он занимается расследованием этой ужасной истории.

Мисс Прентайс улыбнулась Аллену сдержанной улыбкой и протянула руку. Казалось, что она чувствует себя не в своей тарелке. Она села на единственный неудобный стул из всех, что были в кабинете.

— Я постараюсь не слишком долго вас задерживать… — начал Аллен.

— Просто, — сказала мисс Прентайс голосом, от которого у всех остальных возникло ощущение, что тело несчастной мисс Кампанула находится тут же, в этой комнате, — просто я хотела бы в одиннадцать пойти в церковь.

— Сейчас только начало одиннадцатого. Я думаю, у нас полно времени.

— Я отвезу тебя туда, — предложил Генри.

— Спасибо, дорогой, но полагаю, мне лучше пройтись пешком.

— В любом случае, я тоже туда собираюсь, — сказал Джоуслин.

Мисс Прентайс улыбнулась ему. Это была одобрительная, понимающая улыбка, но глядя на неё, Аллен подумал, что теперь у Джоуслина до конца жизни пропадёт охота ходить вместе с мисс Прентайс в церковь.

— Что ж, мисс Прентайс, — сказал он, — мы пытаемся разглядеть луч света сквозь тёмную массу странных обстоятельств. Нет никакой причины скрывать от вас, что мисс Кампанула была убита из револьвера, который хранился в коробке в этой комнате.

— О, Джоуслин! — воскликнула мисс Прентайс. — Какой ужас! Ты же знаешь, дорогой, мы ведь говорили, что вовсе ни к чему хранить тут оружие, не так ли?

— Нет необходимости опять говорить это, Элеонора.

— Почему это было ни к чему, кузина Элеонора? — спросил Генри. — Или ты предвидела, что кто-то может стащить кольт и устроить в рояле смертельную ловушку?

— Генри, дорогой, ну зачем ты так! Мы просто иногда говорили, что, возможно, хранить здесь револьвер не слишком благоразумно.

— Ты сейчас употребляешь редакторское или королевское “мы”? Аллен произнёс:

— Минуточку, прошу вас. Прежде чем продолжить нашу беседу, я хотел бы, только потому что в данной ситуации это входит в мои обязанности, посмотреть ваш палец, мисс Прентайс.

— О! Это будет очень болезненно. Боюсь…

— Вы предпочитаете, чтобы доктор Темплетт разбинтовал его?

— Нет-нет. Нет!

— Если вы мне позволите, я могу потом наложить повязку, и довольно прилично.

Мисс Прентайс подняла глаза, и на её лице появилось необычайно странное выражение, некая смесь лукавства и покорности. Она робко протянула перевязанную руку. Аллен очень быстро снял бинт, и перед всеми предстал её палец с довольно истрёпанным напальчником, натянутым поверх ещё одной повязки. Аллен сдёрнул напальчник и снял внутреннюю повязку. Палец был воспалённый, бледный и распухший.

— Скверное положение, — сказал Аллен. — Вам следует сменить повязку. Доктор Темплетт…

— Я не хочу, чтобы доктор Темплетт дотрагивался до моего пальца.

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая