Сто лет назад - Марриет Фредерик - Страница 33

• Предыдущая
• 33/76
• Следующая

Спустя минуту она встала, взяла в руки свечу и намеревалась уйти, но вдруг заметила на столике маленькое золотое колечко, оставленное мной; во время уборки я снял его с пальца и не успел положить в футляр. Она взяла кольцо, долго рассматривала его, затем поставила свечу на стол и надела кольцо себе на палец.

«Я буду носить его, пока не увижусь с ним», — прошептала она и, взяв со стола свечу, медленно пошла вон из комнаты.

То, что я узнал благодаря этому неумышленному подслушиванию, дало мне повод к долгим размышлениям. Я бросился на кровать не раздеваясь и пролежал так вплоть до тех пор, когда стало уже светать. Что я оставлял по себе добрую память у мисс Треваннион и что ее мнение обо мне не изменилось к худшему, в этом я был теперь уверен, и те горечь и обида, какие я испытал во время нашего последнего разговора с ней, теперь совершенно изгладились последними впечатлениями от случайно услышанных мною слов. Конечно, теперь я сознавал, что она не могла допустить мысли, что отец ее был не прав и действовал без достаточного основания до тех пор, пока не получила доказательства противного. Она знала отца своего многие годы, меня же лишь короткое время, и никогда до этого момента не могла обвинить его в несправедливости. Да, все это так, но затем ее поведение, ее слова в моей комнате. Неужели она действительно была расположена ко мне, более серьезно расположена, чем утверждала в разговоре с отцом? А то, что она взяла мое кольцо, что это могло значить?

Заговор, оканчивающийся благополучно для всех. — Каперство прекращается, и капитан Левин и Филипп поступают на королевскую службу.

Вся ночь прошла в старании анализировать истинные чувства мисс Треваннион ко мне и мои чувства к ней; и теперь, когда я должен был расстаться с этой девушкой, то увидел, что мое будущее благополучие зависело в огромной мере от моих чувств к ней, или, иначе говоря, что я был серьезно влюблен в нее. Но теперь, какую цену могло иметь для меня или для нее это открытие? Какая в нем была польза, если не та, как сказала мисс Треваннион, что лучше мне было уехать, чем оставаться здесь?..

В своих мыслях я не раз возвращался к слышанному мной разговору, и слова мисс Треваннион относительно моего неизвестного происхождения и неизвестной семьи припоминались мне не без удовольствия — это, по-видимому, было главным возражением против меня с ее стороны, а между тем мне было так легко уничтожить это возражение, так как я стоял несравненно выше по рождению, чем она. Но следовало ли мне сообщить ей об этом? Каким образом? Мог ли я это сделать теперь? Да и к чему, если мы, вероятно, никогда больше с ней не увидимся? Все это и еще много других мыслей проходило у меня в голове в течение этой ночи, а также еще и другой вопрос, более насущный, тревожил меня, а именно: куда я пойду и что я буду делать теперь? На это я не мог ничего ответить, но решил во всяком случае пробыть еще дня два-три в Ливерпуле и на это время поселиться на своей прежней квартире, где мы жили вместе с капитаном Левин.

Когда рассвело, я поднялся с кровати, взял свой чемодан и осторожно спустился с лестницы; весь дом еще спал. Со всевозможными предосторожностями я отворил выходную дверь, вышел на улицу и тщательно запер ее за собой. На улице я никого не встретил, так как было еще рано, и когда я прибыл к дверям своей прежней квартиры, то мне стоило большого труда добиться, чтобы меня впустили; но наконец наша старушка-хозяйка отворила мне дверь в совершенном дезабилье.

— Ах, это вы, капитан Эльрингтон! — воскликнула она. — Возможно ли? И так рано… Уж не случилось ли чего?

— Ничего особенного не случилось, милая хозяюшка, — сказал я. — Только я хочу опять на несколько дней поселиться у вас.

— Добро пожаловать, сэр, — сказала она, — потрудитесь подняться наверх, пока я приведу себя в более приличный вид. Ведь я была в постели и спала крепким сном, когда вы застучали у двери. Мне как раз снился мой хороший приятель, ваш добрый друг, капитан Левин.

Я поднялся наверх и опустился на старую, знакомую мне оттоманку, и, сам не знаю как, заснул, как убитый. Сколько времени я так проспал, сказать не могу, но проснулся я от громкого говора и смеха, и едва я раскрыл глаза, как очутился одновременно в объятиях брата Филиппа и капитана Левин. «Стрела» пришла в порт на рассвете и час тому назад стала на якорь, после чего капитан Левин и Филипп отправились на берег. Я, конечно, был особенно рад видеть их, как всякий человек бывает рад встрече с друзьями, когда он в горе или в беде. Я им вкратце сообщил, каким образом случилось, что они нашли меня здесь, а когда мы сели за завтрак, то передал им в подробностях, что произошло между мной и нашим судовладельцем, затем между судовладельцем и его дочерью, не обмолвившись, конечно, ни словом о том, что мисс Треваннион заходила в мою комнату.

— Вы, конечно, знаете, дорогой Эльрингтон, — сказал капитан Левин, — что я не питаю к каперству тех предубеждений, какие имеете вы, но я уважаю требования совести других людей. Поведение мистера Треванниона по отношению к вам положительно не имеет оправданий, и мне невольно приходит на ум, не кроются ли здесь еще какие-нибудь причины? Скажите, вы ухаживали за его дочерью, или, что, в сущности, выходит на одно, она не делала вам каких-нибудь авансов?

— Что вы, Левин? Во-первых, я не осмелился бы, а она — видно, вы ее не знаете, если можете предположить, что она способна на что-нибудь подобное!

— Но если бы она даже и сделала это, то что же в этом дурного? — сказал Левин. — Но я не стану больше говорить об этом, раз вы смотрите на это дело так серьезно. Теперь мы с Филиппом отправимся к мистеру Треванниону, и пока я буду отвлекать отца, Филипп зайдет сбоку к дочке, и мы таким образом с точностью определим свое положение и увидим, где искать берег. Мало того, скажу вам откровенно, Эльрингтон, хотя я не имею ничего против командования каперским судном, все же считаю, что быть командиром королевского судна несравненно благовиднее. И если бы я мог устроить так, чтобы моя «Стрела» была арендована для государственной службы, при условии, что я останусь ее командиром, то я предпочел бы подобный порядок вещей настоящему. Во всяком случае, я встану на вашу сторону, и это принудит, быть может, нашего старика сдаться. Ну, пойдем, Филипп! Часа через два мы вернемся и донесем вам о результатах нашего похода!

С этими словами капитан Левин вышел в сопровождении брата Филиппа, и я на время остался один.

Прошло три часа прежде, чем они вернулись, и тогда я услышал следующее:

— Ну, Филипп, — сказал капитан Левин, садясь в кресло подле меня, — прежде всего мы выслушаем ваш рассказ! Начинайте вы!

— Да мне немного придется рассказывать, — заметил Филипп. — Я, видите ли, заранее решил, что мне делать, но не сказал об этом ни слова капитану Левин. Когда мы увидели мистера Треванниона в задней комнате, примыкающей к конторе, он показался мне чрезвычайно взволнованным; он пожал руку капитану Левин и затем протянул ее мне, но я не взял ее, сказав: «Я только что виделся с моим братом, мистер Треваннион, и должен вам сказать, что ничто в мире не принудит меня остаться на службе у вас после этого, а потому я буду вам очень благодарен, если вы разрешите мне получить причитающееся мне за это плавание жалование, какое вам благоугодно будет мне назначить, и позволите мне удалиться!»

— Э, да вы, молодой человек, позволяете себе принимать совершенно неподобающий вам тон! — воскликнул он. — Превосходно, вы получите свой расчет, за этим дело не станет, я могу обойтись и без таких оборвышей-бродяг.

— Мы не бродяги и не оборвыши, мистер Треваннион, и я должен вам сказать, что мы гораздо родовитее вас и всех ваших родственников; это мы оказывали вам честь, служа у вас, имейте это в виду!

— Ты это сказал ему, Филипп? Напрасно!

— Почему? Ведь я же сказал правду!

— Да, но тем не менее тебе не следовало ему этого говорить; мы служили у него, и потому…

• Предыдущая
• 33/76
• Следующая