Голоса роман-пьеса - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 9

Одиножды один — приехал господин.

Одиножды два — пришла его жена...

Вовка.Предатель!

Радио.

Широка страна моя родная,

много в ней лесов, полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

где так вольно дышит человек.

Вовка.

Широка кровать моя большая,

много в ней подушек, простыней.

Ты ложись, жена моя родная,

будем делать маленьких детей.

Я.А как?

Вовка.Как накакал, так и съел!

Мария Федоровна.После 17-го года мы еще жили в Дубровке. Федор Сергеевич говорил: "Власть меняется, а лес остается. Я ничего плохого не делаю, я сажаю леса. Теперь они не мои, а государственные, но ведь деревья об этом ничего не знают. Их надо охранять от вырубки. За ними надо ухаживать".

Софья Федоровна.Папа! Крестьяне послали Ленину письмо с просьбой оставить нас в имении. Они пишут, что ты был хороший помещик и никого не притеснял. Даже не наказывал за порубки.

Федор Сергеевич.Ну, вот, а вы говорили "переведи в Швейцарию". Бог с ними, с миллионами, еще наживем. Родину ни за какие деньги не купишь. Помните — вы Челищевы. Хотя теперь, после замужества, ты Юматова, тоже славный дворянский род. Впрочем, дело не в происхождении, а в поступках. Дворянство не звание, а обязательство. Как наша маленькая Надюшка? Она будет жить в другом мире, без войн и революций. На нашем примере все поймут, какое это безумие.

Радио.Слушайте стихи глухонемой и слепой девушки, поэтессы и скульптора.

Не умею видеть, не умею слышать,

но имею больше — чувств живых простор.

Гибким и послушным жгучим вдохновеньем

я соткала жизни красочный узор.

Вовка.

Мне мама в детстве выколола глазки,

чтоб я варение в буфете не нашел.

Я не смотрю кино и не читаю сказки,

зато я нюхаю и слышу хорошо.

Надежда Владимировна.Как можно смеяться над такими вещами! Ведь она же слепоглухонемая, а стала скульптором и поэтом.

Мария Федоровна.Телеграмма от Ленина пришла через три дня — выселить всех в течение суток. Нас погрузили всех на телегу. Шел дождь, а мы смеялись. И я, и твоя бабушка Соня с Надюшкой на руках, и Варя с мужем. Нас было семеро дочерей и два сына — Миша и Павлик. Он тоже смеялся. Не знал еще, что его заберут в армию Деникина с тем самым узелком красок, который он потом и увез за границу. А крестьянин говорит: "Барышни, что же вы смеетесь? Не знаете вы, что вас ждет".

Я.Мою бабушку Соню ждала смерть в 1919-от от тифа. Мою маму Надежду Владимировну — сиротство у тетушек. Моего деда Владимира Юматова никто не видел после смерти бабушки Сони. Говорят, его разорвало снарядом. Павлик Челищев с деникинской армией эмигрировал и стал великим художником. Марию Федоровну ждал сталинский концлагерь. А Варвару Федоровну — преподавание литературы в кремлевской школе и расстрел мужа — математика Алексея Зарудного. Сам Федор Сергеевич умер в 1942 году на 83 году жизни в селе Лозовая во время немецкой оккупации. Он умер, а я родился. Перед смертью Федор Сергеевич сказал хозяйке дома, где снимал жилье: "Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, сегодня в три часа дня я умру". Лег на кушетку, заснул и умер.

Надежда Владимировна.Дедушка был такой благородный. Он говорил, никогда нельзя кричать на ребенка. И все спрашивал, как Надюшка.

Мария Федоровна.Нас всех как-то разбросало по свету. Я пометалась, пометалась и вышла замуж за прораба с рабочим происхождением. Пришли к нему домой после загса. Он сел на койку, снял сапоги... сыр пармезан!

Радио.

Эх, путь-дорожка фронтовая,

не страшна нам бомбежка любая.

Эх, помирать нам рановато,

есть у нас еще дома дела.

Вовка.

Эх, путь-дорожка фронтовая,

не страшна нам бабешка любая.

Эх, помирать нам рановато,

есть у нас еще дома жен.

И не одна!

Надежда Владимировна.В войну все со всеми делились. Люди были совсем другие. А сейчас щепотки соли не выпросишь.

Александра Павловна.Товарищ Сталин сказал: "Тюрьма не курорт. Кто совершил преступление, тот должен загладить свою вину тяжелым трудом".

Военрук школы.Главное правило боя — целься в живот. Живот — наибольшая площадь для попадания. Кроме того, раненный в живот, даже если выживет, надолго выбывает из строя.

Александр Лазаревич.Ну, не могу просыпаться рано. Ну, никак. Никакими каками.

Ольга Сергеевна."Матросы, матросы, морей альбатросы..." Ты не знаешь этого поэта. Это Кириллов. Его тоже расстреляли потом. А как красиво писал.

Радио.

И по камешку, по кирпичику

возвели они новый завод.

Алексей Евгеньевич.

И по камешку, по кирпичику

растащили весь новый завод.

Радио.Однажды товарищ Киров увидел разбросанные кирпичи и спросил директора: "Как вы думаете, сколько стоит один кирпич?" Директор пожал плечами: "Наверно, одну копейку". — "А если бы здесь копейки валялись, вы бы их подняли?" — спросил Сергей Миронович.

Мария Федоровна.Он хоть и был прораб, но оказался неплохим человеком. Как мы радовались, когда получили комнату! А потом, когда ее разбомбили, только рукой махнули: "Наживем еще". А как мы радовались каждой вещице. Полочка, кровать, одеяло, чашка, тарелки... ведь сначала не было ничего. И вот опять по новой. А новой не оказалось. В лагере все есть — миска, кружка, оловянная ложка. И я радовалась им не меньше, чем фарфоровой чашке, дважды разбитой и трижды склеенной.

Я.Почему трижды?

Мы купили ее у антиквара на прорабскую премию. Она была уже склеена в трех местах. Целых вещей тогда вообще не было. Все, что бьется, разбилось. Революция, гражданская война, а потом эта, будь она неладна, кол-лек-ти-ви-за-ция. Никак не выучу это слово.

Александр Лазаревич.Настоящие сибирские пельмени выставляются на мороз. Они замерзают. А потом их едят всю зиму. А то, что мы едим, в пачках, — это не пельмени. Никак не пойму, как можно было испортить самую вкусную пищу. Что они в них кладут?

Ольга Сергеевна.А я стояла за ними в очереди полтора часа!