Выбери любимый жанр

Миру и Велимиру (выпуск №1, 2011г.) - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

И поздно ночью сели за план собственных выступов на завтра. Утро началось с похода в неожиданно объемный магазин маскарадных и карнавальных костюмов, где мы выбрали подходящие аксессуары для уличных чтений.

Вооружившись легкой раскладной лестницей, шумовыми инструментами, в красных комбинезонах, распевая новые гимны в честь Бреда, взбираясь на вершину лестницы, соскакивая с нее...  При этом Ливен проделывал рискованные гимнастические упражнения, аккомпанировал декламаторам на саксофоне. Субботняя  публика, сидящая в открытых кафе, была достаточно заинтригована. Но это было не все! Во дворе библиотеки должны были состояться нешуточные поэтические бои на самом настоящем боксерском ринге. К этому времени была уже отстроена аппаратура. Поэтические тексты взлетали и падали  вместе с фигурами поэтов боксинга (разумеется,удары наносились только словом, иначе бы это был уже не поэтический ринг, а обычный бокс). На ринге постоянно шла смена: двое боксируют, один судит и один на вершине лестницы в качестве комментатора. Публика завелась по-настоящему. Директор Фестиваля Пауль Хагенаарс (Paul Hagenaars) потом сказал, что поэтический боксринг нашей группы был одним из самых впечатляющих зрелищ. А в тот день помимо боксинга был еще перформанс в память событий 11 сентября.

Сергей Бирюков

------------------------------------------------------------------

«Наш кочень очень озабочен:

Нож отточен, точен очень!»

Велимир Хлебников

Алина Витухновская

друг ДООСА

* * *

Мокрого ужаса протянутое в небытие недоумение носа

Умение оставаться в кульке, при абсолютной развернутости  чего бы то ни было.

Изнутри все так, словно будущее параллельно неким укромным местам.

А снаружи уши тревожной собаки дрожат,  как восклицательный знак вопроса.

Вопиющее недоумение возмущенной совы.

Вымышленного пингвина уводящие не туда следы.

Беспощадные (кое-кто), уходящие от одиноких зверей.

Нерифмующиеся строки распада еще одного отдельного мира.

  * * *

Музеи немеют наводненьем поэтов.

Маузер озирается, расстреливая старье.

Изымая у арестантов талант, оставляют ущербную немощь.

Украдут по рецепту врачи память своих пациентов,

А потом на чужие кошмары заменят ее.

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

------------------------------------------------------------------------------

Галина Мальцева

ДООС – стреказелла

--------------------------------------------------------------------

-- ПРОЗ ыРЕНИЕ --

Валерия Нарбикова

ДООС

…И  П У Т Е Ш Е С Т В И Е

Роман. Начало в № 23-25

Господин Ив стал в что-то очень быстро говорить по-немецки, показывая на противоположный берег и на мостик через речку. Они его не понимали. Тогда господин Ив на плохом английском языке с трудом объяснил, что на том берегу есть маленькое  кафе, и он  их приглашает выпить кофе вместе с ним. Причём, из его  объяснения выходило, что мост под рекой, а кафе «в»  улице с домами, но  хозяин лично  знакомый в дверях стоит каждый день в другую погоду.

– Хотите? – сказал господин Ив. И они вместе направились «через воду», как по-немецки сказал Серёжа, «в такой прекрасный день» по словам Кисы по-русски, и далее по-английски: от солнца без зонта, надеясь, что погода пройдёт мимо, пока маленькие машины, которых на часах чуть-чуть, уехали навсегда.

В кафе стоял бильярдный стол. Молодой человек играл сам с собой. Из Сережиного объяснения трудно было понять, в чем заключается его работа. Поучалось, что он держит карандаш в руке и делает предметы на бумаге.

– Он не художник, – оказала Киса. – Он работает.

Но господин Ив так и не смог попять, что за загадочная работа у Сережи. И когда Сережа отошел к бильярдному столу, господин Ив сказал Кисе: «Я буду здесь в двенадцать завтра. Вы будете здесь в двенадцать завтра?» И Киса сказала: «да».

Время летит. Но у него нет крыльев. Оно не прилетит обратно. Оно даже на лето не возвращается, чтобы гнездиться у себя на родине. У него нет родины. И у него нет потомства. У него нет времени на это. Оно сделано из нечего, как небо. И невозможно  понять вот что: если там дальше (в небе) – ничего нет, то  ч т о  там? Что? Это пустой вопрос. А может там так же пусто, как этот пустой вопрос. Женщины и мужчины. Женщины дают. А мужчины берут. «Она дала, она не дала, она тебе дала? – не дала».  Александр Сергеевич, вы защищали свою честь? честь вашей жены и была вашей честью? Но ведь господин Д. хотел сделать с вашей женой то, что вы сами делали с чужими женами. Или с чужими можно, а с вашей нельзя? или только вы любили, а больше никто не любил, или только вы ревновали, а больше никто не ревновал, или любовь – это то, что только и бывает у одного только человека, а больше ни у кого. И это тот человек, который любит в данный момент. И если бы нашлись любители, которые любят считать, то вдруг нашлись бы и такие, которые бы подсчитали, что в данную минуту есть только один человек на всей земле, который любит. А в следующую есть только один, но другой, а в следующую – другой, и любовь оказывается бесконечной за счет присутствия человека, она бесконечна сама по себе, а любовь в человеке конечна сама по себе.

А что, если вместо дуэли провести пресс-конференцию на тему: 0 доблести, о  подвигах, о славе; на тему – чем больше женщину мы больше, тем меньше мы поменьше ей; но кроме шуток, за измену можно убить! можно так убить, убить и все! можно убить и ещё раз убить! а можно и не убивать, не убивать и всё. А ведь ревность – это орган, у этого органа есть усики и рожки, этот орган расположен между сердцем и желудком, и когда сосет под ложечкой и стреляет в ухе, этот орган ещё спит: и усики и рожки; и даже когда горло болит – это не ревность, и когда сердце – тоже нет, и голова, и нога – это все не то, этот орган даже не омывается кровью, не выполняет ни одной полезной функции, в нем нет ни грамма серого вещества, но он материальный этот орган! его можно наблюдать по ночам, даже на вокзале, в привокзальном буфете, ворочаясь между сердцем и желудком, он так ударяет в голову этот омерзительный орган, что все подробности всплывают у стойки, в этом органе есть специальный мешочек для обсасывания деталей, этот мешочек не чистоплотный, грязный, серый, но железный, как железо, и нежелезный, как нервы.

Женщинам нельзя поднимать тяжести, а мужчинам можно, собакам нельзя есть сладкое, а людям можно, птицам нельзя орать по утрам, а детям можно, и клетку с птицей можно закрыть тряпочкой, а кроватку с ребёнком нельзя. Потому что дети  профессионально орут, а женщины профессионально носят пушинки, а мужчины – булыжники, и с древнейших времён произошло распределение профессий: кому что можно и кому что нельзя. И есть даже такие профессии, на которые люди согласны. Условно и профессионально. Сниматься голыми в кино – профессионально, сидеть без денег – условно.

Киса любила Александра Сергеевича  безусловно, но если бы он был Пушкин, она бы любила его ещё больше. Он был мужем. И если это можно назвать профессией, то он, безусловно, был профессионалом. Даже когда он не мог уже выносить Кису как муж, и готов был застрелиться как человек, он оставался мужем до конца, он оставался профессионалом. Всё-таки Пушкин был поэтом, но не мужем. На кого он оставил жену! на другого мужа! а детей! на кого он оставил детей! Нет, Александр Сергеевич  Пушкин был поэтом, а вот  Александр Сергеевич – был  мужем. Хотя кто знает, может, А.С. Пушкин был и мужем, и отцом, и поэтом, может, он был – наше всё. А вот Александр Сергеевич не был отцом. Не был поэтом. И даже не был  мужем, в том смысле, в котором был Пушкин, то есть  на дуэли бы не погиб. Но зато Александр  Сергеевич был не третьим мужем, а вторым, и имя  у него было  как у Пушкина – Александр  Сергеевич, и он никогда не был мужем сестры, потому что у Кисы не было сестры, он был профессиональным мужем. И даже когда он как человек, Александр Сергеевич, не выносил Кису  как человека, он оставался мужем, И даже когда он как мужчина ненавидел Кису как женщину, он оставался профессионалом. И когда он как любовник обожал Кису как любовницу, он был профессионалом.

6
Перейти на страницу:
Мир литературы