Королевская собственность - Марриет Фредерик - Страница 7

• Предыдущая
• 7/43
• Следующая

На место капитана А. был назначен другой, деятельный, пользовавшийся прекрасной репутацией капитан, и эскадра вышла в море с секретнейшими предписаниями, которые, однако, ни для кого не были секретом, как это всегда бывает там, где дела вершатся советом.

Если совет состоит из многих голов, то это, конечно, даст возможность услышать мудрое решение, но, с другой стороны, у сорока советников могут быть 40 жен и сверх того, еще, наверное, 40 языков, не считая языков их жен.

Итак, секретные предписания эскадры были известны всем, не исключая и неприятеля. По прибытии на место несколько дней было потрачено даром, вероятно, чтобы дать время неприятелю приготовиться к предстоящей атаке. Затем был приготовлен десант морской пехоты, чтобы атаковать неприятеля одновременно с суши и с моря, но такого рода сложные маневры неизбежно сопровождаются задержками, а зачастую даже недоразумениями между морским и сухопутным начальством.

После трехдневного обсуждения плана атаки, во время которого неприятель успел стянуть все свои силы и установить и расположить беспрепятственно все свои батареи, не имея более никакого разумного основания оттягивать далее предположенную атаку, произвели, наконец, десант пехотных войск, без особых потерь, если не считать одного баркаса, который потопила неприятельская бомба со всеми находившимися в нем людьми, целой полуротой пехоты с офицером. Верные долгу службы солдаты пошли ко дну в полном порядке, держа ружья наготове и не нарушая строя, но матросы, не столь дисциплинированные, поскакали в море и были выловлены товарищами на судно. Офицер вел своих солдат, надо думать, прямо в рай в том же образцовом порядке, в каком он в праздники водил их в церковь.

Между тем сухопутные войска выстраивались на берегу под неприятельскими выстрелами, а суда, которые должны были служить им прикрытием, открыли огонь по неприятелю и уложили немало врагов, не многим меньше, чем своих: если бы неприятель не прятался за каменными стенами своих укреплений, то не подлежит сомнению, что он был бы сильно побит.

Командир, бросив якорь перед самой крепостью, также открыл огонь по неприятелю, но упустил из виду, что батареи цитадели были направлены на его верхнюю палубу, а судно, стоящее на якоре, при малом или, вернее, почти незначительном ветре, раз завязав перестрелку, должно, волей-неволей, продолжать ее до конца, несмотря на то, что от дыма почти не видно, куда палить.

Люди, не видя друг друга, менее сознавали свою опасность и работали каждый в одиночку, не видя, как падали справа и слева товарищи. У самой рубки, где было не так дымно, делал свое дело старый Адамс, а подле него стоял Вилли. Тут же расхаживал командир, делая два-три шага к правому и два-три к левому борту. Он с тревогой следил за действиями своего десанта в надежде, что пехота произведет благоприятную диверсию, в то время, когда офицер, командовавший десантом, с тою же надеждой направлять свой бинокль на суда, полагая, что флот мог бы спасти их. Между тем дело становилось серьезным.

Капитан судна смело смотрел в лицо опасности, его совета не послушали, но тем не менее он добросовестно исполнил свой долг, хотя и сознавал, что его судно и люди обречены на напрасную гибель. Но такова воля начальства. Уж старшего офицера унесли вниз, и его место заступил младший помощник: со всех сторон слышались вопли раненых и умирающих: врачи не успевали справляться со своей работой, а неприятельская крепость так и сыпала на палубу судна целый град снарядов.

Сражение все еще продолжалось, хотя огонь заметно начинал слабеть с обеих сторон. Трудно сказать, чем бы это дело кончилось, если бы вдруг в крепости одно из орудий не разорвало, и это непредвиденное несчастье не вызвало страшной паники в рядах неприятеля. Это воодушевило атакующих, пехота двинулась вперед и успела захватить замаскированную батарею, которая столько времени непрерывно обстреливала судно командира. Но спустя несколько минут, крепость снова открыла огонь, и ядро упало прямо на верхнюю палубу судна, где и разорвалось: одним из осколков сорвало шляпу с головы Вилли и ранило насмерть старого Адамса. Тот упал, схватившись за бок, и когда санитары подоспели, чтобы унести его вниз, он просил их дать ему умереть на месте, сознавая, что всякая медицинская помощь будет бесполезна. Вилли присел на свороченный канат и поддерживал на своих коленях голову своего умирающего друга.

— Воды, воды, родной, одну каплю воды! — стонал Адамс.

Мальчик бросился за водой. Выпив несколько глотков, умирающий как будто ожил.

— Имя твоего отца, Вилли, было не Питерс, — проговорил он, собираясь с силами, — но я не знаю, какое было его настоящее имя… Есть один человек, который знает и который заботится о тебе. Он живет… в…

В этот момент другой неприятельский снаряд упал почти подле раненого. Помня ужасные последствия взрыва первого снаряда, мальчик бросился к дымящемуся ядру и, не будучи в силах поднять, осторожно стал катить его и благополучно сбросил за борт, затем снова вернулся к своему умирающему другу и склонился над ним.

— Ты хорошо сделал, мальчик, не всякий на судне догадался бы так поступить… Поцелуй меня, Вилли!.. — голос старика совершенно ослабел: тени смерти легли на его лицо: он слегка повернулся на бок и с тихим стоном испустил последний вздох.

Следует сказать по справедливости, что успех этого дела был весьма незначительный, хотя победоносное и доблестное английское воинство насчитывало после него много людей раненых и убитых, что в глазах английских властей является единственным несомненным доказательством, что войска действовали успешно. Они судят об успехе дела по тому, во сколько оно им обошлось, полагая, что все, что не дорого достается, не много и стоит.

Как всегда, в случаях неудачи, моряки взваливали всю вину на сухопутные войска, а те винили моряков: мало того, отдельные суда эскадры упрекали друг друга в том, что у них мало было убито людей в этом деле, что, стало быть, их судно бездействовало, причем никогда не обходилось без кровопролитных драк.

Но все это продолжалось около трех недель, после чего другое, более удачное сражение заставило всех забыть о прежнем. Только один маленький факт из происшествий того дела не был забыт. Капитан судна, на котором во время сражения находился командир, был свидетелем геройского подвига Вилли. Управившись со своими делами, капитан М., так звали нового капитана, заместившего капитана А., стал расспрашивать о мальчике и узнал от младшего лейтенанта его краткую и печальную историю. Капитан потребовал к себе вторично осиротевшего Вилли, который в лице Адамса потерял своего второго отца и был теперь в глубоком горе.

Вилли явился и, стоя навытяжку с шапкой в руке, отвечал почтительно и толково на вопросы капитана.

— Как твое имя, мальчуган? — спросил капитан, окидывая испытующим взором высокую и стройную фигуру мальчика.

— Вилли, сэр!

— Ну, а фамилия?

— Королевская собственность, сэр!

— Это не имя, не фамилия, это прозвище! — сказал капитан. — Надо дать ему какое-нибудь имя! — обратился он к младшему лейтенанту, исполнявшему теперь должность старшего офицера. — Вписан он в судовые книги?

— Нет, сэр. Прикажете занести его под именем Вильяма Джонса или Вильяма Смита?

— Ах, нет, это слишком избитые имена! Раз у него нет ни родителей, ни имени, и нам представляется право выбора в этом отношении, то возьмем для него что-нибудь более красивое: лучше всего заглянуть в какой-нибудь роман: там всегда бывает много красивых фамилий, а красивое имя иногда очень много значит в жизни!

Принесли какой-то роман, раскрыли на первой попавшейся странице и стали просматривать. Лейтенант читал: «Дэмалер!.. Фортескью!.. Сеймур»! — Ну, вот вам и прекрасное имя! Вильям Сеймур, это звучит очень хорошо… Попросите нашего секретаря, мистера Хинчен, занести его в книги: «Мистер Вилли Сеймур, мичман», а обмундировку я вам сделаю на свой счет, молодой человек, а также выдам вам из своих денег первое годичное содержание, а затем, надеюсь, призовые деньги дадут вам возможность существовать. Впрочем, как бы там ни было, пока вы будете находиться под моим покровительством, я не забуду вас! Вилли низко раскланялся и пошел вниз. Горе Вилли было так велико, что даже искренние поздравления офицеров и матросов с производством в мичманы не радовали его: со смертью своего старого покровителя он чувствовал себя таким несчастным и таким одиноким, что стал ко всему апатичен.

• Предыдущая
• 7/43
• Следующая