Алмазный фонд - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 7

утконоса, лемура, тапира

и муравьиного льва.

Но когда мы, наладив песчаные бури,

уснули смотреть в телескоп через камень,

лестница птиц развернулась над нами

и вознесла нас обратно на небо –

смеяться любить.

  Сталактиты

Олений дождь привязан к потолку

на небе опрокинутых оленей

посеяны олени под землей

они растут рогами через камень

и вся гора оленьих сухожилий

дрожит от страха

на краю коленей

Когда гора была мужчиной

и мучилась от жажды

и женщина пришла однажды

и стала озером в горе

где невидимые рыбы

поглощают тишину

Каменеет водопад.

Камень

жующий свое нутро

жернов

перетирающий сам себя

каменная мука

облепила свод

каменный хлеб

каменный рот

Ком камня.

Ко мне, камень!

------------------------------------------------------------------------------------------

Константин Кедров

Невеста

Невеста лохматая светом

невесомые лестницы скачут

она плавную дрожь удочеряет

она петли дверные вяжет

она пальчики человечит

стругает свое отраженье

на червивом батуте пляшет

ширеет ширмой мерцает медом

под бедром топора ночного

рубит скорбную скрипку

тонет в дыре деревянной

голос сорванный с древа

держит горлом вкушает либо

белую плаху глотает

Саркофаг щебечущий вихрем

хор бедреющий саркофагом

что ты дочь обнаженная

или ты ничья

или звеня сосками месит сирень

турбобур непролазного света

дивным ладаном захлебнется

голодающий жернов – 8

перемалывающий храмы

В холеный футляр двоебедрой

секиры можно вкладывать

только себя

Молитва

Молитва – это корабль

плывущий сквозь наготу

молитвенная луна

и солнце из поцелуя

молитва – это корабль

с младенцами на борту

когда он плывет в любовь

кормой океан целуя

Всемирная тишина

не может все заглушить

нам кажется что мы есть

и этого очень много

У Шивы есть много рук

но он не умеет шить

у Бога есть много ног

но наша любовь двунога

Двуногая нагота

распахнута в горизонт

никто нигде не живет

все временно проживают

и только корабль любви

плывет через Геллеспонт

живые давно мертвы

но мертвые оживают

Лермонтолет

Чтобы коснуться тюрьмы ресниц

я хотел бы немного раздвинуть стены

Эта стена стенаний твоих ладоней

В ладонях живут только птицы

Но и они улетают если

ладонь в ладонь

ладонь уплывает

Ах как ненавистны

все эти птицы

терзающие когтями небо

складывающие крылья

как две ладони

и раскрывающие ладони

чтобы лететь

аплодируя телом

Нет нежнее ресниц жен

жен рожающих патефоны

жен питающихся стихами

и ласкающими гортанью

В это непролазное небо

вламываются тела из ломоты

Я пишу птицами

как кистями

Они мне во всем послушны

обмакиваемые в небо

Тамародвижение

Интрига беззвучной бездны

Бездны не имеющей эха

но отдающейся

в себе слева

Коллапс

Зеркало

Зеркало

лекало

звука

в высь

застынь

стань

тон

нет тебя

ты весь

высь

вынь себя

сам собой бейся босой

осой

ссс – ззз

озеро разреза

лекало лика

о плоскость лица

разбейся

то пол потолка

без зрака

а мрак

мерк

и рек

ре

до

си

ля

соль

фа

ми

ре

и рек

мерк

а мрак

без зрака

то пол потолка

разбейся

о плоскость лица

лекало лика

озеро разреза

ссс – ззз

осой

сам собой бейся босой

вынь себя

высь

ты весь

нет тебя

тон

стань

застынь

в высь

звука

лекало

зеркало

Бабочка

Земля летела

по законам тела

а бабочка летела

как хотела

Зеркальный паровоз

Зеркальный паровоз

шел с четырех сторон

из четырех прозрачных перспектив

он преломлялся в пятой перспективе

шел с неба к небу

от земли к земле

шел из себя к себе

из света в свет

по рельсам света

вдоль

по лунным шпалам

вдаль

шел раздвигая даль

прохладного лекала

входя в туннель зрачка Ивана Ильича

увидевшего свет в конце начала

Он вез весь свет

и вместе с ним себя

вез паровоз весь воздух

весь вокзал

все небо до последнего луча

он вез

всю высь

из звезд

он огибал край света

краями света

и мерцал

как Гектор перед битвой

доспехами зеркальными сквозь небо

Не сад

Утром я не открыл окно,

чтобы не выйти в сад:

там в саду не цвела сирень

и не горел закат;

там я не задал себе вопрос,

но получил ответ:

– Это не тот и не этот сад,

Тот, а не Этот свет.

Девятая симфония для Бонапарта

Бетховен открыл зеркальный рояль

Свет вникал в него

как в Титаник течь

В черных клавишах была ночь

Он не то играл не то смотрел

Наполеон смотрел в раскладной рояль

как в трюмо

Перед ним он брился

чистил зубы

засыпал

играя «баю»

Рояль, – говаривал Наполеон, –

необходимая вещь в бою

Его выдвигал на передовую генерал-маршал

рояль играл боевые марши

Во все стороны от него свет слад

в пространство зеркальных лат

Лучи скрестились – началась битва света

Наполеон зажмурился и упал с коня

А в небе Лондона вместо битвы

лучи показывали мираж-кино

В небе стоял зеркальный Наполеон

Зеркальные пушки палили из света в свет

Светлое воинство брало в небесный плен

всех кто в битве зеркал пересилил смерть

Залп

и луч летит мириады лет

огибая Медведицу и Кассиопею

так сплетаясь в клубок из небесных тел

образует зеркальное поле боя

Пока гнался Наполеон за Кутузовым

Кутузов ушел в леса

Пока гнался Кутузов за Наполеоном

Наполеон ушел в небеса

Там две армии напрасно ищут друг друга

натыкаясь на черные дыры

Скачет с пакетом всадник

Но пока он доскачет до поля битвы

поле зарастет васильками

и бересклетом

Наполеон в битве любил гамбиты

Бетховен переделывал их в квартеты

Говорят что струны пронизывают весь мир

говорят галактика наша один рояль

где глухой Бетховен или слепой Гомер

повторяют один и тот же ночной хорал

Слепота начинается там

где свет переходит в звук

Глухота начинается там

где звук переходит в свет

Жизнь кончается там

где смерть переходит в жизнь

Смерть кончается там

где жизнь переходит в смерть

Бесконечная

Ежедневно слышу тебя как-то странно звучат слова закрываю глаза и всюду передо мной эти крики рожденные тишиной эти краски рожденные темнотой вот сижу оставленный всеми в глубине понятий и слов исчезает видимый мир но я могу говорить и мир рождается снова на обнаженный нерв нанизывая звуки все глубже чувствую великий диссонанс и радость возвышения над миром – поэзия – вершина бытия и вагоны, стиснутые в железном рукопожатье и деревья, и станция и тишина  и ты в тишине уходящей ночи и все что связывает с тобой и миллионы которые спят рабами ничего не понимая в такой любви нуль миров вращается в небе звезд это взгляд возвращается к своему истоку листопад ягуаров полусолнечный бред весны выдыхание песни из легких съеденных туберкулезом и бессмертье будущего конца и синий день и красная волна зеленый луч упал на  попугая и попугай заговорил стихами  и синий день и красная волна и я бегу бросаясь под трамваи и синий день и красная волна где  голубой укрылся папоротник и в пору рек века остановились мы были встречей ящериц на камне около окон пролет полета и этот стон  среди серых стен какой-то прохожий шагнул в пространство и рухнул замертво сквозь столетья вода текла сквозь бетон и вечность а дворник сметал с тротуара звезды и в мокром асфальте ломались люди я вышел к себе через-навстречу-от  и  ушел под воздвигая над двое нас это очень много это больше чем можно больше чем я могу никогда не приближусь к тебе ближе чем  цветок приближается к солнцу никогда не назову тебя именем которым хочу назвать всюду где чувствуется несовершенство  ты возникаешь как тоска по стройному миру на черном озере белый лебедь  на белом озере черный лебедь белый лебедь плывет  и черный  лебедь плывет но если взглянуть в отраженье все будет наоборот – на белом озере черный лебедь на черном белый плывет человек оглянулся  и увидел себя в себе это было давно в очень прошлом было давно человек был другой и другой был тоже другой так они  оглянулись допрашивая друг друга и никто не мог понять кто прошлый кто настоящий кто-то спрашивал но ему отвечал другой и  слушал уже другой потому в голове был хаос прошлое перепуталось с настоящим человек оглянулся и увидел себя в себе одногорбый верблюд и двугорбый верблюд и двуногий идет одногорбый верблюд глотая пески и туманы идет одноногий верблюд все в  память и в сон превращая а в городе пляшет луна над городом плачет луна слезами домов и людей очень маленьких и нереальных но  гордых собой до конца и молча идем мы сквозь песчаную бурю дождя немного аисты немного верблюды и тоскливо бредут мне навстречу одногорбый верблюд одноногий верблюд и двуногий идет одногорбый верблюд глотая пески и туманы идет одноногий  верблюд все в память и в сон превращая я кладбище погибших кораблей я сон ее ее печаль и свет я для нее туман и колокол в тумане а для себя я ничего я знаю я кладбище погибших кораблей нуль миров вращается звезд это взгляд возвращается к своему истоку