Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.] - Дефо Даниэль - Страница 25

• Предыдущая
• 25/34
• Следующая

— Какой еще Юлука?

Тот показал пальцем на яркую радугу, повисшую над морем.

— Юлука — великий господин, ему надо дать рыбы, а то будет плохо!

— Полно, Пятница! — дружески похлопал его по плечу Робинзон. — Никакого тебе зла не будет. Я никогда не даю ничего твоему Юлуке, а, ты видишь, живу хорошо!

Рис. 15. Беседа Робинзона с Пятницей.

Как жалел он, что не может объяснить тому, что такое гром и молнии, он понимал, что Пятница, привыкнув с детства к этим верованиям-сказкам, не может сразу оставить их. Пока он решил сам хорошенько ознакомиться с ними.

— У вас, значит, есть только Саваку и Юлука? — спросил он.

— Нет! — отвечал тот, — у нас много, много богов, всех не сказать, старики знают! Курумон сотворил, мужчин. Кулимина женщин, а Лагуо — зверей.

— И все они злые?

— Нет, не все! Есть и добрые, но всем надо давать мясо, и рыбу, и плоды, чтоб не были сердиты.

Робинзон в душе решил понемногу научить Пятницу высокому христианскому учению, пока же постараться как можно больше заслужить его доверие. Испортить легко, но поправить всегда трудно, и не сразу вернулась к Пятнице его прежняя веселая улыбка и доверчивое обращение с Робинзоном. На счастье, он уж порядочно болтал по-английски и сговориться становилось все легче. Вечером, отдыхая, или за едой их беседы становились все интереснее для обоих. Давно хотелось знать Робинзону о прежней жизни Пятницы, и раз он спросил его:

— А что, Пятница, храброе ваше племя? Побеждаете вы других?

Тот гордо кивнул головой.

— Да! Очень храброе! Мы всегда побеждаем!

— А как же это вышло, что ты попался в плен?

— Ну так что ж? Наши все-таки побили их! Где я был, чужих было больше. Они схватили — один, два, три — и меня. А наши побили их в другом месте, много — один, два, три, много больше.

— Почему же не отняли вас у врагов?

— Чужие посадили в лодки и скоро поплыли, а у наших не было тут лодок.

— А что же делают ваши, когда попадутся им чужие? Увозят их куда-нибудь и съедают?

— Да! Все так делают у нас!

— А здесь ты бывал со своими?

— Бывал! Только там! — махнул Пятница рукой в сторону западного берега острова.

С невольным содроганием взглянул на него Робинзон. Он был, значит, на том ужасном пире и принимал участие в нем, его смирный и добрый Пятница.

Теперь Робинзон не мог успокоиться, пока не выспросит Пятницу обо всем, что тот знает. Каждый вечер начинались эти разговоры. Так, Робинзон спросил: опасно ли переплывать с той земли на его остров, и узнал, что Пятница не знает случая, чтобы лодки погибали.

Земля, чернеющая вдали, оказывалась большим островом.

Робинзон засыпал Пятницу расспросами о его родине, расспрашивал о берегах ее, жителях и их нравах. Но Пятница и сам знал не слишком много. Он твердил: «Карибу! Карибу!» и Робинзон догадался, что он говорит о караибах, которые действительно живут по берегам Южной Америки.

Когда же раз он спросил, видел ли когда-нибудь Пятница белых людей до встречи с ним, и был уверен, что получит отрицательный ответ, — тот неожиданно сказал:

— Да! Полная лодка белых людей!

— Где же они? Откуда взялись и живы ли теперь? — с замиранием сердца спросил Робинзон.

— Живы, не потонули, мы их спасли!

— Сколько же их?

Пятница на пальцах показал, что их семнадцать человек. Расспросив о времени, когда его соплеменники приплыли к дикарям, Робинзон сообразил, что это, наверное, была команда с того корабля, который разбился вблизи его острова и оставил ему печальный подарок в виде трупа молодого матроса. О, если бы к нему причалила та лодка! Почему нужно было, достаться им чуждому племени? И с волнением он спросил, как могло случиться, что дикари не убили и не съели их?

— Белые люди стали нам братья, они не делали нам худа. Наши едят только чужих на войне! — с некоторой обидой ответил Пятница.

Между тем, пришло снова дождливое время года.

Как тяжело и неуютно было обоим в прошлый раз, когда они чувствовали себя чужими друг другу, и как приятны и радостны стали теперь часы, проводимые вместе. Шитье обуви и одежды занимало Робинзона, Пятница же, наносив дров и разведя хороший огонь на очаге, до чего был великий охотник, потому что его зябкое тело сильно нуждалось в тепле, подсаживался близко к Робинзону и просил:

— Говори!

Как-то тот пробовал рассказать Пятнице о том, как попал на остров, как обзавелся всем хозяйством, и с тех пор дикарь не давал ему покоя. Боясь проронить хоть слово, сидел он неподвижно, не сводя глаз со своего нового друга. Все казалось ему чудесным, как волшебная сказка. Робинзон видел, что все с большим уважением и любовью смотрят на него правдивые глаза дикаря.

Но когда Робинзон захотел перейти к рассказам о своей родине, то удивлению Пятницы не было границ. Иногда долго приходилось объяснять ему самую обыкновенную вещь. Например, никак не мог он представить себе, что такое лавка.

Когда же понял, наконец, то это так понравилось ему, что он принялся прыгать и хохотать от восторга. Не менее удивляли его рассказы о езде на лошадях. Тут уж он никак не мог поверить, чтобы дело обошлось без колдовства.

— Уж, верно, они боги, эти кони! — уверенно говорил он. — Какие вы, белые, умные! Все вас слушаются! Хорошо вам жить!

Но Робинзон печально усмехнулся.

— Не так-то хорошо, мой друг: и у нас есть война, злоба и несправедливость.

— Разве никто не говорит вам, как надо лучше?

— У нас есть Божественный Учитель, Христос. Он жил очень давно, но мы все знаем его ученье: Он велел любить всех, как братьев, трудиться, прощать обиды и делать добро. В память его мы называемся христианами. Самый дурной человек станет хорошим, если будет стараться жить по словам Христа. Но люди забывают их часто и живут дурно.

— А ты помнишь, друг? — задумчиво спросил Пятница, не спускавший глаз с Робинзона.

— Я стараюсь не забывать их… — смиренно ответил тот.

— Скажешь и мне! — решительно заявил Пятница. — Хочу стать хорошим!

В пещере было тепло, на очаге варился вкусный ужин, а снаружи шумел дождь, и глухо ревело бурное море. Пятница поник головой, лицо его стало печально, он подошел к входу и долго вглядывался в ночную тьму.

— Что с тобой, Пятница? Хорошо ли тебе? — спросил, наконец, Робинзон, давно наблюдавший его.

— Хорошо! О, хорошо! — горячо воскликнул тот. — Мне тепло и много кушать, а братьям моим холодно, они дрожат и нет, что кушать! Я хотел бы отдать им все! Всем надо хорошо!

Робинзон вздохнул, на совести его стадо тяжело. Далеко ли то время, когда он чувствовал себя существом неизмеримо высшим, а на Пятницу смотрел только, как на дикаря и лентяя? А, между тем, сейчас он безмятежно наслаждается теплом и безопасностью, нимало не заботясь ни о чем, а дикарь этот страдает за своих соплеменников, и доброе сердце его чутьем угадывает то, о чем так часто забывают люди, называющие себя христианами.

Часто думалось Робинзону о тех семнадцати белых, что жили сравнительно так близко от него. Если бы он мог соединиться с ними, может быть, сообща они придумали бы способ вернуться на родину или хоть добраться до европейских колоний в Южной Америке.

Но как это сделать? Без большой лодки нечего было и думать пускаться в путь.

Робинзон решил как-нибудь поговорить с Пятницей о своих желаниях. Раз, идя вместе по лесу, он спросил его:

— А что, Пятница, хотел бы ты вернуться к своим?

— Да! — ответил он, — я бы много рад был воротиться домой!

— Что ж бы ты стал там делать? — продолжал Робинзон, — опять сделался бы прежним и стал бы есть человеческое мясо?

Пятница сильно замотал головой и воскликнул:

— Не стал бы! Никогда не стал! И им бы не велел!

— Тогда они съели бы тебя!

• Предыдущая
• 25/34
• Следующая