Приключения Альберта Козлова - Демиденко Михаил Иванович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/83
• Следующая

— Кто пришел?

— Не знаю… Давно ходит!

Сапоги подошли к шкафу, остановились. Заскрипела дверца. Неизвестный долго рылся в белье, что-то взял из шкафа, и на пол со стуком упали две вешалки.

— Он что-то взял?

— Не знаю. Услышит!

Сапоги двинулись к кровати. Мы затаились. Человек сел на кровать, заскрипели пружины над нашими головами.

— Бы-бы, м-м-м… — проворчал человек. Он закурил. Упала горелая спичка, обрывок газеты — человек курил самокрутку.

Он сидел минут пять, вновь заскрипели пружины, сапоги двинулись к двери и вышли.

Когда звуки шагов затихли в коридоре, мы вылезли из-под кровати. Был поздний вечер, где-то поблизости горел дом, с улицы доносились крики, неясный шум, что-то шаркало. На стенах плясали отблески.

Кровать белела простыней — человек унес с собой подушки и пуховое одеяло. Мы подошли к шкафу. Не было маминого белого шерстяного свитера, в котором она ходила на каток, и отцовского костюма. Костюм был совсем новенький, его заказали у портного под Каменным мостом. Отец сходил на примерку, потом началась война, он ушел в армию и пропал без вести. Мать долго не выкупала костюм, портной сам принес его, узнав о вашем горе, денег не взял.

— Побежим, догоним вора. Позовем… милиционера или военного.

Мы выбежали на улицу. По улице шли женщины, старики… Катили детские коляски с узлами, тачки. Шли дети. Потом я много раз видел в кино, как показывают бегство населения. Всегда коровы… Странно, но в тот вечер по нашей улице тоже гнали коров. По бокам у буренок висели узелки с пожитками хозяев. Я никогда не думал, что в городе так много скотины. Вполне возможно, что люди шли из пригородов.

Найти в подобной сумятице грабители оказалось невозможным. Мы постояли, посмотрели. Горело рядом… Напротив базара, около областного радиоузла. Дом догорал, рушились балки, огонь выплевывал головешки на дорогу.

Мы вернулись в дом. Захотелось есть. Заныло в животе. Мы обследовали кастрюли. В столе оказался кусок черствого хлеба, несколько помидоров и головка лука. Мы разделили все поровну.

— Помнишь про Буратину? — оживился Рогдай. — Как ему папа Карло принес луковицу?.. Я думал, как лук едят? — Брат окунул луковицу в соль и отгрыз с хрустом кусок. — Ой, глаза щипит!..

Я молчал. Когда-то у меня нарывала пятка, я уже забыл, как болела нога, сейчас вдруг вспомнил отчетливо ту боль… Но боль та была совсем иная, чем теперь. Я вспомнил все боли, какие пришлось испытать. Голова была ватная — происходящее виделось отдаленным и звуки слышались вялыми и приглушенными.

— Идет! — поперхнулся Рогдай и замер с надкусанным помидором в руке.

Я тоже услышал шаги. Кто-то шел по коридору. Может быть, возвращается вор? Пугаться не было сил. Мы постояли минутку, надо было что-то предпринимать, и, как ни странно, именно то, что путь к бегству был отрезан, придало нам решимости; я схватил кухонный нож, Рогдай — кочергу.

Шали приближались… Кто-то вошел в номер.

— Мальчики! — Голос знакомый, с хрипотцой.

— Тетя Клара! — бросились мы к соседке. — Ой, как хорошо, что ты пришла! Тебя отпустили? Ой, как хорошо! Тетя Кларочка!

— С ног собьете! — целовала нас тетя Клара. Потом она понюхала воздух. — Чем это от вас несет? Как извозчики.

Мы вспомнили, что тетя Клара не терпела запаха лука.

— Жрать охота!

— Фи! Жрать? Вы не животные…

— Мы думали, что идет тот, в сапогах, — сказал Рогдай.

— Кто в сапогах? — не поняла она. — Кот в сапогах? Чего в темноте сидите? Где-то в столе свеча была.

Она нашла свечу, зажгла. Рогдай рассказал ей о сапогах:

— Вор приходил. Мы видели. Он мамин свитер унес и папин костюм. Одеяла и подушки.

— Безобразие! — устало сказала тетя Клара.

— Посмотри, если не веришь.

Мы взяли ее за руки и повели в нашу комнату.

— От сукины дети! — вдруг выругалась тетя Клара. Я первый раз в жизни слышал, чтоб она сказала что-то подобное. — Кому горе, кому радость. Казачье!

— Алик плакал, — продолжал Рогдай, — у него голова болела.

— Молчи!.. — толкнул я Рогдая в спину.

— Что с тобой было, Аля, говори, — забеспокоилась тетя Клара. Она села на стул, поставила меня перед собой так, чтоб я не мог отвернуться. В комнате было довольно светло от пожара.

— Тошнило… — сознался я.

— Мальчики, мои мальчики! Что же мне с вами делать?

— Мама сказала, чтоб мы ждали.

— Разве госпиталь не эвакуировался?

— Не знаем… Она сказала, чтоб ждали.

— Будем вместе ждать.

— Тебя отпустили? С окопов отпустили?

— Рыть-то можно до бесконечности… — грустно ответила тетя Клара. — Да теперь и невозможно — война там. Я от самых Семилук бежала. Говорили военные о каком-то котле, боятся очень, Говорят, с Задонска обошел. На войне всегда слухи… Народу-то полегло… Артиллерия, самолеты и танки… Сама танков не видела, зря болтать не буду. Женщины попрятались по лощинам. Я-то стреляный воробей, я убежала. У меня инстинктивно сами ноги приходят в движение, ведут в нужном направлении. Всю революцию пробегала. То к красным попадешь, то к белым, то к зеленым; то налетят, и не поймешь какие, серо-буро-малиновые.

— Как там? Стоят наши? Не будут отступать?

— Стоят… Посмотрите в окно.

Мы побежали к окну.

По улице так же текла толпа беженцев, люди прижимались к домам. Что-то изменилось. И вдруг мы поняли что: по мостовой, прямо по середине улицы, шли красноармейцы. Группами, по одному… У многих забинтованы головы черными от пыли бинтами. Женщины уступали дорогу, смотрели на красноармейцев безотрывными взглядами. Бойцы смотрели себе под ноги.

На стенах комнаты продолжалась пляска теней, точно в театре, когда на сцене показывают пожар.

— Отступают, — сказал Рогдай.

— Ты не лишен наблюдательности, — пошутила тетя Клара и вытерла глаза платком.

в которой рассказывается о драгоценных камнях и приводятся размышления тети Клары о воинской дисциплине.

Неизвестный грабитель в стоптанных кирзовых сапогах заглянул и к тете Кларе…

Комнатка у нее была напротив нашей, чуть-чуть дальше по коридору, комнатка была маленькая, но казалась просторней — в ней не было засилья мебели: стояли лишь кровать, секретер, столик для кофе, за ним удобно было играть в карты, шкаф заменяла ниша в стене. Посредине комнаты лежал афганский ковер. Ковер вначале висел на стене, но когда его пообглодала моль, тетя Клара погоревала, погоревала и бросила ковер под ноги. Еще в комнате стояла этажерка с книгами, может быть интересными, но непонятными — на немецком и французском языках.

Грабитель в сапогах странно грабил. Он закатал ковер, опрокинул этажерку с книгами, перерыл кровать, сломал крышку секретера, выкинул из него письма, фотографии и прочие документы.

Мы стояли и смотрели на погром. И вдруг услышали, что кто-то смеется. Смеялась тетя Клара.

— До чего же похоже! — никак не могла она успокоиться. — Искал… Господи, что искать-то! Трудов больше потрачено.

— Чего искал? — спросили мы.

— Ну, мои брошку, серьги, кольца… Знает, что у меня есть, свой вор, видел, наверное, когда я надевала по праздникам. Сообразил, что на окопы вряд ли возьму. Вот искал золото, перерыл, тайник искал. Кому горе, кому радость.

— А вдруг он нашел?

— Нет, не нашел, я бы сразу увидела. Я стреляный воробей.

Мы пошли на кухню. Тетя Клара засучила рукав кофточки, вынула крышку из дымохода для самовара. В номере самовара ни у кого не было, дымоходом никто не пользовался. Тетя Клара запустила в него по локоть руку, вынула что-то завернутое в газету. В газете оказался мешочек из замши, он затягивался, как кисет, серебряной цепочкой.

— Вот они, сокровища Монтецумы, — опять засмеялась тетя Клара.

Она развязала мешочек, вынула серьги, кольца и дутый браслет. Надела украшения на себя, посмотрелась в зеркало, прошла по комнате.

— Камушки… Этот камушек еще ничего, приличный.

• Предыдущая
• 6/83
• Следующая