Приключения Альберта Козлова - Демиденко Михаил Иванович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/83
• Следующая

Да, я вам еще не представился. Так вот… Фамилия моя самая что ни на есть простая — Козлов, а имя… Имя придумал отец. Видно, в годы, когда я появился на свет, он впервые прочитал Шиллера, потому что меня назвали в честь героя какой-то драмы Альбертом.

Я-то еще что… Альберт так Альберт, а вот моему братишке куда больше не повезло. Он был на под моложе. Неизвестно, чем увлекался при рождении брата наш отец, но братишку назвали Рогдаем.

Батька наш вообще был увлекающейся натурой. В детстве он не получил систематического образования, поэтому в зрелые годы продолжал самообразовываться. Когда-то по семейным обстоятельствам он бросил строительный институт на втором курсе. Работал отец прорабом. Величал он себя «потомственным солдатом»: наш прадед был простым солдатом, воевал в Болгарии с турками, наш дед был солдатом, воевал и сложил голову в Маньчжурии, мой отец… Он был рядовым красноармейцем в гражданскую, в финскую и в эту… Ушел добровольно в первый день войны. А через месяц пропал, и я не знаю, где его могила. Он уехал и пропал без вести, рядовой Красной Армии, потомственный солдат России Козлов Терентий Васильевич.

в которой рассказывается о новогоднем карнавале, артисте оперетты, пиратских песнях и контузии.

Целый год Великая война подбиралась к нашему городу: сначала ушли мужчины, потом стали приходить извещения: «Пал героем в боях за священную советскую землю…» Первые воздушные тревоги… Никто их почему-то не принимал всерьез. Даже в начале сорок второго года. На ночное небо смотрели, как на сцену балагана — ждали от фокусника интересного фокуса. Многие мечтали потушить хотя бы одну немецкую «зажигалку», а мы с Рогдаем даже и не надеялись, что нам хоть когда-нибудь свалится с неба подобное счастье.

Первая фугасная бомба упала в детский городской сад.

Это был замечательный сад! Здесь всегда было полно ребятишек. Зимой в саду открывался каток, на катке устраивались карнавалы. Я два раза участвовал и два раза получал призы за костюм. Благодарить же нужно было не меня, а тетю Клару.

Уже не помню сейчас, какой у меня был костюм в первый раз, а вот на новогоднем карнавале у меня был…

Тетя Клара пришла к нам и сказала:

— Товарищ комиссар! (Это она так называла отца, потому что он был членом партии.) Вы совершенно не уделяете времени воспитанию вашего ребенка.

— Что там еще придумали? — оторвался отец от книги Чарльза Диккенса «Оливер Твист», которую он читал вслух. Отец восхищался Диккенсом и требовал, чтобы мы слушали, как он читает.

— Наступает Новый год, — сказала тетя Клара и достала из сумочки пачку папирос «Пушка». — Я прочла в «Коммуне», что на катке в «Полицейском» саду будет маскарад учеников.

— Валяйте, наряжайте его Красной Шапочкой, — дал согласие отец. — Что ему нужно?

— Два килограмма овса.

— Чего? — Отец даже подпрыгнул. — Альберт будет изображать любимого коня Буденного? Зачем ему овес?

— Я сошью ему костюм, за который взяла приз в гимназии Фолька, — пообещала тетя Клара.

И она сдержала слово. Она здорово придумала. Мать купила марли. Отец принес овса. Марлю расстелили в трех комнатах. Овес насыпали сверху. Смочили. Поливали. Овес пророс. Ростки были сантиметра два. И вот из этого «зеленого шума» мне и смастерили карнавальный костюм.

Тетя Клара и мать целый день кроили, подшивали… Главное, чтобы зелень была свежей и не осыпалась. Меня и Рогдая выставили в коридор бывшей гостиницы «Гранд-отель».

Мы гоняли кошек, плевали сверху вниз, катались на перилах черной лестницы, пытались прорваться в гости к дворнику дяде Ване, но у него был чирьяк на шее и соответственное этому случаю настроение. Он мрачно обругал нас «антихристами головастыми» и вытолкал из комнаты, где вкусно пахло вареной картошкой и подсолнечным маслом.

Подобрал нас актер Боянов. Это был невысокого роста плотный мужчина. Он играл в оперетте самые смешные роли. Его жены дома не было, так что мужской компании никто не мешал. На столе стояла бутылка водки… Веселились мы от души.

Боянов периодически опрокидывал в себя по «лампадочке», закусывал соленым огурцом, а мы с Рогдаем изображали канкан.

— Кем же вы хотите стать, ребята? — спросил басом Боянов.

— Пиратами! — пропищали мы.

— Трудная профессия в наши дни, — вздохнул Боянов. — А пиратские песни знаете?

— Знаем!

— Прошу, маэстро! — сел за рояль Боянов.

И мы завопили с Рогдаем, как сто тысяч пиратов, когда их ведут на казнь:

Наверное, мы здорово исполняли пиратскую песню, потому что Боянов не выдержал, бросил играть и завопил вместе с нами:

Потом мы стали фехтовать. Настоящих шпаг у нас, разумеется, не было, были только линейки. Ими тоже получалось. Мы нападали на врага с двух сторон. Враг дрогнул и залез на кровать с ногами. Шпага у него сломалась. Мы торжествовали победу, но тут в нас полетели подушки. Такого коварства мы не ожидали. Мы тоже стали бросаться подушками с тахты, мы вынуждены были продолжать наступление под прикрытием стульев.

— Протестую! — вдруг закричал Боянов. — В этом нет жизненной правды!

— Ура! — орали мы.

— Нет, — слез Боянов с кровати. — Вы не похожи на пиратов. У вас нет усов. Пираты без усов не бывают.

Он достал грим, усы и клей. И через пять минут наши рожи стали как у отпетых рецидивистов. Я уже не помню, какая растительность была на моем лице, но у Рогдая рыжие усы свисали чуть ли не до колен.

Тут пришла жена Боянова. И мы снова очутились в коридоре. Неизвестно, за кого нас принимали гости Дома артистов, но шарахались они от нас, как от настоящих пиратов. Когда мы пришли домой, мама и тетя Клара побелели, уронили ножницы в корыто и сказали виновато:

— Вы ошиблись, наверное… Здесь живут посторонние люди.

Оказывается, они приняли нас за лилипутов. Пришлось усы отдать. Взамен я получил новый костюм из овса, а Рогдай — обещание, что ему сошьют на будущий год еще лучше.

Потом мы пошли в Сад пионеров. Тетя Клара несла сверток с костюмом; а мы каждый свои коньки — папа, мама, я и Рогдай. Помню, на маме был белый свитер, на голове меховая шапочка. Она не была похожа на маму, она была похожа на тетю Любу, которая жила на втором этаже, училась в Театральном институте, играла Василису Прекрасную в Театре юного зрителя в пьесе «Финист — ясный сокол». Потом был карнавал…

Бомба упала в сад в — сорок втором году, когда там проходил общегородской слет пионеров. Это было летом. Мы уже знали, что отец пропал без вести.

Кажется, пообещали, как стемнеет, показать «Боевой киносборник № 7». Кинотеатр был открытый. Ребят было много… В павильоне я взял по ученическому билету настольный бильярд. Партнеры нашлись сразу. Или мы не слышали, как объявили тревогу, или ее не объявляли… В городе привыкли к тревогам, потому что тревоги были, а бомбежек по-настоящему — нет.

И вдруг рвануло. Это было совершенно неожиданно. Какая-то страшная сила налетела, приподняла, шмякнула меня о землю. Взрывом смело столики с детскими играми, что-то затрещало. Я пришел в себя у стены дома, надо мной нависли ветки тополя, обрубленные осколками. Я никак не мог сообразить, что такое произошло. Меня удивила тишина. Ребята лежат, все скомкано, снесло павильон, наломало веток… В ушах попискивало, вроде бы комар над ухом пищит.

А потом началось… Откуда-то повалил дым. Пахло чем-то кислым. Все побежали. Ребята бежали, девчонки… Навстречу попалась девочка. Все лицо у нее черное. Черный пионерский галстук, платье в клочья. Я увидел, что у нее на правой руке нет кисти. Нет, крови я почему-то не заметил. Наверное, она лилась, но я смотрел на другое — нет кисти. Девочка бежала, не разбирая дороги, что-то кричала. Она еще не видела, что с ней случилось. На дорожках лежали ребята. Черные. От земли и копоти. Я остановился, посмотрел на свои руки… Они были целыми, но в ссадинах. Боли я не чувствовал.

• Предыдущая
• 2/83
• Следующая