Шел ребятам в ту пору… - Харченко Людмила Ивановна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/37
- Следующая
На чердаке было темно и тихо. Пахло пылью и нежилым. Сидя на корточках, Володя ждал ответа. Трехминутное ожидание показалось ему вечностью. Вдруг тишину нарушил писк точек и тире. Сосредоточенно нахмурив брови, Махнов слушал: «Девятнадцатого-двадцатого января организуйте помощь войсковым разведчикам стороны вокзала».
Опять стало тихо. На лице Володи блуждала мечтательная улыбка. Город, родной Ставрополь, скоро будет свободен! Только вот некоторые друзья его, партизаны, которые вместе с ним переходили линию фронта, уже не порадуются победе. Володя спрятал рацию, неслышно прошел к ляде, прислушался, поднял ее, спустился на землю. Постоял у калитки. Снежный порывистый ветер леденил лицо и руки, забирался под драповую тужурку. Вобрав голову в плечи и засунув руки в карманы, он зашагал на Таманскую улицу.
Январским днем сорок третьего года над заснеженными полями и селами Ставрополья, над притихшим городом, курившимся от снежной метели, будто прогремел гром.
Петя и Вася несли в цебарках уголь, который они вместе с другими жителями насобирали на обочинах железнодорожных линий. Приподняв ушанку, Петя остановился и вопрошающе посмотрел на Васю.
— Что это?
— Может, наша артиллерия бьет? — предположил Вася, провожая глазами мчавшийся по булыжной мостовой закрытый грузовик.
Будто в подтверждение его слов громовой раскат повторился снова.
— Точно! — сказал Петя — Теперь мне понятно, почему зашевелились гитлеровцы. Вася, ты видел железнодорожные составы в сторону Кавказской?
— Я ж не слепой! — Вася смотрел на Петю. А Петя, пританцовывая, тихонько запел:
— Петька, брось! Заметят же, что ты радуешься, и прихлопнут нас.
Слезавин враз остановился, надвинул на разгоряченный лоб шапку, взял за дужку ведро и серьезно, будто и не было минутной радости, бросил:
— Идем! Сегодня вечером будь у Раи. Пора действовать. Обсудим, как.
В Раиной квартире вспыхнул спор. Слезавин и Кольга предлагали бросить гранаты в расположение немцев, где бы они ни были, а Рая предостерегала их от неминуемой в таком случае беды:
— Убьете вы фашистов или нет, а вас убьют. Это точно.
— Убьем! — горячо утверждали оба.
— Дураки! Мальчишки! Не вздумайте это делать возле жилых домов. Всех же перестреляют, — ругала ребят Рая. — Где-нибудь на отшибе.
— Тоже советчица нашлась! — шипел на нее Петя. — Это ж война, а на войне без крови не бывает… и без смерти тоже. А на отшибе фрицев нет. Это воронье в зеленых перьях гнездится в школах, в учреждениях, по домам.
— Мальчики! — Рая подняла руку. — Если танки будут отступать по нашей улице, согласна и на гранаты и на горючую смесь. Пусть на войне как на войне. Бросать будем из яра, из-под моста.
Спор ребят разрешил неожиданно появившийся Володя. Он был взволнован, глаза сияли радостью:
— Ребята, двадцатого января вы поможете мне. Надо встретить наших разведчиков со стороны вокзала.
Володя дал каждому конкретное задание.
Получив задание, взбудораженный надвигающимися событиями, Петя шел домой. Почти у дома его схватил фашистский патруль. Слезавин пытался вырваться — не удалось. Солдат крепко держал его за правую руку. Слезавин стал убеждать, что живет рядом, жестикулировал, показывал на свой дом, просил. Наконец немец согласился пойти с ним. Вошли в первую комнату. Мать перебирала фасоль на столе. Когда она увидела Петю и солдата, крепко державшего ее сына, бросилась к ним, загородила собой Петю и стала объяснять патрулю, что это ее сын. Из второй комнаты вышли офицер и солдат. Патруль вытянулся и стал что-то быстро рассказывать им.
— Стреляйт! — равнодушно махнул рукой офицер и ушел спать.
Немцу было безразлично, кто этот мальчик. Сегодня на ночь они остановились в Ставрополе, а завтра отступают на Невинномысскую.
Слезавина заплакала в голос:
— Это мой сын! Сын! Ферштейн? — Что подействовало на немца — слезы ли матери или безразличие отступления, — только он отпустил мальчика.
Все еще дрожавшая от испуга, Слезавина загнала Петю в угол первой комнаты, ругая его за непоседливость, за мальчишескую неосторожность.
Петя исподлобья следил за матерью и молчал.
— Садись хоть кондеру поешь.
Она подошла к кухонному столу, но неожиданно оглянулась на Петю, видимо, собираясь ему что-то сказать, и замерла от увиденного. Сын засовывал за пояс штанов кинжал. Мигом очутилась она возле Пети:
— Это еще что такое? Ты где взял этот ножище? А ну-ка давай его сюда.
— Не дам! — рванулся Петя. — Я их всех сегодня ночью перережу.
— Ты с ума спятил! Смерти ищешь? Ешь вот лучше. — Мать налила супу и села напротив.
— Вот так всю ночь и буду караулить этих вражин, чтоб спасти тебя и нас.
Петя перестал хлебать пшенный суп и с немым укором посмотрел на мать.
Ночью Петя долго не мог уснуть, ворочался, думая о двадцатом января.
А город и ночью жил напряженной жизнью. Гитлеровцы поспешно удирали, не забывая, однако, прихватывать с собой награбленное добро. Их сменили фронтовые части, на которые наседала Красная Армия. Орудийная канонада слышалась все отчетливее. Люди с надеждой ждали нового дня.
Услышав пулеметную трескотню, Петя оделся с проворством солдата, чтоб не попасть на глаза матери, выскочил пулей в коридор, взял в потайном месте кинжал, засунул его за пояс и беззвучно закрыл за собой дверь. Стреляли где-то поблизости. Во дворе поежился от холода, посмотрел по сторонам. К колодцу за ночь намело небольшой сугроб снега. Примостился снег и на карнизах одноэтажных домов. В Раином дворе Петя столкнулся с Махновым. Лицо Володи было необычайно бледным. Стараясь не показать Пете своей взволнованности, он бросил на ходу:
— Айда в подвал за гранатами!
Стремглав полетели к Красной. Спрятались под сводами аптечных ворот и зорко следили за тем, что происходит на улице. Где-то поблизости слышались взрывы. Это вражеские подрывники взрывали важные объекты в городе.
На углу, у аптеки, остановилась машина. Из нее выскочили гитлеровцы, ворвались в парадную дверь. Махнов и Слезавин легли на снег, продолжая наблюдать за аптекой и за зданием горпо.
На улице где-то рядом застрочил немецкий пулемет.
«Надо снять», — подумал Махнов.
— Ты, случайно, не знаешь, как забраться на чердак магазина? — обратился он к Пете.
— Все знаю. Наше ремесленное было за его стенами.
— Веди. Надо снять пулеметчика.
Перебежали через дорогу и очутились во дворе горпо. Бросились к железной лестнице. Осторожно влезли на чердак. Два солдата лежали у пулемета. Махнов бросил гранату к слуховому окну, упал вместе с Петей на пол — с вражескими пулеметчиками было покончено.
Махнов и Слезавин бросились к дому Раи. Но через старый каменный мост не рискнули бежать, так как по нему проносились вражеские машины. Они спустились в овраг, засыпанный снегом, держась за ветки кустарника, вскарабкались на горку, побежали к дому. Совсем рядом раздался сильный взрыв. Ребята на мгновенье остановились.
Володя подбодрил Слезавина:
— Смелее, Петя. Наши близко. А взрыв… Наверное, хлебозавод взорвали.
— Поймать бы их и взорвать так, чтобы и клочьев не собрали! — свирепо ответил Петя.
— Идем за новыми гранатами и в бой! — приказал Володя.
Заскочили к Рае. Возмущенная, она встретила их упреками:
— Это никуда не годится! Вы где-то мотаетесь, а мы тут переживаем из-за вас и не знаем, что делать.
— Что вы все от меня убегаете? — зло спросил Вася. Глаза его от обиды повлажнели. — Вы думаете, я не человек? А тебе, Петя, как руководителю стыдно за все самому браться!
— Какому руководителю? — спросил Володя.
— Он знает! — буркнул Вася.
— Айда все в подвал! — скомандовал Махнов.
Когда они вернулись с бутылками и гранатами в карманах, их настороженным взглядом встретила Васина тетя Елизавета Гавриловна. Непрошеная, она вошла в Раину квартиру и, молча поджав губы, наблюдала за всеми. В комнате повисла напряженная тишина.
- Предыдущая
- 16/37
- Следующая
