Пять плюс три - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/24
• Следующая

— Девочка, что у него с крылышком? — спросила Томка.

— Надломлено было, — сказала Стеша. — Наверно, сойка напала. Сейчас почти срослось.

— Ты его нашла, этого дрозда? — спросила Клава Гущина.

— Нашла, конечно. Не сам же прибежал, попросил: «Перевяжи мне крыло». Смотрю, на земле трепыхается, взлететь не может, и поймала. Дрозды вообще невеликие летуны. Низко летают. Это бегающие птицы.

— Дай подержать твоего… — попросил Лихов, — как ты его называешь?

— Чикота, — подсказал Матвей.

И все стали просить:

— Можно поглажу? Позволь потрогать!

Но Стеша замотала головой:

— Ни-ни-ни! И не думайте! Птиц вообще гладить не надо. Это не кошка и не собака. Дрозды ведь пугливые. Говорят, дрозды когда-то совсем были дикие, жили только в лесах, не подпускали близко человека. Но уже давно они стали селиться в садах, в парках, привыкли к людям и сильно одомашнились. Я не замечаю в Чикоте особенной дикости, он ко мне скоро привык.

Лихов подмигнул Тоне:

— А ты знала, что дрозды одомашнились? Мотай на ус, член учкома!

Тоня покраснела:

— Нахал! Как ты смеешь всё время дразниться? Я…

— Член учкома — знаем! — ухмыльнулся Лихов.

Тоня схватила Лихова за плечо и стала колотить кулаком по спине, приговаривая:

— Получай! Получай! Завтра ваша воспитательница придёт, я ей на тебя нажалуюсь, хулиган! А сегодня получай за свое нахальство!

— Ой, караул! Убивают! — хохотал Лихов. Он вырвался, отбежал в сторону, издали проговорил с некоторым уважением:

— А у тебя кулаки крепкие, ничего!

Во время этой короткой шумной потасовки Чикот почти прижался грудью к земле, замер на секунду, потом заметался, заскользил вокруг клетки. Все — и Стеша тоже — смотрели на Тоню и Митьку Лихова. А Матвей смотрел на Чикота. И поэтому заметил, как Соня Кривинская поспешно шагнула к дрозду, торопливо протянула руку… Но ей не удалось нарушить запрет: Стеша схватила Соню за руку:

— Это что? Сказано — нельзя! Хотела воспользоваться, что все отвлеклись? Так нечестно!

У Сони всё лицо и шея залились алой краской.

— Идиотская птица! — сказала она презрительно. — Кому она интересна?

— Неправда! Неправда! — заговорили ребята. — Ну что ты, Соня! Очень интересно.

Всё-таки Стеша ловко взяла Чикота в руки и посадила его в клетку:

— Ладно… И так у него сердце бьётся.

— Ну подожди! Пусть ещё побегает! Не уходи! — просили ребята.

Однако Стеша с непреклонным видом подхватила клетку с Чикотом и унесла её в интернат.

— А всё Соня! — упрекнул кто-то из мальчиков.

— Недотрога какая — подумаешь! — обиженно заявила Соня. — Уж и не тронь и не взгляни!

Тоня захлопала в ладоши:

— Тихо, тихо! Ну, как вы будете играть? Играйте, детки, играйте!

— Лучше расскажи нам что-нибудь интересное! — попросила Маруся Петрова. — Любовь Андреевна часто нам рассказывает.

— Ещё и рассказывать вам! — недовольно протянула Тоня.

Но раздался гонг. Ударили в кусок рельсы, висевшей на дереве у кухни. Пора было идти ужинать. Сразу приободрившись, Тоня стала строить второклассников в пары.

— Что ты за мной ходишь?

Стеша обернулась и посмотрела на Матвея.

Матвей молча остановился на дорожке, нагнулся над клумбой, будто разглядывая увядшую растрёпанную астру. Он и сам толком не знал, почему его так тянет к этой девочке, изрядно ворчливой и сердитой.

Ребята из их класса постоянно звали его играть. Часто подступали с разговорами. Особенно девочки. Томка, та вечно на него наседала: «Матвейка, идём играть в мяч, ты будешь водить!», «Матвейка, ешь побольше! Ты в интернате похудел, а мы все поправились». Это надоедало, но было ясно, что Томка хочет ему добра.

И ребята и воспитательница были к нему очень даже хороши, он это понимал. Но убегал от них при первой же возможности.

Стеша не звала его, а, наоборот, прогоняла. И всё-таки он шёл к ней, едва замечал одну, без пятиклассников. Вдруг она прокричит сойкой или дроздом? Вдруг поймает какую-нибудь птицу прямо у него на глазах? Вот он уйдёт прогнанный, а тут как раз и случится самое интересное.

Сердитый тон Стеши не обижал его. Он не верил, что она сердится на него по-настоящему. Просто ей, наверно, тоже скучно в интернате и тоже хочется домой.

Стеша ушла вперёд по дорожке. Вдруг она воскликнула жалобно:

— Дядя Микола! Ну что он за мной ходит и ходит?

Седой загорелый старик поливал цветы из большой лейки. Услышав Стешину жалобу, он поставил лейку на землю:

— Вот тот хлопчик, шо посохшие астры разглядае, за тобой ходит? Нехай ходит! Чи тоби жалко, товарищ орнитолог? Ведь он не какой-нибудь там хулиган или шо. Дюже гарный хлопец! — Старик шагнул к скамейке и опустился на неё. Вытянув из кармана платок, вытер плешь. — Поливка закончена. Треба трохи отдохнуть.

Стеша тоже села на скамейку.

— А что вы сами поливаете, дядя Микола? Где ваши цветоводы-садоводы?

— Куда-то побегли. Мабуть, к морю с воспитательницей подались. А от малышей проку с воробьиный носок, потому и пособлять не прошу. Пока я одну лейку принесу, им надо десять леечек натаскать. Вот на будущий год будут у нас седьмые, а там, глядишь, и восьмые классы. То будут помощники. Мы с ними тут разведём посадки!

Интернат существовал всего второй год. В него приняли младших учеников. Ребят старше шестого класса ещё не было.

— И теперь от ребят помощи много, — рассуждал старик. — Яблоки и груши на плодовом участке сами снимали, землю рыхлили сами. На помощников своих я не жалуюсь… Ходи сюда, орёл! Посиди с нами. Мы не кусаемся, нет! — это было сказано Матвею, который с безразличным видом стоял поодаль на дорожке.

— Иди, Матвей! — разрешила Стеша. — Ты, может быть, ещё и с дядей Миколой не знаком? — И объяснила с гордостью: — Наш дядя Микола и садовник, и цветовод, и охотник, и…

— И кочегар нашего интернату по своей основной, значит, должности: — Старик рассмеялся дробным смехом. Потрепал по плечу присевшего на кончик скамьи Матвея. — Не журись, Матвей! Всё будет у полном порядке.

— Он очень застенчивый, — сказала Стеша.

— Ну, и шо таке? Или ты хочешь, чтоб он был нахальный, как те синицы, шо в августе мой садочек атакували? До того же нахальны синицы — сил нет! Я палю из ружья, а им хоть бы шо! Персики клюют напропалую, у моей старухи чуть не с рук вырывают! Не иначе из Турции прилетели, бо шибко голодные.

— Ну, уж из Турции! — улыбнулась Стеша.

— И очень даже просто. Откуда-то ж они налетели, как всё равно якие собаки прожорливые. Пока море перелетали, с самой Турции до моего садочку, шибко оголодали. Ну, пора до дому. — Дядя Микола поднялся. — Сильно задержусь — старуха меня съист. Бо строга у меня старуха. Дэмон!

Стеша расхохоталась. Матвей удивился: никогда ещё он не видел Стешу такой весёлой.

— Чистый дэмон! — повторил старик. — И не смотрит, что я как никак гвардии старшина Чертополох. В войну был. Так-то! Ну, бувайте здоровеньки. До побаченья!

— До свиданья, дядя Микола. Тёте Доне привет!

Подмигнув Стеше, старик ушёл, прихватив с собой лейку и насвистывая какую-то песенку. Стеша и Матвей остались сидеть на скамейке.

— И всё-то он шутит, дядя Микола, — сказала Стеша.

— А почему он сказал про чертополох? — спросил Матвей.

— Фамилия у него такая. Он же украинец. Украинские фамилии всякие бывают… Ну, чего ты сидишь? Ступай! Тебя уже, наверно, ищут.

— Я сказал воспитательнице: «Вон идёт Стеша. Я пойду к ней».

— А воспитательница что?

— Говорит: «Ну, пойди. Только ненадолго».

— Уже «надолго». Иди, иди к своим второклассникам. А я делом займусь, слышишь? Ты, конечно, не как те синицы, но всё же…

• Предыдущая
• 7/24
• Следующая