Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами - Эдмондс Дэвид - Страница 32

После убийства Шлика кафедра философии индуктивных наук была закрыта: начальство решило, что отныне преподаваться будет только история философии. Идеи Венского кружка, пусть подорванные и ослабленные, продолжали жить — но уже не в Вене, а в Англии и Соединенных Штатах.

Голос Венского кружка и по сей день слышится в ряде философских эпонимов. В 1931 году Гедель опубликовал свою теорему, уничтожившую все попытки построить логические основания математики. Он показал, что невозможно доказать непротиворечивость любой аксиоматической арифметической системы в рамках самой этой системы. Его пятнадцатистраничная статья доказывает, что не все в математике поддается доказательству — какие бы теоремы ни принимались, всегда остаются истины, которые невозможно подтвердить. Далее — «лодка Нейрата». Нейрат утверждал, что знание не имеет прочного фундамента, и иллюстрировал эту мысль, приводя для сравнения пример из области навигации: «Мы — как моряки, которые вынуждены ремонтировать корабль в открытом море, не имея возможности разобрать его в сухом доке и собрать заново из новых, лучших элементов».

Однако ярче всего суть проблем, лежавших в поле зрения Венского кружка — вопросов верификации и подтверждения, — отразилась в парадоксе Гемпеля. Какого рода вещи могут считаться подтверждением или доказательством верности той или иной теории? Парадокс Гемпеля состоит в следующем: допустим, вы наблюдаете за птицами и хотите оценить, верна ли ваша теория, что все вороны — черные. Конечно, если вы увидите белого, коричневого или зеленого ворона, вашу теорию можно считать опровергнутой, ложной. Но тогда можно предположить, что если вы видите только черных воронов, то это — свидетельство в пользу того, что ваша теория истинна. Мысль Гемпеля заключалась в том, что утверждение «Все вороны — черные» логически эквивалентно утверждению «Все, что не черное, не есть ворон». Скажем иначе: если верно, что все вороны черны, то, видя зеленую птицу, вы можете с уверенностью сказать: «Эта птица — не ворон». Но Гемпель пошел дальше: всякий раз, когда вы, видя нечто, что и не черное, и не ворон, подтверждаете тем самым, что все, что не является черным, не есть ворон, вы в то же время подтверждаете и логически эквивалентное высказывание: все вороны черны. Иными словами, подтверждения этой теории вы находите всякий раз, когда видите желтое солнце, белый «роллс-ройс», красную грудку снегиря, синий колокольчик или розовую пантеру.

Казалось бы, это противоречит здравому смыслу, хотя очень нелегко понять, почему именно. Но в то же время ясно: когда Карл Поппер принялся рыть подкоп под проведенной Венским кружком демаркационной линией между верифицируемыми и неверифицируемыми высказываниями, в этом он был не так одинок, как утверждал впоследствии.

Каковы же, в таком случае, были отношения Карла Поппера с Венским кружком?

Поппер, как и Витгенштейн, никогда не ходил на еженедельные собрания кружка. Но Витгенштейн не ходил на них, потому что не хотел, а Поппер — потому что его не звали. В Unended Quest он писал, что почел бы за честь быть приглашенным на эти собрания, но так ни разу и не получил приглашения.

В голодные послевоенные дни 1920 года в кафе «Akazienhof», что было в трех минутах ходьбы от математического факультета Венского университета, бедным студентам подавали благотворительные обеды — очень дешевые, но сытные. Летом студенты ели на летней площадке кафе, в тени деревьев. Вот там-то Карл Поппер, студент-экстерн университета (ausserordentlichef), познакомился с Отто Нейратом, наиболее эклектичным из всех членов Венского кружка. Это был первый контакт Поппе-ра с кружком; и именно Нейрат впоследствии назовет Поппера его (кружка) «официальной оппозицией».

Поппер всегда гордился этим титулом, считая, что он исчерпывающе характеризует его жизнь в целом и оправдывает его существование как философа. Он был не просто оппозиционером, но Оппозиционером; и не просто Оппозиционером, но Торжествующим Оппозиционером — торжествующим не только над Венским кружком, но и над Платоном, Гегелем и Марксом (хотя он уважал и Платона, и Маркса), над Фрейдом (которого относил к одной категории с астрологами и прочими псевдоучеными) — и, конечно, над Витгенштейном.

Поппер всегда стремился опровергнуть, по его собственному высокопарному выражению, «легенду о Поп-пере». Легенда гласила, что он был членом Венского кружка. Неправда, протестовал Поппер. Легенда гласила, что в рамках кружка он сумел преодолеть ряд философских затруднений, заменив критерий верифицируемос-ти (на основе которого делался вывод об осмысленности высказывания) критерием фальсифицируемости. Против этого Поппер тоже горячо возражал: «Затруднения Венского кружка были моим собственным изобретением. Я сам их придумал, я показал, что их критерий не работает, и я вовсе не пытался избавить их от этих затруднений — у меня была совершенно другая задача». Его критика, утверждал Поппер, вскоре посеяла в кружке разброд и шатания. «Но, поскольку меня то и дело называют одним из них, хочу повторить: хоть я и создал эту ситуацию, я никогда в ней не участвовал». Ударение везде на «я».

Почему же Поппер всегда оставался за пределами Венского кружка? В конце концов, он был дружен с некоторыми его членами, в том числе с Карнапом, Кауфманом, Крафтом и Фейглем, и все они высоко ценили его способности. В 1932 году Карнап, Фейгль и Поппер даже вместе отдыхали в Тироле. Фейгль говорил, что у Поппера «выдающийся, блестящий ум», а Карнап позже писал: «Доктор Поппер — независимый мыслитель огромного масштаба».

Блестящий ум, удачные знакомства — чем не кандидатура для Венского кружка? Не говоря уж об интересе к применению в философии методов аналитических научных дисциплин. Его первая большая работа «Logik der Forschung» («Логика научного открытия»), вышедшая в конце 1934 года, вызвала одобрение Эйнштейна и по значению никак не уступала тому, что писали и издавали члены кружка. Так почему же, спрашивается, Венский кружок не принял в свои ряды этого молодого человека, уже работавшего над книгой, которая позже принесет ему мировую известность? Ответ прост: потому что так решил Мориц Шлик.

Шлик не относился к числу почитателей Поппера. Первая стычка между ними произошла еще в 1928 году. Шлик был одним из экспертов, рассматривавших докторскую диссертацию Поппера, и работа его не впечатлила. Но главную роль сыграла органическая враждебность Поппера по отношению к «гуру» Шлика — Витгенштейну. В частности, нападкам подвергались идеи Витгенштейна о бессмысленности метафизических предложений и о том, что осмысленными являются лишь те предложения, которые отражают возможное положение дел. В Unended quest Поппер называет давно отброшенную Витгенштейном теорию языка как образа мира «безнадежно и вопиюще ошибочной». В примечаниях он критикует Витгенштейна за преувеличение пропасти, лежащей между миром доступных описанию фактов и тем, что глубинно и не может быть высказано: «Именно это поверхностное решение проблемы глубины — тезис "то, что глубоко, словами не высказать"» — объединяет Витгенштейна-позитивиста и Витгенштейна-мистика».

Поппер свысока относился к философии Витгенштейна с тех самых пор, как впервые столкнулся с ней еще в студенчестве, в начале двадцатых, однако обнародовал свое пренебрежение только в декабре 1932 года — через одиннадцать лет после выхода в свет «Логико-философского трактата», когда Витгенштейн уже пересмотрел многое из того, что было там изложено. Вот тогда-то Попперу и пришлось распрощаться с надеждами на приглашение в Венский кружок. А произошло это на весьма бурном собрании другой философской группы — кружка Гомперца.

Конечно, в то время в столице Австрии кружок Шли-ка был самым знаменитым и признанным. Однако были и другие кружки, зачастую пересекавшиеся между собой, и многие интеллектуалы были членами одновременно нескольких кружков. Группа, сплотившаяся вокруг венского философа Генриха Гомперца, собиралась для обсуждения истории идей. Подробности той роковой для Поппера встречи в высшей степени живописны. Согласно одному свидетельству, Поппера пригласили на заседание кружка Гомперца и сообщили ему, что там будут звезды Венского кружка — не только Шлик, но и Карнап, и Виктор Крафт. Для молодого учителя это был явно судьбоносный момент. «Logik derForschung» еще не увидела света и существовала только в виде увесистой рукописи под названием «Die beiden Grundprobleme der Erkenntnistheorie» — «Две фундаментальные проблемы теории познания»; a «Logik der Forschung» — ее реинкарнация, сильно урезанная и существенно измененная. Шлик был редактором серии, в которой Поппер намеревался публиковать эту работу. Произведя впечатление на Шлика, Поппер вполне мог бы обрести заветное приглашение на его «четверги».