Сайлес Марнер [= Золото и Любовь., Золотые кудри., Сила Марнер, ткач из Равело] - Горфинкель Даниил Михайлович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/51
• Следующая

— Только смотри, сам ничего не бери и не проси того, что нужно в Красном доме, — серьезно предупредил его Сайлес, — мистер Кесс и так очень добр к нам. Он сделал новую пристройку к нашей хижине, подарил нам кровати и другие вещи, и я не хочу надоедать ему из-за цветов.

— Нет, нет, надоедать не придется, — заверил его Эрон. — Во всей округе не найдется другого сада, где бы пропадало столько добра, — просто потому, что некому его взять. Я часто думаю, что если бы земля возделывалась как следует да каждый кусок пищи находил свой путь ко рту, никто бы не страдал от голода. Когда работаешь в саду, такие мысли сами лезут в голову. Однако мне пора домой, а то мать будет беспокоиться, если я задержусь.

— Приведи ее сегодня к нам, Эрон, — сказала Эппи. — Мне бы хотелось решить насчет сада, а без нее никак нельзя, правда, отец?

— Разумеется. Непременно приведи ее, Эрон, — подтвердил Сайлес. — Она даст нам добрый совет и поможет сделать все как надо.

Эрон повернул обратно к деревне, а Сайлес и Эппи пошли дальше по уединенной тенистой тропинке. Здесь они были совсем одни.

— Папочка! — начала девушка, сжимая руку Сайлеса и поворачиваясь на каблучках, чтобы крепко поцеловать его. — Мой дорогой старенький папочка! Я так рада! У нас будет садик, а больше, кажется, мне ничего и не нужно. Я так и знала, что Эрон предложит вскопать для нас землю, — с шаловливым торжеством продолжала она. — Я это прекрасно знала!

— Хитрый котенок, вот кто ты! — сказал Сайлес с блаженной улыбкой счастливой старости. — Но смотри, поблагодари хорошенько Эрона.

— Ну, вот еще, — возразила Эппи, смеясь и резвясь, — это ему одно удовольствие!

— Постой, постой, дай-ка я понесу твой молитвенник, а то ты так распрыгалась, что уронишь его.

В эту минуту Эппи заметила, что за ее поведением следят, но следил за ней только дружественно настроенный ослик, которого пустили щипать траву, привязав ему колодку к ноге, кроткий ослик, который понимал людские слабости и был рад принять участие в людских забавах. Он протянул морду, ожидая, чтобы ему почесали нос, и Эппи доставила ему это удовольствие. В благодарность ослик, хотя передвигаться ему было трудно, проводил их до самых дверей хижины. Но звонкий лай, раздавшийся изнутри, как только Эппи вставила ключ в замок, изменил намерения длинноухого, и он заковылял прочь, не прощаясь. Этим звонким лаем встретил хозяев коричневый терьер, который сначала с истерическим визгом запрыгал вокруг них, потом с шумом кинулся на полосатого котенка, укрывшегося под станком, а затем снова вернулся, громко лая, словно хотел сказать: «Как вы видите, я выполнил свой долг и нагнал страху на это жалкое существо». Кошка-мать сидела на окне, грея на солнышке белую грудку, и только поглядывала, ожидая ласки, хотя сама ради этого не намеревалась беспокоить себя.

Появление этих благоденствующих животных было не единственной переменой внутри каменной хижины. Теперь в первой комнате уже не было кровати, и освободившееся место было заполнено скромной мебелью, опрятной и начищенной до блеска, вид которой мог удовлетворить даже Долли Уинтроп. Дубовый стол и треугольное дубовое кресло едва ли можно было встретить в какой-либо бедной хижине, — они появились вместе с кроватями и другими вещами из Красного дома. Мистер Годфри Кесс, как говорили в деревне, сделал много хорошего для ткача. И это только справедливо, если человек богатый помогает и берет на себя часть забот бедняка, который воспитал сироту и был ей отцом и матерью, хотя сам потерял все свои деньги и за душой у него нет ничего, кроме того, что он зарабатывает изо дня в день. Да и этого становится все меньше и меньше, потому что меньше стали прясть льна и сам мастер Марнер уже далеко не молод. Но зависти к ткачу никто в Рейвлоу не питал, ибо на него смотрели как на человека особенного, который больше всех имеет права на помощь соседей. А суеверные разговоры на его счет, если и продолжались, то теперь приняли совершенно иную окраску. Например, по мнению мистера Мэси, уже совсем дряхлого восьмидесятишестилетнего старика, которого можно было видеть только у очага или на пороге его жилища, когда он грелся на солнышке, если человек сделал столько, сколько Сайлес, для сиротки, это значит, что деньги его снова появятся или, по крайней мере, похититель будет призван к ответу, в подтверждение чего мистер Мэси напоминал, что сохранил все свои умственные силы.

Сейчас Сайлес сидел и с довольным видом следил за тем, как Эппи накрывала чистой скатертью стол и ставила на него картофельный пирог, который по воскресеньям медленно разогревали в закрытом горшке на остывающих углях, что вполне заменяло духовку. Сайлес так и не согласился приделать к своему очагу решетку и духовку. Он любил свой старый кирпичный очаг, как когда-то любил коричневый кувшин. И разве не у очага нашел он свою Эппи? Боги домашнего очага существуют и по сей день, и новой вере лучше быть терпимой к этому фетишизму, иначе она подроет свои же корни.

В этот день Сайлес был за обедом молчаливее обычного. Покончив с едой, он положил нож и вилку и начал рассеянно следить за тем, как Эппи играла с собакой и кошкой, отчего ее собственный обед порядочно затянулся. Однако это было зрелище, способное привлечь самые рассеянные взоры: пушистое облако сверкающих волос обрамляло личико Эппи, одетой в темно-синее платье из бумажной ткани, оттенявшее белизну ее круглого подбородка и шейки, а она, весело смеясь, забавлялась с собакой и кошкой, которые с двух сторон тянулись к лакомому кусочку у нее в руке, между тем как котенок вскарабкался к ней на плечо, напоминая собой выгнутую ручку кувшина. Собака иногда забывала про добычу и старалась грозным рычанием убедить кошку отказаться от ее предосудительного поведения и жадности. Наконец Эппи смягчилась, погладила их обоих и, разделив кусок, дала каждому его долю.

Взглянув на стенные часы, девушка прервала игру и воскликнула:

— О, папа, ты, я вижу, ждешь меня, чтобы выйти на солнышко и выкурить трубку! Я только сначала все уберу, чтобы в доме было чисто, когда придет крестная. Сейчас я буду готова.

За последние два года у Сайлеса вошло в привычку ежедневно выкуривать по трубке. Он следовал в этом совету деревенских мудрецов, уверявших, что курение «помогает от припадков». И доктор Кимбл не возражал против этого совета, исходя из того, что всегда стоит испытать средство, если оно явно безвредно. Этот принцип играл в его медицинской практике большую роль. Сайлес не находил большого удовольствия в курении и часто удивлялся, почему его соседи так любят свои трубки. Но скромное приятие всего, что люди считали полезным, стало отличительной чертой нового Сайлеса, которая развилась в нем с того времени, как он нашел Эппи у своего очага. Это была единственная нить, за которую мог держаться его смутный разум, воспитывая юное существо, посланное ему из тьмы, куда сгинуло его золото. В поисках того, что было необходимо для Эппи, разделяя с ней все жизненные впечатления, он сам обрел привычки и веру, свойственные жизни в Рейвлоу, а вместе с пробуждением чувств пробудилась и память. Он начал размышлять над своей былой верой, сравнивая ее с тем, что его окружало, пока в его сознании прошлое не связалось с настоящим. Вера в высшее доброе начало, доверие к ближним, приходящие вместе с ощущением покоя и чистых радостей, навели его на неясную ему самому мысль, что в его судьбе произошла какая-то ошибка, какое-то заблуждение, омрачившие его лучшие годы. И по мере того, как ему становилось все легче открывать свою душу перед Долли Уинтроп, он постепенно рассказал ей все, что мог припомнить о своей прежней жизни. Эти беседы были медленным и трудным делом, ибо Сайлес плохо умел объяснять, а Долли не принадлежала к тем, кто схватывает чужую мысль на лету. К тому же ее ограниченный жизненный опыт не давал ей ключа к чуждым обычаям и превращал каждый из них в источник удивления, что весьма задерживало повествование. И только урывками, с перерывами, которые давали Долли возможность обдумать услышанное и с ним освоиться, Сайлес наконец дошел до решающей фазы этой печальной истории, когда он пришел на суд божий и жребий лжесвидетельствовал против него. Ему пришлось не раз повторить описание этого события, и Долли без конца расспрашивала о таком способе обнаружения виновного и оправдания невинного.

• Предыдущая
• 41/51
• Следующая