Туман пожрет их всех - Маар Курт - Страница 17
- Предыдущая
- 17/30
- Следующая
— Я должен вас разочаровать, Байер. Я постучал пальцем по лбу для того, чтобы избежать тогда долгих объяснений. Может быть, я сам считаю идею командира необычной, а его манеру выражаться иногда гротескной, зато ни на секунду не сомневался в правильности его намерении и планов.
На мгновение мне показалось, что глаза третьего пилота вот-вот вылезут из орбит, но он быстро взял себя в руки и попросил слова.
— Все слышали? — проревел он, как на плацу — Я делаю следующее предложение. Во-первых, собрание всех членов экипажа должно решить, что планы командира Вишера и его первого офицера Барлетты бессмысленны и противоречат обязанностям обоих вышеназванных лиц заботиться о благе корабля и его экипажа. Во-вторых, собрание должно снять обоих вышеназванных лиц с их постов, потому что их воззрения и намерения общественно опасны. В-третьих, пусть психиатры корабля изучат душевное состояние Вишера и Барлетты, и, независимо от результатов, необходимо взять их под арест до возвращения на Землю.
Собрание признало предложение разумным. Единственное возражение последовало с той стороны, с какой я и ожидал.
— Для чего нужно психиатрическое исследование, если Вишер и Барлетта будут заперты независимо от результатов? — спросила Жаклин Ромадье
Байер отнюдь не был плохим офицером, но если его во время дискуссии загоняли в угол, он терял своё тевтонское достоинство и дополнял недостаток логики силой голоса
— Это оправдывает наши действия ещё больше, чем опасные намерения обоих этих людей! — прогремел он — Или, может быть, вы сомневаетесь в том, что Вишер и Барлетта сошли с ума?
— Конечно, я сомневаюсь, — ответила Жаклин Ромадье Её внешность действовала, как бомба. Даже Вишер на десятую долю секунды забыл, что он должен играть роль. Выражение его лица было таким беспомощным и печальным, что я слегка улыбнулся.
Потом последовала неожиданность. Поднялся доктор Ласалье.
— Тогда мы должны присоединить к ним также и доктора Ромадье, — сказал он.
— Пожалуйста, — она кивнула и подняла голову.
Мы отступили назад и теперь втроём стояли в десяти шагах от переднего ряда сидений участников собрания. На моем лице в это мгновение не было никакого особого выражения, поэтому Жаклин прошептала мне ухо:
— Не смотрите так тупо, Барлетта!
Собрание было едино в том, что нас нужно немедленно запереть. Но в то мгновение, когда Байер подошёл к нам, Вишер шепнул мне:
— Быстрее из корабля. Снаружи они нас больше не достанут.
Байер встал в позу.
— Я должен просить вас отдать мне ваше оружие.
Никто, казалось, не рассчитывал на сопротивление, поэтому не взяли в руки оружия, и нам удалось легко ускользнуть. Собрание, включая Байера, сначала замерло, когда мы выхватили пистолеты и начали водить стволами направо и налево.
— Ведите себя тихо, друзья, — произнёс Вишер. — У нас нет намерения кого-нибудь ранить, но в данный момент нет другой возможности избавить вас от непонимания. По крайней мере, мы можем приказать вам беспрепятственно пропустить нас, — и тут же тихо шепнул мне: — Нам нужны продукты.
Жаклин наклонилась ко мне.
— Шлюз А, — прошептал я Вишеру.
Он только кивнул.
Перед лицом угрожающего дула моего пистолета начальника склада продуктов — одного из немногих, кто не принимал участия в собрании — не пришлось просить дважды наполнить два мешка различными продуктами. Мы заперли его, вывели из строя интерком и наконец отступили к шлюзу А, где нас ждал Вишер. Между тем в корабле было спокойно.
Они не знали, где мы прячемся.
— Машина Байера все ещё снаружи, — сообщил Вишер. — Мы заберём её себе.
Никто не помешал нам выйти. Самолёт Байера стоял слишком близко к кораблю, чтобы обстрелять его из бортовых орудий. Кроме того, я сомневался, что даже такой человек, как Байер, может отважиться на такое решительное действие. Тем временем снаружи стемнело.
Мы миновали друг за другим корабельный шлюз и шлюз самолёта и за короткое время добрались до кабины пилота. В то же мгновение Вишер стартовал. Я чуть было не потерял сознание, так мощно вдавило меня в сиденье, а когда в глазах у меня снова прояснилось, я заметил насмешливый взгляд Жаклин Ромадье. Эта стройная француженка была решительна, а действия её все время были спонтанными. После того, как она на протяжении полутора лет не упускала ни единого случая уязвить Вишера, теперь неожиданно выступила против всего экипажа на его стороне! Кто бы мог это объяснить?
Через несколько секунд ЭУР2002 исчез во тьме, только красный мигающий фонарь на вершине его шарообразной оболочки все ещё был виден нам.
— Куда? — спросил я.
— К хижинам.
Он настроил курс и включил автомат.
Мы мчались под великолепным звёздным небом чужой галактики, так невероятно далеко находящейся от нашей родины. Машина летела со сверхзвуковой скоростью, и шум двигателей оставался далеко позади. Говорить было не о чем, и каждый задумался о своём. Вишеру было не позавидовать. С одной стороны, он постоянно должен был концентрироваться на мыслях о Тумане, Великом Мастере, а с другой — он пытался понять образ действий Жаклин. Я не услышал ни единого слова ни от Вишера, ни от Жаклин, но мне казалось, что я знаю, как у них там было.
Я призвал себя к порядку, так как наступило самое время позаботиться о своём душевном равновесии. Все дело было в тумане. Вишер дал мне о нем первичные сведения, а дальнейшие детали предоставил выяснять мне своими собственными силами, и он почти не помогал мне в этом.
Я был убеждён, что мог беспрепятственно думать о тумане. Во-первых, я избегал появления враждебных мыслей даже в самых тайных уголках своего сознания, а во-вторых, то, что я примкнул к Вишеру, давало мне достаточно свободы.
Тут, в первую очередь, имел место тот факт, что окружающий эту систему туман был разумным существом — факт совершенно удивительный и трудно представимый даже для нас, кто во время службы в космическом флоте повидал уж бог знает сколько невообразимого. В этой ситуации нам помогла аксиома, вдолблённая в наши головы с семнадцати лет, когда мы были ещё только космическими кадетами: удивляйся как можно меньше и — прежде всего — ничего не считай невозможным! К этой же категории относились аксиомы теоретического естествознания: все, что в принципе не запрещено, где-нибудь и когда-нибудь произойдёт.
Во-вторых, туман ни в коем случае не был гомогенной массой. Его концентрация, простирающаяся на расстояние шестидесяти пяти миллионов километров от центральной звезды, очевидно, представляла из себя нервный центр, мозг. Туман перерабатывал мысли только там — как свои собственные, так и те, которые он принимал от своих подданных. Остальную часть субстанции тумана можно, было сравнить с человеческим телом, в котором заключён мозг. В нем находились механизмы восприятия и чувств — пока ещё неопределённые — эффекторы, при помощи которых туман мог порождать электрические и механические процессы.
В-третьих, было ясно, что туман властвовал над душами всех жителей этой планеты, а также всех остальных, находившихся здесь. До сих пор я интенсивно раздумывал над этим. Странное и необъяснимое поведение обитателей пещер вообще можно было объяснить только при помощи гипотезы Вишера. И больше никак!
В-четвёртых, не было никакого сомнения в том, что туман одержим невероятной жаждой знаний. То, на что наткнулся Хендрикс, указывало, что он мог усваивать новые знания, которые высасывал из чужого мозга. Нет сомнений, что его целью было воспринять всю мозговую субстанцию, а с ней и все знания, которые мы, на ЭУР2002, принесли с собой на Эол.
Было опасно предполагать, что туман мог реагировать на внешние стимулы только при помощи центральной концентрации, его мозга. Мы уже пару раз убедились в том, что он вполне в состоянии реагировать мгновенно. Например, Хендрикс или электрическое поле, при помощи которого он заставлял поворачивать поисковые глайдеры. Погода, град камней, шторм… Так что пять этих фактов доказывали, что именно туман при помощи своих эффекторов немедленно предпринимал оборонительные или наступательные действия, которые не требовали долгих размышлений, и мог действовать без усилий мозга.
- Предыдущая
- 17/30
- Следующая
