Группа «Нада» - Маншетт Жан-Патрик - Страница 17

• Предыдущая
• 17/25
• Следующая

– Ты куда?

– Покормить кроликов.

– Ты вернешься?

– Да. Спи.

Кэш вышла. Эполар сел на кровати и поморщился. Он порылся в карманах брюк, достал сигареты и спички, закурил и задумался. Нет, он не верил, что они получат выкуп и разбогатеют, и даже не верил, что останется живым.

Он встал и оделся. Черный камин в общей комнате был холодным. Буэнвентура пил кофе и слушал радио.

– Привет, – сказал Эполар и закашлялся от дыма сигареты.

– Привет.

– Ты видел Кэш?

– Она кормит кроликов.

– Ох, – простонал Эполар и сел за стол. Он налил себе кофе. – Занятная девочка, – сказал он.

– Хорошая девочка, – согласился Буэнвентура.

– Ты давно ее знаешь?

– Да.

– Вы спали вместе?

– Нет, – сказал Буэнвентура. – Она не захотела.

Эполар опустил глаза.

– Ты совсем не спал, – заметил он.

– Я спал пять часов. Вполне достаточно.

– Что говорят по радио?

– Сволочи! Я сомневаюсь, что они дадут ответ в последний момент. Я нервничаю.

Вошла Кэш. На ней была грязная коротенькая дубленка. Она откинула с лица прядь волос.

– Я вижу, что все уже встали, выпью с вами кофе.

Она села и налила кофе в чашку. Потом прибавила звук в приемнике. Транзистор жалобно протявкал.

– Черт! Батарейки сели.

– А запасных нет?

– Нет.

– Дело дрянь.

– Я съезжу за батарейками в девять часов, – сказала Кэш, – когда в Кузи откроются магазины.

– Я поеду с тобой, – сказал Буэнвентура.

– Зачем?

– Мне обрыдло сидеть сложа руки. Давит на нервы.

– Тогда поезжай сам на "дофине", а я останусь.

– О'кей.

Буэнвентура встал.

– Эй! – окликнула его Кэш. – Подожди до девяти, когда откроются магазины.

– Хорошо.

Каталонец снова сел.

Оставив своих коллег у Марселя Треффэ, Гоемон вернулся к себе около двух часов ночи. В восемь утра его разбудил телефонный звонок. Он спрыгнул с кровати и, спотыкаясь, побежал к аппарату.

– Алло? – спросил он, взглянув на часы, и выругался про себя.

– Комиссар мы их обнаружили! – на другом конце провода в голосе подчиненного звучал энтузиазм молодости. Он рассказал, что в соответствии с планом проверки адресов из записной книжки Марселя Треффэ, был допрошен управляющий отелем, в котором остановилась Вероника Кэш. Управляющий сообщил, что последние две недели она в отеле не появлялась.

– Ну и что из того? – раздраженно спросил Гоемон.

Он чувствовал себя разбитым. Шесть часов сна не улучшили его самочувствия. И ему казалось оскорбительным, что самые важные события происходят, когда он спит. Настроение у него было омерзительное. Стоя возле кровати в лиловой пижаме, он с ненавистью окидывал взглядом свое недавнее приобретение – однокомнатную квартиру. Комната казалась сейчас ему жалкой, тесной, плохо обставленной и вонючей.

– Учитывая довольно сомнительный образ жизни – она была на содержании, – а также ее нескрываемые симпатии к публичным беспорядкам, наши парни решили по казать ему снимки.

– Кому?

– Но, комиссар, управляющему...

– А... ну и что?

– Он опознал Диаза.

Гоемон закусил усы, потянулся левой рукой за голландской сигарой, изогнулся, как гимнаст, закуривая ее и не выпуская трубки.

– И эта Моника...

– Вероника, комиссар. Вероника Кэш.

– Моника или Вероника, какая разница? Не перебивайте меня! – рявкнул Гоемон. – Это у нее было два адреса по списку?

– Вот именно, комиссар. Второй адрес относится к пригороду. Это в шестидесяти километрах от Парижа. И спрашивается...

– Мой дорогой Паскаль, – сказал Гоемон возбужденно, – ничего не предпринимайте без меня. Я лечу в министерство.

– В какое министерство? – спросил подчиненный, который отупел после бессонной ночи.

– На площадь Бово, осел! – взревел Гоемон. – Ждите моего приказа! – и повесил трубку.

Он снял пижаму и, пренебрегая ежеутренней гимнастикой, быстро оделся (белая синтетическая сорочка, черный костюм, синий галстук с красными прожилками) и побрился электробритвой. Перед выходом открыл окно, чтобы проветрить комнату. Спустившись вниз, зашел в бар и выпил чашку крепкого кофе. Дом Гоемона представлял собой современную конструкцию, белые стены которой были покрыты живописными, часто непристойными, оскорбительными и угрожающими надписями. Гоемон заплатил за кофе и вышел на улицу. Он сел в свой "рено-15", припаркованный напротив огромного красного щита, который гласил: "Дрожите, богатые! Ваш Париж окружен и будет сожжен". Гоемон направился в сторону площади Бово.

У главы кабинета под глазами были черные круги.

– Что с этой самоубийцей? – спросил он.

– Я как раз собирался вам доложить, – воскликнул Гоемон. – Жена Мейера находится в реанимации. Она еще не в состоянии давать показания, но выкарабкается. Так что мы спасли ей жизнь!

– У вас есть другие новости?

– Есть! – сказал Гоемон и ввел собеседника в курс того, что только что узнал.

– У вас нет никаких доказательств, только предположение, что они находятся за городом, у этой Моники Кэш, – сказал глава кабинета.

– Вероники, – машинально поправил Гоемон. – Я полагаюсь на свое предчувствие и даю приказ оцепить усадьбу.

– Хорошо. Используйте на этот раз жандармерию. Я позвоню в военное ведомство. Кроме того, мне нужно предупредить префекта департамента Сены и Марны. Он, видимо, захочет сам отправиться к месту. Мы оповестим его в конце осады, если таковая будет.

– Не думаю, – сказал Гоемон. – Я знаю французских гошистов. Они предпочтут сдаться.

– Не забывайте, что они убили двоих человек, в том числе одного полицейского.

– Они сдадутся, я уверен.

– Я же, напротив, убежден, что они окажут сопротивление, – сказал глава кабинета.

Гоемон искоса взглянул на него, достал свою маленькую сигару и закурил ее, раздумывая.

– Кстати, – спросил его собеседник, – вы считаете, что имеет смысл взять их живыми?

– Если бы это зависело только от меня, я бы всех пригвоздил к стене, вы же знаете.

– Я ничего не знаю, Гоемон!

– Ну так я вам это говорю. Но я думаю об их заложнике... о после Пойндекстере.

– Да, – сказал глава кабинета. – Было бы ужасно, если бы они убили его во время штурма! Вы знаете, что подчас общественное мнение непроизвольно симпатизирует левым экстремистам. Однако невозможно испытывать никакой симпатии к людям, хладнокровно убивающим беззащитного пленника.

– Да, вы правы. А что касается этих людей, они уже продемонстрировали свою жестокость, убив двух полицейских, – добавил Гоемон.

– Одного полицейского, Гоемон. Одного полицейского и одного служащего.

– Ах да. Какое пренебрежение к человеческой жизни! – вздохнул комиссар.

– Меня не удивит, если они убьют своего заложника, – сказал глава кабинета.

Гоемон посмотрел на него.

– А господина министра это тоже не удивит?

– Нет.

– А американцев?

– Гоемон, дисциплинированный полицейский не занимается политикой, особенно международной. Неужели я должен вам об этом напоминать?

– Нет, месье. Хорошо, месье, – сказал комиссар.

Треффэ был сцеплен наручниками с батареей. Он сидел на полу, опершись спиной о стену. Вошел Гоемон, держа во рту свою маленькую сигару.

– Малыш, я решил навестить тебя перед отъездом. Мы знаем, где находятся твои друзья и посол Пойндекстер.

Треффэ молчал.

– Ты хочешь курить?

– Хочу.

Гоемон вынул сигару изо рта и поднес ее ко рту Треффэ.

– Если ты не брезгуешь полицейским...

– Мне наплевать.

Гоемон пожал плечами и сунул сигару в рот узника. Треффэ с удовольствием затянулся. Гоемон выпрямился.

– Ты мне симпатичен, – заверил он. – Я буду с тобой откровенен. Скажу тебе, что я ни в чем не уверен, я не знаю точно, где твои дружки. Признаюсь тебе, что я не арестовывал ни Диаза, ни Эполара.

• Предыдущая
• 17/25
• Следующая