К истокам слова. Рассказы о науке этимологии - Откупщиков Юрий Владимирович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/69
• Следующая

Но что делать с фамилией того же типа Кнутссон — ведь в русском языке нет имени, которое соответствовало бы шведскому имени Кнут?! И вот здесь «сработала» словообразовательная модель. Если шведским фамилиям на — sson соответствуют русские фамилии на — ов или — ев, и если имя Кнут по-русски так и остаётся Кнут, то фамилии Кнутссон в русском языке должно соответствовать… Кнутов. Причём Кнутов — не от русского слова кнут, а от шведского мужского имени Кнут. Именно такую «шведскую» фамилию Кнутов мы и встречаем в русских дипломатических документах XVII века.

В «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера слово кабак, кабачок ‘вид тыквы’ рассматривается как восточное заимствование, а для кабак ‘трактир’ автор словаря даёт несколько этимологических решений, начиная с предположения о западном происхождении этого слова. Следовательно, перед нами — случайное созвучие?

Но вот писатель А. М. Арго в журнале «Наука и жизнь» (1968, № 6, стр. 120) приводит интересную параллель к русским словам кабак и кабачок: франц. auberge [обeрж] ‘трактир, харчевня’ и aubergine [обержuн] ‘баклажан’.

Что это — ещё одно «случайное созвучие», как две капли воды повторяющее первое? Видимо, нет. Известно, что из тыквы и других близких её «родственников» часто приготовляют кувшины и прочие сосуды для питья. Питейное же заведение, естественно, может получить своё название от сосуда для питья. Сравните, например, немецкое слово Krug [круг] ‘кувшин’, ‘кружка’ и Krug ‘кабак, трактир’.

Но как связаны между собой русская и французская пары слов? Что это — результат независимого развития значений? Или здесь мы имеем дело с кальками? Все эти вопросы гораздо легче поставить, нежели дать на них убедительный ответ.

Примеры, подобные приведённому, встречаются в разных языках достаточно часто. Все они наглядно свидетельствуют о том, что исследование калек представляет собой одну из наиболее сложных проблем из числа тех, с которыми сталкивается в своей работе этимолог.

В заключение настоящей главы следует сказать, что наличие калек в языке значительно затрудняет этимологический анализ. Кто бы мог, например, подумать, что такие типично русские слова, как кислота или падеж, возникли в нашем языке под влиянием слов иноязычных? Или — что встречающаяся в русских документах фамилия Кнутов не имеет ничего общего с русским кнутом?

Но все перечисленные выше кальки возникли сравнительно поздно, и самый факт калькирования очень часто может быть подтверждён документально. А вот как быть с доисторической эпохой в развитии языка? Какое количество нераскрытых калек таят в себе древнейшие периоды истории каждого языка? На эти вопросы, к сожалению, учёные в большинстве случаев не могут дать ответа.

Одно из наиболее сложных явлений, с которыми приходится сталкиваться в своей работе историку слова, носит название: деэтимологизация. Что представляет собой это явление?

«Мама, кошка ощенилась!» Захлебываясь от восторга и перебивая друг друга, счастливые дети спешат сообщить эту важную новость своей матери. Вы, конечно, уже догадались, что перед вами сценка из рассказа А. П. Чехова «Событие». Чеховские ребятишки, разумеется, не задумывались над тем внутренним противоречием, которое заключено в их словах. В самом деле, может ли кошка ощениться, то есть, иначе говоря, принести щенят?

Разумеется, дети из рассказа Чехова прекрасно понимали, что кошка принесла не щенят, а котят. Но почему же дети упорно повторяли слова кошка ощенилась? Что это — случайная комичная путаница? Возможно. Но более правдоподобным в данном случае будет выглядеть другое объяснение.

Обратимся к народным говорам русского языка и к русской художественной литературе. Оказывается, щенков приносят не только собаки, но и волки, лисы, шакалы, песцы и даже моржи и тюлени. Более того, в бранной и грубо-просторечной форме слово щенок (с оттенком оскорбительного пренебрежения) иногда употребляется в тех случаях, когда речь идёт о ребенке.

Достаточно детям услышать от взрослых один-два раза, что волчица или лиса ощенилась, что из леса принесли волчьих или лисьих щенков, — и они перестанут связывать слова щениться и щенок непременно только с собакой. Для них щенок превратится вообще в детеныша животного, независимо от того, идёт ли речь о кутенке, волчонке или лисёнке. А с этой точки зрения в словах кошка ощенилась уже не будет никакого противоречия, ибо в детских головках произошла деэтимологизация глагола ощениться. Следовательно, деэтимологизация — это утрата этимологических связен в языке. С явлениями деэтимологизации мы сталкиваемся почти на каждом шагу- Вдумайтесь, например, в такое совершенно заурядное сочетание слов, как синие чернила. С точки зрения этимологии и самой элементарной логики, эти слова столь же противоречивы, как и кошка ощенилась. Но в отличие от последнего случая и синие чернила, и цветное белье, и другие примеры такого же типа уже давно получили в языке права гражданства.

Этот лозунг имел широкое распространение на Украине, когда она входила в состав Советского Союза.

Украинское слово жовтень ‘октябрь’ имеет предельно ясную этимологию: в его основе лежит прилагательное жовтий ‘жёлтый’, а месяц этот получил своё название по цвету желтеющих осенью листьев. Сочетание червоний (‘красный’) жовтень, с точки зрения этимологии, опять кажется противоречивым, но на самом деле здесь никакого противоречия нет.

Во-первых, украинское слово Жовтень (с большой буквы!) означает уже не десятый календарный месяц года, месяц желтеющей флоры, а, подобно русскому слову Октябрь, приобрело политическое значение. Во-вторых, в сочетании Червоний Жовтень слово червоний, как и русское красный в сочетании Красный Октябрь, лишь исторически связано с красным цветом Значение же этого слова стало синонимичным прилагательному революционный. Когда мы говорим: красная конница, красные части, красные партизаны, то речь идёт не о цвете лошадей, всадников, частей, партизан, а об их принадлежности к революции.

Вообще, частичная или полная утрата этимологических связей очень часто происходит у прилагательных, обозначающих различные цвета. Например, в припеве одной из популярных советских песен 1950-х годов повторяются строки:

А в газетах первых послереволюционных лет можно было встретить даже выражение: «Наше красное синее Чёрное море». Здесь прилагательное чёрный относится к названию моря, красный употреблено в уже знакомом нам значении ‘революционный’ и только эпитет синий выступает в своём прямом значении цвета морской поверхности.

Сходное явление можно наблюдать и в одной загадке, которая обычно предлагается в форме короткого диалога между покупателем и продавщицей на летнем рынке:

"Скажите, у Вас чёрная?

Нет, красная.

А почему же она белая?

Потому что она зелёная".

Таинственная «она» — это смородина. Чёрная и красная смородина — названия ягод, данные по их цвету в спелом состоянии. Прилагательное белая употреблено в приведённом диалоге в его обычном значении (в данном случае — это цвет несозревшей красной смородины). А вот слово зелёная уже утратило прямую связь с цветом. По своему значению оно здесь является синонимом слова незрелая. И ещё более удаляется прилагательное зелёный от своего исходного цветового значения в сочетаниях типа зелёный юнец.

• Предыдущая
• 50/69
• Следующая