Лекарь - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/59
• Следующая

Пузырь Никита на полотно уложил — предъявить потом боярину, если пожелает. Сделал ревизию брюшной полости — нет ли других проблем, не оставлена ли салфетка?

В это время в комнату ввалились довольные бояре. Увидев Никиту с рукой в брюшной полости, всего в крови, они остолбенели.

— Прочь! — закричал Никита. Сейчас только пыли в ране не хватало.

Толпясь и мешая друг другу, бояре протиснулись через дверь в сени и недовольно забубнили. Как же, их, дворян московских, гонит прочь какой-то безвестный лекарь — как крепостных!

Никита ушил брюшину, мышцы, кожу. Обильно протёр рану самогоном. Князь застонал.

Всё, уже чувствует боль, наркоз отходит. Никита боялся, что наркоз перестанет действовать раньше, придётся добавлять эфир, а в воздухе и так довольно сильный запах анестетика.

С помощью Софьи Никита перевязал рану.

— Эй, господа бояре!

Оба сразу заявились.

— Жив князь?

— Жив! Несите матрасы и подушки, кровать вон в той комнате. Потом осторожно князя — со стола на кровать. Я помогу.

Бояре уложили на кровать матрасы. Хорошие матрасы, пуховые, и подушки под стать. Втроём они бережно перенесли князя.

— Что покушать купить?

— Ему пока ничего нельзя. Вот воды чистой ключевой — можно. А потому ступайте на постоялый двор, здесь вы только мешаться будете. Завтра с утра навестите.

— А как же…

— Всё, не мешайте князю. Он мужественно перенёс тяжёлую операцию, ему отдых необходим.

Бояре потоптались в нерешительности и вышли.

Через полчаса один из них принёс в деревянной бадейке ключевой воды и откланялся.

— Софья, ты иди, отдохни, — обратился к травнице Никита. — Мха мне оставь. Если повязка промокнет, запас мха нужен. За помощь спасибо.

Теперь Никита остался с пациентом один на один. Вымыв руки, он сменил забрызганную кровью рубашку. Эх, одноразовое операционное бельё сюда бы или хотя бы клеёнчатый фартук. А то ведь не настираешься, никаких рубах не хватит.

Князь постанывал, то впадая в сон, то приходя в себя. Таким пациентам обычно несколько дней кололи обезболивающие, да где их взять? А потчевать князя дурман-травой Никита боялся.

Устал он сегодня, на нервах несколько часов жил. Ни черта ведь ничего нет. Это счастье, что князь на столе не умер. Теперь — выходить!

Никита улёгся на соседнюю кровать. Периодически поглядывая на князя, он протягивал к нему свою руку и проверял пульс. Пульс частил немного, но наполнение было хорошее. Сердце у князя ещё вполне, должен выкарабкаться. Уже ночью лоб ему пощупал — немного горячий. Зная, что у князя после операции и после эфира во рту сохло, дал ему тряпицу, смоченную водой — пососать. А поить нельзя. И каждый час вставал, губы князю мочил.

— Пить хочу! — прошептал тот.

— Терпи, князь, нельзя тебе пока пить. Через три дня вволю напьёшься. А сейчас только тряпицу сосать, ты уж не обижайся. Чувствуешь себя лучше?

— Болит.

— Чего же ты хотел? Я у тебя в животе ножом ковырялся. Палец обрежешь — и то несколько дней болит, а тут живот. Камней у тебя в жёлчном пузыре полно было, воспаление. Промедлили бы ещё немного — и всё, конец.

— Благодарствую.

Князь забылся в тяжёлом сне. Прикорнул и Никита. Но как только князь стонал, он просыпался, щупал пульс, слушал дыхание.

Ночь тянулась долго.

Утром пришла Софья.

— Как тут у вас дела?

— Не сглазить бы, но пока нормально.

— Я кашки принесла, тёплая ещё.

— Князю нельзя, а я съем.

Никита вчера не обедал и не ужинал, и потому отчаянно хотел есть. Он ушёл на кухню и там умял котелок каши. При князе есть неудобно, дразнить только.

Не успел он доесть, как заявились бояре.

— Как здоровье Семёна Афанасьевича?

— Так князя зовут, надо полагать?

— Неуж не знаешь? Ну и глухомань у вас!

— Носы-то не задирайте…

— Как здоровье князя?

— Жив. Поглядеть на него можете, но не разговаривайте, слаб он ещё.

Бояре, стараясь не топать сапогами, прошли к кровати князя, поклонились. Князь, услышав рядом движение, открыл глаза:

— У меня всё в порядке, уже и болит меньше.

Никита про себя подумал, что князь кривил душой — болеть ещё должно сильно.

— Ты только скажи, Семён Афанасьевич, что тебе надобно? Вмиг доставим.

— Пить хочу и есть хочу, а лекарь не дозволяет, говорит — нельзя.

— Сейчас мы с ним поговорим.

Оба боярина пришли на кухню. В этот момент Никита облизывал ложку, доедая кашу.

— Ты что же, лекарь, сам ешь, а князя голодом уморить хочешь? — возмутился один боярин.

— Нельзя ему есть — даже пить нельзя, только губы смочить. Когда можно будет, я скажу.

У бояр пыл маленько остыл.

— Дня через три ему бульон куриный можно будет, а дальше — поглядим.

— А ехать когда можно?

— Думаю, не раньше чем через седмицу. А то, если возможность есть, на корабле, в карете трясти сильно будет. Для князя это плохо.

Бояре переглянулись, и один другому сказал:

— Надо корабль арендовать. Я займусь, а ты с кучером карету в Москву гони. Как раз доберёшься к прибытию корабля, князя-то домой везти надо будет.

Бояре ушли. Никита приёма в этот день не вёл, чтобы покой князя не нарушить. Сделал аккуратно перевязку. Рана подмокала немного, но так и должно было быть. Он подсыпал на рану сушёного мха.

Три дня Никита не отходил от князя ни днём, ни ночью — как мать от постели больного младенца. У князя немного поднялась температура, и Никита обеспокоился, но вида не подал. К четвёртому дню температура нормализовалась.

Один из оставшихся бояр, Михаил, поинтересовался:

— Что князю принести? Ты обещал, что поить-кормить можно будет.

— Неси куриный бульон. А завтра уже можно будет жиденькой каши, только не пшённой, и немного варёной рыбы — только не жирной.

— Всё сделаю, как велишь.

Боярин вернулся с половым из ближайшей харчевни. Тот нёс глиняный горшок, закутанный в большое льняное полотенце, чтобы варево не остыло.

— Зачем так много? — удивился Никита. — Нельзя сразу столько!

— Эка беда, сами выпьем.

Когда с горшка сняли крышку, по комнате, а после и по всей избе пошёл восхитительный запах.

Застонав сквозь зубы, князь с помощью Никиты сел.

Боярин отлил из горшка в кружку бульона и самолично поднёс.

— Только понемногу, по глоточку, не спеша, — предупредил Никита.

Князь с наслаждением, смакуя каждый глоток, осушил кружку и откинулся на подушку.

— Эка хорошо! Вот так живёшь и даже не подозреваешь, какое наслаждение просто попить, поесть. А всё суета!

Боярин хотел распорядиться унести горшок, но Никита остановил его:

— Пусть останется, через два-три часа ещё можно будет. Пусть половой вечером заберёт.

Боярин вышел в соседнюю комнату к половому:

— К вечеру придёшь. Держи копеечку.

— Премного благодарен, — отвесил поклон половой и вышел.

После кружки бульона князь оживился, повеселел.

— Да вроде и боль сегодня меньше.

— На поправку дело идёт. Ещё седмицу — и уже нормально ходить будешь. Только с полгодика не всё есть можно, особенно жареное мясо, перец.

— То, что люблю, — вздохнул князь.

— Раньше надо было начинать лечиться. А ты, князь, с такой болячкой — да в карете путешествовал.

— Не по своему желанию, государева воля. В Нижний ездил.

— Теперь уж обошлось.

Князь быстро устал от разговора, прилёг.

— Михаил, ты здесь?

— Тут, княже!

— Завтра рыбки варёной лекарь разрешил, ты озаботься.

— Всё исполню! — заверил боярин.

— А сегодня можешь отдыхать. Впрочем, постой. Судно найди, нельзя мне пока на повозке ехать.

— Уже. На корме навес делают — вдруг непогода.

— Молодец, ступай.

Князь вздремнул, Никита — тоже. За четыре дня он вымотался: спал урывками, всё время в напряжении. И как провалился.

Проснулся от шёпота:

— Налей, лекарь дозволил.

— Вот проснётся, сам скажет.

— Так буди.

• Предыдущая
• 19/59
• Следующая