Полукровка - Кольцов Анатолий - Страница 9
- Предыдущая
- 9/70
- Следующая
Старик, обессилев от напряжения, на расслабленных ногах медленно стал опускаться вниз и, наверное, грохнулся бы на пол, если бы не табурет позади него. А Дед, стирая с собственной ресницы слезу умиления, дрожащим, ласковым голосом заговорил:
— Сознался всё же, родной, как же я тебя люблю! Я знал, я ведь точно знал, что не смолчишь. Очнись, дружище, — это я с тобой говорю, твой Дмитрий. Ну что, спустился на грешную землю, али мне ещё чуток прождать?
Оказалось, что на этот раз Степан был готов к любому раскладу, кроме этого. Так и не разобравшись — где это он сейчас, что с ним происходит в данный момент, сидел он на табурете весь обомлевший, заворожённый, потерянно и смиренно, как первоклассник перед учителем на первом в своей жизни уроке. Руки лежали на коленях, рот приоткрыт, взглядглупее не придумать, один в один салагапервоклассник. Оцепенение отступило, как только рука Деда легла на его плечо. И вместе с прикосновением руки некое облегчение, словно ласковый тёплый ветерок, всем своим телом ощутил Степан.
— Ну что, друже, иссякло твоё красноречие? Ничего, солдат, отдохни, переведи дух. А хочешь — стопарик опрокинь, помогает!
На глазах Степана Дмитрий Михайлович подошёл к комоду и достал из него ящичек — шкатулку. Она была сделана из красного дерева, без изысков, но с красивым замочком ручной работы. Отлично отполированная крышка открылась, и под неё улеглась та самая книжица, которая стала притчей во языцех и так долго терзала и мучила ум, честь и совесть Степана.
— Вот и всё, Стёпа! Была вотатута и нетути, сплыла сталотьбыть, боле не увидишь. Нуну, ты проснись и оттаивай побыстрее, «мамонт замороженный», послушай, чего скажу тебе сейчас.
Дед подал Степану со стола большую кружку с квасом и продолжил мерным тоном свою речь. Степан залпом осушил её, не отрывая глаз от собеседника. Однако так и остался в странной позе и с кружкой в руках.
— Знал я про твою книжку записную, знал с той поры, когда ты первое своё донесение отослал. Тогда наш есаул Аким Зотов в спецотделе при контрразведке заправлял. Он меня решил на испуг взять, припугнуть то бишь, мол, всё вижу, всё слышу и всё знаю. Дурака он свалял, конечно, зато мне жизнь облегчил. Мне с тобойто запросто было, чего я хотел, то ты и знал. Только и ты прости меня, заради бога, не за болвана держал тебя, а в неведении по крайней необходимости. Вот представь, если бы не тебя, а другого приставили, тогда беда. После войны на Алтае в партизанах тоже знал. От своих сначала сигнал получил, что советская власть ко всему офицерству соглядатаев приставила, мол: «Оглядись повнимательнее, присмотрись к ближним, как бы плохо не сделалось». А мне и приглядываться не пришлось, вот он ты, тут как тут. Потому мне всё проще было. Знаешь ведь сам, сколько моих сослуживцев посажали да постреляли, не счесть. Так что ты не единожды мне жизнь спасал, сам того не подозревая. Я всё сделал так, что власть меня бояться перестала, а удалось мне это только с твоей помощью, Стёпа. Вспомни, как нас собирались в Чулыме арестовать, когда с семьями в путь стронулись. Пошли на Семипалатинск, а Мартыновто со своими урками в Чулым рванул. Так они нас и потеряли — пронесло.
Пока говорил свою речь новоявленный оратор, первый понемногу стал отходить от шока, в котором побывал, как боксёр тяжёлого веса после классной оплеухи. Мысли Степана постепенно стали приходить в стройный порядок. Вдруг он в наиполнейшей степени ощутил себя наикруг лейшим идиотом. Если он и раньше не сомневался в способностях своего старого командира, в его стратегическом таланте, то теперь в последний раз вновь сражён его хитроумнейшей военностратегической комбинацией.
— Потом я узнал про твою тетрадочку, доводилось даже заглядывать в неё. Поначалу я побаивался — не станешь ли на меня кляузничать властям, были другие планы: «Пристрелю потихому, чтобы семьи не пострадали». А посмотрел записи, прочёл и понял, что ничего, акромя правды, там и нету. Так её, правдуто, и кто попало знает, ну и отчего же в расстройство впадать. Даже вроде как личный летописец есть. Так что мы с тобой оба эту тетрадочку писали. Вот так, дружище. Прости меня за всё и забудь прошлые обиды, очень тебя прошу. Ведь не свидимся мы с тобой боле. Разве что на том свете.
Пока Сериков пересказывал всю известную Степану историю, но, как оказалось, совершенно с неожиданной для него стороны, раскаявшийся успел полностью прийти в себя. Многие жизненные вехи, если не все, стали проясняться и терять туманную сущность. За последнее время заметно полегчало Степану, и ему, измученному многолетним самоистязанием, сразу захотелось обнять, расцеловать своего спасителя. Какое там прощение, какая там обида, вот оно, счастье, вот он, тот момент, в ожидании которого столько лет маялись израненное сердце и измученная совесть.
— Дмитрий Михалыч! Дорогой ты мой! Как же я тебя люблю!
Оба старика с зарёванными глазами в едином порыве крепко обнялись и на мгновение замерли. В этот момент в дом вошла Лида. Она принесла в тазу свежие овощи из огорода, немного яблок и банку собранной свежей малины.
— Вот старые дают. Чего нюни распустили? Ну что, за стол ещё присядете или убрать всё?
— Убирай, Лида, мы распрощались.
— Как распрощались? А Николая не дождётесь? Тоже проститься хотел, сам мне говорил, чтоб без него дядя Степан не уезжал. Он и к автобусу проводит, и посадит, всё как положено.
Не успела она закончить вступительную речь, как в дом вошёл сам Николай. Он так же, как и Дед, знал, что Степан прощаться придёт, не мог не повидаться напоследок.
— Да вот и он, мой заместитель по охотделам. — Степан шагнул навстречу Николаю.
Обнялись побратски и молча посмотрели друг другу в глаза, что тут скажешь, когда всё понятно без слов.
— Прощай, дядя Стёпа. Не поминай лихом, как говорится. Напиши нам, как только до места доберёшься, как устроишься.
— Да, да, конечно отпишу, Коля. Вот тебе памятка обо мне, обещанный подарок привёл.
— Что ещё за подарок, ты о чём?
— А, так это твой подарок, дядя Степан, кур моих на крышу спровадил?
Лида с досадой кивнула в сторону кустов сирени, где примостился Палкан.
— Нука покажи своё «чудоюдо», где оно спрятано? А ято думаю, чего это куры расселись выше некуда?
Степан накинул свой плащ на руку, нацепил шляпу и взял в руки сумку. В полном дорожном снаряжении вышел с Николаем во двор. После только что завершённого тяжёлого разговора с разоблачениями чувствовалась тяжесть в ногах, но настроение было самым радостным, и горесть близкого расставания нисколько странника не мучила.
— Вот твоё «…юдо», — передразнил Николая Степан.
— А, Палканище, приятель, ты теперь с нами живёшь, так или нет? Дядя Степан, а почему ты его Палкан назвал, ведь правильно будет Полкан, в старину при князе это вроде генерала.
Степан наклонился к своему питомцу, ласково потрепав по загривку, скомандовал:
— Место! Стеречь! — и добавил в ответ Николаю: — Да, так подвернулось, назвал не подумав, а опосля прижилось както.
Палкан посматривал на говорящих мужчин, то на одного, то на другого, а сам пытался осмыслить происходящее.
«Чего тут непонятного? Нормальная команда. Место знакомое, стеречь так стеречь», — как опытный бравый служака отреагировал он. И с этой минуты принялся стеречь новое подворье.
А со Степаномволколовом все остальные в последний раз поочерёдно обнялись, попрощались и расстались навсегда. Провожать себя он властно запретил.
7
Палкан остался один. Не знал он, что теперь делать со своей свободой. Кнопка, которая время от времени пыталась разбаловать его, не справлялась с этой обязанностью. Палкан загрустил, а ведь расстались они со Степаном несколько часов назад. У каждого здесь свои дела, каждый занят, раньше такого с ним не бывало, всегда рядом Степан, который назидательно распоряжался, а тут одно расстройство.
«Куда он пропал? Приказал стеречь, я стерегу, а где же он сам?»
- Предыдущая
- 9/70
- Следующая
