Полукровка - Кольцов Анатолий - Страница 12

• Предыдущая
• 12/70
• Следующая

По нашим, по людским, понятиям — это весьма весомый орден за заслуги. А однажды Марс демонстративно, на виду у всего дворового населения подошёл к конуре Палкана, когда тот, высунув морду к вечернему солнцу, мирно возлегал. С видом доверенного лица особы, приближённой к императору, он развалился вплотную к конуре, беззастенчиво вылизывая свою лоснящуюся шерсть. Такой чести не удостаивался никто на всей «бескрайней» улице. Сам глава птичьего гарема — петух от удивления бросил грести лапами землю, странно заквохтал и, не веря собственным глазам, завращал головой из стороны в сторону. Палкан с достоинством принял этот реверанс бродяги кота, лишь глазами шевельнул в знак понимания.

«Ладно, поваляйся тут, лоботряс. Места не жалко», — безмолвно ответил Палкан на безмолвные заявления Марса.

9

Прошло четыре месяца, как Палкан поселился у Николая. На дворе властвовал ноябрь, зябкие дожди и первые заморозки стали посещать предгорье. Дни стояли пасмурные, но пока что достаточно тёплые. С утра на дворе и всей округе лежал первый снег, выпавший ночью, от этого заметно похолодало. Иногда в минуты вынужденного безделья заметно подросшему щенку доводилось вспоминать о Степане, в такие мгновения тоска посещала его щенячье сердце. И вот прошедшей ночью в такую самую минуту под первым снежком он поковылял вдоль по улице плавно, как лебедь по пруду. Неспешно двинулся к берегу речки, уселся там на невысоком обрывистом берегу и, задрав продолговатую морду к небесам, невзначай завыл. Мелкие снежинки сыпались вокруг него, создавая лёгкую туманную дымку. Ему всё происходящее казалось таким трогательным, таким нежным, что хотелось продолжать эту звонкую песнь бесконечно. И ещё ему представлялось, что Степан сейчас тоже на берегу реки, вокруг него такая же заснеженная тьма и он, вторя Палкану, тоже воет. Так близки они были в это мгновение, ему вдруг почудилось, что он явно слышит жёсткое и ровное дыхание своего старого хозяина. Деревенское правило таково — когда в одном из дворов какойнибудь цепной пёс завоет, у него обязательно найдутся компаньоны, и такой они концерт устроят, что утром на работу идут невыспавшиеся люди, выражая «крайними» словами крайнее недовольство. Здесь на берегу реки всё было не так, почемуто оказалось, что у Палкана не нашлось сторонников, видно, и вой его был тоже не собачьим. В этот момент собаки всей округи примолкли, забились по конурам, ни одна не пискнула. Им от страха, наверное, почудилось волчье нашествие на село. Всем известно, что ночи в Средней Азии очень тёмные, особенно безлунные, как эта, но Палкана тьма ничуть не беспокоила. Он видел всё вокруг не хуже, чем днём. Но, увлёкшись своим пением, если так можно назвать волчий вой в глухую ночь посреди спящего села, солист не заметил главного. На этот раз пресловутая темнота случайным образом спасла его от неминуемого увечья. Тяжеленный кирпич, запущенный наугад чьейто твёрдой рукой на звуки упомянутой нестерпимой арии, практически просто в темноту, пролетел в полуметре от него и шлёпнулся в воду, подняв снопы брызг. А вслед кирпичу посыпалась отборная брань разбуженного воем соседа. Беднягу Палкана с кручи как ветром сдуло. Будучи сообразительным парнем, он не стал выпрашивать второго кирпича, а ограничился первым. И с места рванул прочь от грубого голоса, получилось так, что полетел он кубарем прямо в реку вслед за первым кирпичом. Брызг вышло куда больше. Приложив немного усилий, солистнеудачник выбрался на противоположный берег мокрый, как курица. Ловко стряхнул с себя воду, снова приняв собачье обличье, и рысцой засеменил подальше от злого дядьки.

Путь его лежал в сторону ближайшего моста. Это было совсем рядом, вверх по течению метрах в трёхстах. Уж очень не хотелось ему вновь лезть в воду, хотя днём с удовольствием полоскался, несмотря на ноябрь месяц. Приблизившись к мосту, Палкан вдруг явно узнал то место, где Степан спускался к воде в тот самый последний прощальный день. И дорогу, по которой шли вдвоём со Степаном, он узнал. Когдато хаживал он этим маршрутом не единожды, но прежде не придавал всему этому значения, а теперь совершенно другой случай. Палкану вдруг до коликов в спине захотелось к своему прежнему дому, почти четыре месяца он не бывал там. Из памяти щенка почти стёрлись воспоминания об этом старом домике, а тут всё снова всплывало с неистовой силой. И Палкана ноги сами понесли к его старому двору. Уверенно, без блужданий, подошёл он к памятному дворику на берегу ручья, лапой толкнув калитку, вошёл внутрь. Всё так же тихо, слабый шум воды слегка нарушает это природное умиротворение. Всё как есть знакомо бывшему хозяину этого местечка, всё тут на прежних местах.

«Однако, что это за ящик?»

Палкану показалось, что во дворе появилась новая вещь. Он приблизился и убедился, так оно и было. Ближе к углу домика был поставлен новый предмет. Пахло от него молоком и «противными собачьими пелёнками».

«Что за новости такие? Откуда здесь взялась эта вещь?»

Он приблизился к ящику вплотную и заглянул внутрь него. Навстречу Палкану из конуры выползало разбуженное его приходом мелкое и лохматенькое чудушко, ростом едва ли до Палкановых колен. Симпатичный малыш, слегка пошатываясь, перешагнул через порожек своего домика и оказался с ним нос к носу. На маленькой мордочке расцвела неподдельная улыбка, и он своим влажным язычком смачно лизнул Палкана в нос. Неустрашимый Палканище опешил от такой фамильярности, застеснялся и, словно институтка, не найдя ничего лучшего, лизнул того в ответ. Радости малыша не было пределов: он скакал козликом, приплясывал, вертелся юлой и радовался, словно дитя.

«Ну вот, таким же и я маленьким был когдато. Теперь ты двор стереги, Степан вернётся, не вздумай его облаять, он тут хозяин и самый лучший человек на свете. Всё понял? Выполняй, малявка».

Так распрощался Палкан со своим старым двором, наведавшись сюда в последний раз. Набежавшая было тоска по Степану теперь приросла ещё и тоской по старому двору, в котором прошло незабываемое счастливое время щенячьего детства. В воздухе вдруг явственно запахло свежим пушистым тестом и горячим, с пылу с жару, хлебом. Одновременно с этим, совершенно непонятно откуда, в ушах Палкана прозвучал голос Степана.

— Пошли, что ли.

Повинуясь привычке безоговорочного подчинения приказам этого голоса, Палкан резко развернулся и пошёл в сторону калитки. К его удивлению, щенок направился за ним следом.

«Что ты с ним поделаешь».

Уж очень геройского вида показался ему вожатый, оттого малыш за ним и увязался.

«Ну что с ним поделаешь».

Этот будущий пёс, гордо задрав головку, ковылял позади и останавливаться не собирался. Палкан на мгновение повернул к нему свою голову, впервые в нём проснулся мудрый учитель, способный к назидательным нравоучениям, и, склонившись, рыкнул тому навстречу, почти в упор. Других уговоров не понадобилось, головастик тут же оказался в своей конуре, вернувшись к прежнему образу жизни — мгновенно улёгся досыпать.

Покинув бывший его дворик, расстроенный пёс, склонив голову ниц, двинулся к своему новому двору. Снег, к тому времени лежавший вполне ощутимым слоем, приятно поскрипывал под подушечками его лап. Снова вдоль берега реки, мимо здания пекарни, через узенький мосток по пути, по которому они шли со Степаном в тот последний летний день.

1

Вернулся Палкан домой под утро невыспавшийся, сильно уставший, и грустная тема ещё больше бередила мозг. Едва он успел прикрыть глаза, но ещё не успев вкусить сладостей сновидения, как услышал голос нового хозяина:

— Палкан, ко мне!

«Хочешь не хочешь, а идти надо, Николай зовёт. Что это ещё за новости спозаранку?»

А дело было в том, что Николай на это утро сговорился с молодым приятелем и тёзкой Колькой Коваленко, балагуром и весельчаком, сходить на охоту.

• Предыдущая
• 12/70
• Следующая