Мистерия Христа - Аргивинянин (Аргивянин) Фалес - Страница 3
- Предыдущая
- 3/22
- Следующая
— Привет вам, братья из Фив. Я — Фома, смиренный ученик Того, Кого вы ищете. Поведайте мне цель вашего путешествия. Кто послал вас?
И полился наш разговор, ведомый на сокровенном языке Святилища Мира. За какой-нибудь час мы узнали от брата Фомы всё то, что предшествовало появлению Учителя, и как и чем угодно было Ему открыться в мире… Великое, благоговейное недоумение охватило нас: ибо вот — приученные искать малое в великом, как могли мы вместить в малом — великое?
— Поистине, — пылко воскликнул Клодий Македонянин, — Учитель этот вместил в себе все сказания и все мифы мира![29]
— И претворил их в Истину, — сказал я, Фалес Аргивянин. — Или ты, Клодий, забыл, что сказал нам Великий Гераклит? Или забыл ты, как жрец Неизреченного, чьё имя — Молчание, поведал нам о поклонении Учителю при Его рождении? Готовься увидеть самоё Истину, Македонянин…
Фома встал и поклонился мне, Фалесу Аргивянину:
— Я более не имею ничего сказать вам, братья, — промолвил он. — Ваша Мудрость воистину служит вам маяком… Я иду предварить Учителя.
Как только он ушёл, я, Фалес Аргивянин, призвав тайное имя Неизреченного, погрузил себя в созерцание грядущего, и мне дано было увидеть нечто, что легло в основу всего того, что время принесло мне.
Когда я открыл глаза — перед нами стояла женщина, ещё молодая, красивая и с печатью Великой Заботы на лице.
— Учитель призывает вас, иноземцы, — тихо молвила она.
Мы последовали за нею — Клодий Македонянин торопливо, не умея сдержать порыва горячего сердца, а я, Фалес Аргивянин, спокойно, ибо разум мой был полон Холода Великого Познания, данного мне в коротком созерцании грядущего. Холод всего мира нёс я в себе — откуда же было взяться теплоте?
Так вступили мы на террасу, освещённую луной. В углу её, в полумраке тени маслины, сидел Он, Учитель. Вот что увидел я, Фалес Аргивянин.
Он был высокого роста, скорее худощав. Простой хитон с запылённым подолом облекал Его; босые ноги покоились на простой циновке из камыша; волосы и борода тёмно-каштанового цвета были расчёсаны; лицо худое и изнеможённое Великим Страданием Мира, а в глазах — я, Фалес Аргивянин, увидел всю Любовь Мира. И понял всё, независимо от того, что открыло мне, как Посвящённому, духовное окружение Учителя.
А Клодий Македонянин уже лежал у ног Учителя и лобзал их, оглашая рыданиями сад и террасу. Рука Учителя ласково покоилась у него на голове. А приведшая нас женщина полуиспуганно-полунегодующе глядела на меня, Фалеса Аргивянина, спокойно стоявшего пред лицом её Учителя.
Тихой небесной лаской обнял меня взгляд Любви Воплощённой. Голос, подобный голосу матерей всего мира, сказал мне:
— Садись рядом, мудрый Аргивянин. Скажи, зачем ты искал меня? Я не спрашиваю этого у твоего друга… Его рыдания говорят мне всё. А ты?
И я, Фалес Аргивянин, сел одесную[30] Бога, ибо холод всего мира был в разуме моём.
— Я пришёл к Тебе, Неизреченный, — спокойно ответил я, — и принёс Тебе привет от Учителя моего Гераклита. Я принёс Тебе привет от того, чьё имя — Молчание. Я принёс Тебе привет от Святилища и Убежища. Я пришёл к Тебе, дабы потерять всё, ибо вот — я ношу в себе Холод Великого Познания…
— А почему же товарищ твой, потеряв всё, несёт теперь в себе Тепло Великой Любви? — спросил меня тихо Он.
— Он не видел того, что видел я, Неизреченный, — ответил я спокойно.
— И ты, мудрый Аргивянин, узнал меня, если называешь меня так?
— Тебя нельзя узнать, — ответил я. — Узнать можно лишь то, что Тебе угодно явить нам. И вот — я ничего не прошу у Тебя, ибо потерял всё и не хочу иметь ничего.
И тихо-тихо коснулась моей головы ласковая рука Его. Но Холод Великого Предведения царил в сердце моём, и я, Фалес Аргивянин, сидел спокойно.
— Мария, — раздался голос Его. — Пусть цветок Любви Божественной, распустившийся в сердце твоём, скажет тебе, кто из сих двух больше любит и больше знает меня?
Глаза женщины вспыхнули.
— Учитель! — едва слышно сказала она. — Любит больше тот, — указала она на Клодия, — а этот… этот… мне страшно, Учитель!
— Даже Божественная Любовь испугалась твоего Великого Страдания, Аргивянин, — сказал мне Он. — Блажен ты, Аргивянин, что полно мужества сердце твоё и выдержало оно Холод Великого Познания, имя которому — Великое Страдание…
— Учитель! — страстно прервала Его женщина. — Но этот… этот, кого Ты называешь Аргивянином, он ближе Тебе! Улыбка тронула уста Назарянина.
— Ты верно сказала, Мария, — промолвил Он. — Аргивянин ближе мне, ибо вот — он ныне предвосхитил в сердце своём то, что скоро перенесу я. Но он — только человек… Итак, Клодий, — обратился Он к Македонянину, — ты идёшь за мной?
— Я Твой, Учитель, — ответил рыдающий Клодий.
— Я беру тебя к себе…
И рука Неизреченного властно загасила горевший на челе Клодия Маяк Вечности.
— Я загасил крест на челе твоём и возлагаю его тебе на плечи. Ты пойдёшь и понесёшь Иго моё и Слово моё в неведомые тебе страны. Люди не будут знать и помнить тебя; Мудрость твою я заменяю Любовью. Под конец жизни твоей крест, который я возлагаю на тебя, будет твоим смертным ложем, но ты победишь смерть и придёшь ко мне. Отныне я разлучаю тебя с твоим товарищем — ваши пути разделены. А ты, Аргивянин, — обратился ко мне Неизреченный, — ты тоже потерял всё… Что же дам тебе взамен?
— Я видел Тебя и говорил с Тобою, — спокойно ответил я. — Что можешь Ты дать мне ещё?
С великою любовью покоился на мне взгляд Неизреченного.
— Воистину освящена Мудрость земная в тебе, Аргивянин, — сказал Он. — Ты тоже идёшь за мною?
— За Тобою я не могу не идти, — сказал я. — Но я никогда не пойду за теми, кто идёт за Тобою…[31]
— Да будет, — печально сказал Назорей[32]. — Иди, Аргивянин. Я не гашу Маяка Вечности на челе твоём. Я только возвращаю тебе срок человеческой жизни. Я не беру твоей Мудрости, ибо она освящена Великим Страданием. Неси её в бездны, куда ты, Мудрый, понесёшь свой Маяк.
Возвратись к Учителю своему и скажи ему, что я повелеваю ему ждать, доколе не приду опять. Не ходи к тому, чьё имя — Молчание, ибо вот — я всегда с ним. А потом возвратись сюда и переживи конец мой, ибо только конец мой снимет с тебя тяжесть Холода Великого Познания…
И я, Фалес Аргивянин, встал и, оставив Клодия Македонянина у ног Назорея, медленно поклонился Ему и сошёл с террасы. На дороге попалась мне группа молчаливых учеников. И вот — тот, который так грубо встретил меня, отделился от неё и, приблизившись ко мне, сказал:
— Господин! Если я обидел тебя, прости меня.
И я, взглянув, увидел в глубине очей его вражду и непримиримость.
— Нет обиды в душе моей, иудей, — ответил я. — Погаси горящую в очах твоих вражду Любовью твоего Учителя. Мы ещё увидимся с тобою тогда, когда страдание твоё будет больше моего. А пока… о премудрости великой богини Афины Паллады[33] — радуйся, иудей, ибо вот — она, Великая, открыла мне, что между шипами венца Учителя твоего будет и твои шип, шип великого предательства Неизреченного!
Как ужаленный отскочил от меня иудей. Со страхом расступились ученики передо мною, Фалесом Аргивянином, несшим Холод Великого Познания в умершей душе своей. Только один Фома с другим молодым учеником последовали за мною до выхода из сада. Здесь Фома простёрся предо мною, Фалесом Аргивянином, и сказал на языке тайного Знания:
— Великая Мудрость Фиванского Святилища ныне освящена в тебе Светом Неизреченного, Аргивянин. Ей кланяюсь, кормилице моей, ибо вот — мы братья по ней…[34]
Спокойно стоял я, и ко мне прикоснулся молодой ученик, застенчиво улыбаясь.
29
«Учитель этот вместил в себе все сказания и все мифы мира!» «И претворил их в Истину». — Теософская традиция полагает, что мифология всех народов иносказательно отражает фрагменты метаистории мира и фрагментарные образы единой метафизической истины. Это наследие человечества должно быть охвачено и синтетически претворено в единый грандиозный трансмиф (в терминологии Д.Л.Андреева).
30
Одесную (др.-рус.) — справа.
31
«За Тобою я не могу не идти… Но я никогда не пойду за теми, кто идёт за Тобою…» — Эзотерическая традиция принципиальным образом различает земную Церковь как человеческую организацию со всеми ее несовершенствами от «внутренней» (истинной) Церкви. Чисто внешнее поклонение, при отсутствии подлинного следования Богу, резко осуждаемо самим Христом: «Не всякий говорящий Мне: „Господи! Господи!“ войдет в царство небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного. Многие скажут мне в тот день: „Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?“ И тогда объявлю им: „Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие“» (Матф., VII, 21-23).
32
Назорей (евр., букв, отреченный) — посвятивший себя Богу, приняв обет назорейства: не пить вина, не стричь волос, не входить в дом, где находится мертвое тело, и не присутствовать на похоронах. Таковыми были Самсон, Самуил, Иоанн Креститель.
33
Афина Паллада — в греческой мифологии богиня мудрости и войны за правое дело. Дочь Зевса и Метиды («мудрости», от греч. метис — «мысль», «размышление»). Силой и мудростью она равна Зевсу. Демокрит считал ее «разумностью». Для поздней античности Афина явилась принципом неделимости космического ума (Плотин,VI, 5, 7) и символом всеобъемлющей мировой мудрости (Прокл, «Гимны»,VII). Ее атрибуты — змея и сова. Гомер называет Афину «совоокой», орфический гимн (XXXII,II) — «пестровидной змеей». В ее храме в Афинах, по сообщению Геродота (VIII, 41), обитала огромная змея — страж Акрополя, посвященная богине. Многочисленны сведения о космических чертах образа Афины. Она мыслилась как Судьба и Великая Богиня-Мать (ср. рассуждение Апулея о Минерве кекропической и ее ипостасях — Метаморфозы,XI, 5). Афина требует к себе священного почтения, ни один из смертных не может ее увидеть. По мнению А.Ф.Лосева: «На протяжении всей античности Афина остается свидетельством организующей и направляющей силы разума, который упорядочивает космическую и общественную жизнь, прославляя строгие устои государства, основанного на демократическом законодательстве». Отождествляется с римской Венерой и Минервой.
34
«…мы братья по ней…» — Слова апостола Фомы о его принадлежности к эзотерической традиции Египта могут быть соотнесены с находкой в числе гностических рукописей из Наг-Хаммади апокрифического Евангелия, написанного от его лица (см. Апокрифы древних христиан, — М., 1989. — С. 250-262).
- Предыдущая
- 3/22
- Следующая
