Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 3
- Предыдущая
- 3/124
- Следующая
– Что за человек?
– Николай Михайлович Заславский, пятьдесят восьмого года рождения, директор фирмы «Ахтарск-контракт», проживает улица Герцена, 56, квартира 3. Твой участок.
Гордон почесал пышную шевелюру.
– И давно он пропал?
– Позавчера.
Гордон расхохотался.
– И вы уже кипиш подняли? А как ваш Заславский, не любитель – того, по шлюхам ездить? Или за воротник брать?
И опер щелкнул себя по плотной, докрасна натертой воротничком шее.
– Он вчера должен был явиться на важную встречу. И не явился.
– Семья у него есть?
– Жена.
– Живет с ним?
– Да.
– А она что говорит?
– Говорит – ушел из дома позавчера утром и с тех пор не появлялся.
Гордон покачал головой.
– Ты вроде как из Ахтарска прилетел? – неожиданно спросил он.
– Да.
– А почему ты за четыре тыщи кеме прилетел, чтобы пожаловаться на пропажу, а жена с улицы Герцена до нас не дошла?
– Она считает, что он к любовнице пошел.
– А вы так не считаете?
– Я уже сказал – он пропустил важную встречу. И мобильник у него не отвечает. Так же не бывает, чтобы у человека два дня не работал мобильник?
– Что, много у вас на этом Заславском завязано?
– Да нет. Старший помощник младшего дворника.
– А чего хипиш?
– Шеф во всем порядок любит.
Гордон чего-то писал на листке быстрым и мелким почерком.
– Как фирма называется?
– «Ахтарск-контракт».
– А что она делает?
– Да закупает чего-то для завода. Оборудование, что ли…
Гордон усмехнулся и уставился на своего собеседника круглыми глазами, ужасно напоминавшими два зеленых семафора, просвечивающих тебя насквозь.
– Слушай, вот смотрю я на вас, бизнесменов, и меня аж завидки берут. Ну вот ты мне назови какую-нибудь зарубежную компанию, а?
– «Чайна стил корпорейш», – автоматически произнес Черяга название самой высокорентабельной в мире тайваньской металлургической компании.
– Во-во. Ты скажи, эта «Чайна стил» сырье закупает сама?
– Да.
– А оборудование?
– Тоже.
– А когда ей кредит нужен, она сама получает кредит или за нее получает какая-то шарашкина контора?
– Наверное, сама.
– Так объясни ты, почему у нас не так, а? Почему у вас оборудование закупает «Ахтарск-контракт», а другое оборудование закупает «Ахтарск-договор», а металл продает еще какая-то хреновина, «Ахтарск-гоп-стоп» или как ее там кличут, и так до бесконечности? Сколько у вас этих зиц-председателей, что ты даже не можешь упомнить, чем один конкретный занимался?
– Борис, ну зачем тебе это? Ты где работаешь – в угро или в ОБЭП?
– Я в угро работаю, – устало сказал Гордон, – у меня три висяка и девочку вчера изнасиловали, и вон тачка оперативная наглухо сломалась. А я вместо того, чтобы висяк колоть, должен какого-то загулявшего бизнесмена искать, хотя, три к одному, он сейчас в каком-нибудь загородном бассейне девицу трахает…
Черяга опустил глаза и сказал:
– Мы тачку можем отремонтировать. И вообще…
– Что – вообще?
– Ну… как сказать, я понимаю, что если человек тратит время, то эта трата должна быть компенсирована…
Про компенсацию Черяге велел сказать Извольский. Им же был определен предельный размер компенсации.
Гордон поднял глаза и стал рассматривать друга, как некую заповедную лягушку в террариуме.
– Тачку отделению – отремонтируешь, – сказал он, – а насчет «вообще» еще раз помянешь – вылетишь вон. Ясно?
И тяжело поднялся из-за стола.
– Ну что, пошли?
– Куда?
– К супружнице вашего… зиц-председателя…
Супругу Заславского звали Эльвира. Это была женщина лет сорока, полная и низенькая, с нескрываемо раздраженным выражением лица. Несмотря на то что на часах уже натикало десять утра, госпожа Заславская все еще пребывала в пышном бархатном халате, непрестанно распахивавшемся и обнажавшем полные и не очень-то аппетитные ноги. Ступни у нее были босые, и Черяга отлично видел жесткие неподстриженные ногти, крашенные облупившимся золотым лаком, и черные волоски, растущие из пальцев.
Эльвира и Николай познакомились еще во времена студенческой юности и провели добрую половину совместной жизни, работая за соседними кульманами в одном и том же трубопрокатном НИИ. После начала реформ НИИ, как водится, зачах, Эльвиру сократили, а Николай, наоборот, развил в себе неизвестные дотоле качества и очень быстро влился в ряды всевозможных посредников, брокеров и приватизаторов. Он торговал трубами, лесом, турецкими дубленками и бронежилетами, продавал дорожному фонду щебенку и наконец вытащил счастливый билет, после того, как его дядя, бывший инструктор райкома партии, долез до первых замов сунженского губернатора.
Николай не был классическим тупорылым племянником, коих бесчисленное количество развелось при всех крупнейших российских компаниях. Эти племянники и сыновья сидели в хорошеньких кабинетах, появлялись на работе раз в неделю, чтобы оттрахать свою секретаршу, проходили, морща нос, по кабинетам, где разрывались между телефоном и компьютером подлинные трудяги, заглядывали в переговорную, где могли одним ловко брошенным словом сорвать два месяца готовившийся контракт, и в единственной имевшейся в их голове извилине сидела одна мысль: какой бы косяк они не упороли – их не выгонят. Они – полномочные послы своего отца, дяди или тестя. У них – дипломатический иммунитет.
В отличие от этаких козлов, Николай Заславский был человеком вполне разумным, в меру старательным и прекрасно понимал очевидную, но редко осознаваемую «сынками» истину: его дядю выставят в любой момент, а комбинат останется. И было бы очень неплохо и после увольнения дяди сидеть все на том же месте… Поэтому в спорах между областью и комбинатом он молча, но верно гнул именно комбинатовскую линию, исподволь диктуя Батьке выгодные АМК решения. В этом-то и была ценность Коли Заславского. Дань с комбината на его месте мог получать любой дурак, а вот собрать эту дань так, что в конечном счете комбинат от дани непереносимого ущерба не нес, – для этого нужен был Заславский.
В то время, как Николай трудился как муравей, закладывая фундамент нового семейного благополучия, Эльвира сидела дома и скучала. Делать ей было нечего, и она начала закатывать мужу скандалы на предмет поздних возвращений и частых командировок.
Единственное, к чему это привело – так к тому, что Николай, доселе вполне довольный женой и детьми, начал с тоской сравнивать свою распухшую подругу жизни с эффектными молоденькими женами, которые заводили его новые приятели. Сравнение, разумеется, было не в пользу Эльвиры.
Жизнь между тем понемногу налаживалась, Николаю уже не нужно было сидеть на работе до одиннадцати, но он все равно редко оказывался дома раньше полуночи, проводя остальное время в казино и ресторанах. А потом он и вовсе перестал ночевать…
– Доброе утро, – сказал Черяга, переступая порог квартиры Заславского, – меня зовут Денис, я с Ахтарского металлургического.
За его спиной тщательно расшаркивался о коврик Гордон.
Женщина смотрела на него, как на упавшую в варенье муху. Из-за стенки громко причитал телевизор. Судя по всему, Черяга оторвал ее от созерцания рекламы «Памперсов» или иного, столь же глубокомысленного времяпрепровождения.
– Николай так и не звонил? – спросил Черяга.
– Нет, – сказала женщина, – а по мне так пусть и не звонит. Кот мартовский.
Но глаза у нее были красные и расстроенные.
Квартира у Заславского была хорошая, с евроремонтом, с розовым кафелем в ванной и сорокаметровой гостиной, уставленной дорогой мебелью, и Гордон с интересом ходил по квартире, оглядывая жилье новых русских. А когда он вернулся в кухню, Эльвира уже разливала по трем кружечкам ароматный кофе и Черяга спрашивал:
– А когда он отсюда ушел?
– Во вторник. Позавчера.
– Он вел себя так же, как всегда? Не был ни нервный, ни встревоженный?
– Нет.
– Жаловался на трудности на работе?
– Да ни на что он не жаловался, – сказала Эльвира, – выпил кофе, буркнул, что масло несвежее, и пошел. Хорошо, хоть плащ надел.
- Предыдущая
- 3/124
- Следующая
