Непримиримые влюбленные - Рид Мишель - Страница 3
- Предыдущая
- 3/30
- Следующая
Гилберну больше нравилась другая, живая, кипучая Мэдлин, чтобы голова шла крутом от ее шалостей и проделок, которыми она сражала своих друзей.
Но нет, прошлого не вернешь, задумчиво размышлял он. Может быть, просто время так изменило ее. Вероятно, Доминик Стентон только ускорил естественное развитие – хотя сомнительно. Гилберн хорошо знал дочь, знал, какой бес сидит в ней, ведь такой же сидел и в нем. Чтобы приручить беса, ему потребовалось сорок лет, и он не ожидал, что с Мэдлин все произойдет гораздо быстрее.
Нет, помог Доминик. Это он научил ее сначала думать, а потом действовать. Прятать свое строптивое «я».
Выстроились, как на официальном приеме, подумала Мэдлин, когда машина остановилась перед загородным домом из серого камня. Луиза, Нина и серьезный молодой человек ожидали их на нижней ступеньке широкой каменной лестницы.
Луиза ничуть не изменилась с тех пор, как Мэдлин видела ее в последний раз, а прошло целых четыре года. Невысокого роста, изящная, прекрасные золотистые волосы, бесконечно добрая улыбка, которую Мэдлин помнила с восьми лет. А вот Нина изменилась, с некоторым даже удивлением отметила Мэдлин. Сестра за четыре года похорошела, короткие локоны обрамляли ангельское личико. А это, значит, Чарлз Уэйверли, решила Мэдлин, обратив внимание на незнакомого молодого человека, стоявшего между дамами. Высокий, жилистый, он напоминал фермера, которому приходится много работать физически. Женщины не доставали ему даже до плеча. В выражении шоколадно-коричневых глаз – сдержанность и подобающая случаю торжественность.
Мэдлин улыбнулась ему первому. Почему, она и сама не знала, просто почувствовала, что Нине будет приятно. Девушке очень хотелось, чтобы именно Мэдлин приветливо приняла в их маленькую дружную семью человека, которого она полюбила.
Мэдлин заметила, что Чарлз робко взглянул на Нину, потом снова повернулся к ней. Казалось, у него гора свалилась с плеч – словно он выдержал очень трудный экзамен и счастлив, что все позади.
– Мэдди, дорогая! Луиза подошла обнять ее.
– Как хорошо, что ты снова дома! – Она несколько отодвинула ее от себя, тем же жестом, что и отец в аэропорту, и улыбнулась. – А ты изменилась, – заключила она. – Такая ужасно элегантная!
– Я тоже рада вернуться, Луиза, – серьезно сказала Мэдлин, сердясь на себя за то, что не проявила достаточной радости. Ее так долго учили быть сдержанной, что трудно было сразу измениться. Но это вернется, сказала она себе. – Зато ты все та же. – Мэдлин постаралась, чтобы голос звучал естественно. – Надеюсь, Нина не обидится, если я скажу, что сразу и не поймешь, кто из вас мать, а кто – дочь.
– Ты заслужила поцелуй, – быстро сказала Нина, тоже подходя и обнимая Мэдлин. – Лучшего комплимента не может быть. Привет, Мэдди. – Добрые глаза с любовью смотрели на сестру. – Ты скучала без нас?
– Каждый день, – заверила Мэдлин. Не объяснять же им, что в эти страшные годы, чтобы выжить, ей нужно было выбросить из головы все, что так или иначе связано с Англией. – Ты очаровательна, – сказала Мэдлин. – Это как-то связано с привлекательным молодым человеком, который точно страж стоит за твоей спиной?
Нина вспыхнула, обернулась и привлекла к себе Чарлза Уэйверли.
– Это Чарлз, Мэдлин, – представила она. – Вы должны полюбить друг друга, иначе я буду очень несчастна.
Мэдлин взглянула в серьезные карие глаза и протянула руку.
– Хорошо, – прямо сказала она. – Обещаю полюбить вас, если вы в свою очередь обещаете мне заботиться о Нине.
– Это обещание нетрудно выполнить. – Он улыбнулся и пожал протянутую руку.
– Пойдемте в дом, – вмешался Эдвард Гилберн. – Пошли, Чарлз. – Он взял будущего зятя под руку. – Женщин не остановить, когда они здороваются или прощаются. Поищем чего-нибудь выпить, пускай всласть разглядывают друг друга.
Засмеявшись, женщины последовали за ними. Все происходило так, как и предвидел Эдвард Гилберн – слишком точно предвидел. Нина и Луиза говорили без умолку. Мэдлин просто улыбалась, иногда вставляла слово. Но казалось, никто не замечает ее сдержанности.
Это вернется, повторяла, нахмурясь, про себя Мэдлин.
Естественно, она чувствует некоторое отчуждение после четырехлетнего отсутствия. Все образуется, вернутся и прежние дружеские отношения.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Но пока этого не было. Выход один – сбежать.
Мэдлин повернула Минти, свою гнедую кобылу, к реке и пустила легким галопом. Облака, закрывавшие небо при приближении лайнера к Лондону, рассеялись. Апрельская луна ярко светила в чистом небе. Было не слишком поздно, около девяти, но прохладно. Поверх джинсов и свитера пришлось надеть короткую дубленку.
Ее решение прогуляться верхом без провожатых вызвало недоумение, но все-таки ее отпустили. Не то чтобы домашние боялись за нее. Мэдлин скакала верхом по этим окрестностям с тех самых пор, как сумела вскарабкаться на спину лошади. Вероятно, их обидело, что Мэдлин, не успев приехать домой, уже покидает их.
Но на сегодня с нее достаточно. Уже через час после приезда Мэдлин стала чувствовать себя как в больнице. Все старались ходить на цыпочках, некоторых тем не касались, смотрели ласково и сочувственно. Пошел второй час, и Мэдлин уже с трудом сдерживала себя, чтобы не убежать. Обед оказался тяжелым испытанием. Ее напряженное состояние и их неуверенность в ее реакциях делали застольную беседу принужденной и натянутой.
Видя общую растерянность, Мэдлин сослалась на перелет через несколько часовых поясов, нарушивший биологический ритм. Все сразу заулыбались.
– Конечно! – воскликнул отец излишне оживленно. – Прогулка верхом – вот что тебе надо, чтобы почувствовать себя снова дома.
Луиза согласилась с ним, а Нина только взглянула на нее огромными глазами.
Мэдлин стиснула зубы. Да, она обидела их, была неискренней. Но что поделаешь? Четыре года – большой срок. Придется им привыкать. Ее семье, а не ей. Она совсем не та девушка, что уехала отсюда четыре года назад.
Они-то остались прежними, устало думала Мэдлин. Нисколько не изменились.
Копыта лошади застучали по мерзлой земле. Мэдлин пригнулась в седле. Скачка в темноте развеяла мрачные мысли. Чем дальше от дома, тем спокойнее. Как будто расстояние может ослабить семейные путы, которые старательно затягиваются вокруг ее ноющего сердца.
Мэдлин не могла объяснить своего состояния. Едва выйдя из машины, она почувствовала, что задыхается, ее сразу же начали преследовать воспоминания, в которых она не могла пока разобраться.
Показался густой лес. Значит, река близко. Разлапистые темные деревья тянули ветви к темно-синему небу. Мэдлин ехала по опушке, пока не нашла старую тропку, ведущую прямо к реке. Минти сама находила дорогу – небольшой просвет между деревьями; пружинящий мох под ногами тянулся до самого берега.
Мэдлин любила это место. Она вздохнула, слезая с лошади и буквально впитывая тишину и покой, окружающие ее. Особенно хорошо здесь было вечером, когда темная река тихо несла свои воды, а высокие деревья стояли как часовые. Отец обычно называл ее ночным созданием. «Ты – сова, – говорил он, – а Нина – жаворонок».
В свете полной луны деревья окрасились в черный и серый цвета. Только река блестела серебристыми пятнами.
Мэдлин отпустила поводья, чтобы Минти могла щипать траву. Спрятав руки в карманы старой дубленки, она набрала полную грудь холодного чистого воздуха и медленно выдохнула. Постепенно напряжение спало. Мэдлин понимала, что была несправедлива к родным – они хорошие, добрые, любят ее, хотят, чтобы она была счастлива.
Но как объяснить им, что она забыла, что такое счастье? Настоящее счастье, которое она однажды держала в руках, даже не сознавая этого?
Мэдлин вздохнула и подошла к обрыву, чтобы послушать, как внизу вода мягко лижет покрытый галькой берег.
На другом берегу, за густыми купами деревьев, стоял старый дом Кортни, темный и пугающий. Когда луна оказалась над ним, можно было различить погнувшиеся дымовые трубы. Старая постройка времен Елизаветы. Говорили, что в доме живут привидения. Владелец, майор Кортни, не опровергал слухи. Майор жил уединенно, эксцентричный чудак, рьяно охраняющий свою собственность. В детстве Мэдлин нравилось дразнить его: она пробиралась в его заросший сад, а он бегал за ней с ружьем.
- Предыдущая
- 3/30
- Следующая
