Дети и эти - Остер Григорий Бенционович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/27
• Следующая

— Не грызли.

— Молодец, — обрадовалась девочка. Ей было приятно, что она так быстро сумела добиться от папы правды. Ещё немного усилий, и можно будет простить папу, отправиться вместе с ним в театр на балет. Девочке очень хотелось увидеть, как танцует новая восхитительная балерина, про которую все говорили, что она раньше весила сто килограммов и была водителем троллейбуса.

Но папа, хоть он и встал на путь исправления — начал иногда говорить правду, — всё-таки пока не очень раскаивался, прощения не просил. А главное, вины своей не признавал вовсе. Надо было срочно что-то предпринимать. Чтоб не опоздать на балет.

— Почему ты боишься честно признать свою вину?

— Я не боюсь.

— А знаешь ли ты, — взволнованным голосом спросила девочка, — в чём настоящая, главная мужская смелость? Знаешь в чём?

Папа очень заинтересовался.

— Думаешь, главная смелость, — продолжала девочка, — в том, чтобы брать без спроса конфеты, в бабушек из пистолетов водой пулять? Нет, дружок. Не в этом главная смелость.

— А в чём? — спросил папа.

— Настоящая храбрость, отвага, мужество в умении отвечать за свои поступки. В признании: «Я виноват. Наказывайте меня». Потом раскаешься, попросишь прощения, скажешь: «Я больше не буду».

Папа разочарованно отвернулся.

— Я смелый, — сказал папа. — И честный. А все дразнят: «Трус. Врёшь, тебе слабо». Всегда дразнили. Когда маленький был — тоже. Девчонкой обзывали. Балетницей. Кричали: «Куколка, балетница, воображуля, сплетница». Я из-за этого прозвища Балетница на всю жизнь балет возненавидел. Смотреть не могу. Тошно.

В глазах у девочки что-то мелькнуло.

— Значит, не хочешь признать вину? Не станешь просить прощения? Хорошо же. Будешь наказан. Ты у меня это наказание надолго запомнишь. Собирайся немедленно, мы идём в театр. На балет.

Папа одной девочки вечно заводил себе неподходящих знакомых. То с ворами познакомится, то с террористами. И встречается с ними, встречается. Каждый день.

— Папа, — огорчалась девочка, — неужели нельзя с приличными взрослыми встречаться? Зачем ты всё время с преступниками знакомишься?

— Мне с ними интересно.

— Странные у тебя интересы. Посмотри, сколько хороших, скромных, прилично одетых взрослых по улицам ходит, а ты себе в знакомые обязательно какого-нибудь бандита, с татуировкой на животе, найдёшь. И где ты их только откапываешь?

— Места знаю, — говорил папа и продолжал интересоваться всякими злоумышленниками.

Вот наловит папа где-нибудь воров, приведёт к себе на работу и возится с ними, возится.

— Давайте, — говорит им, — играть, как будто вы честные граждане.

— Уходи, — злятся воры, — не хотим с тобой играть. Ты милиционер. Мы с милиционерами не играем.

Папа девочки работал милиционером. У него даже звание было: генерал-лейтенант милиции. Маме девочки папина работа не нравилась. Она воров терпеть не могла.

— Если уж ты работаешь милиционером, — говорила мама мужу, — так хоть бы взятки домой приносил. А ты не носишь. Не берёшь их, что ли?

Взятки папа, конечно, брал. Он много раз слышал, что все милиционеры взятки берут, не хотел, чтоб на работе над ним смеялись. Хотел быть, как все. Но взятки эти были папе совсем не нужны, и каждый раз, возвращаясь домой с работы, папа по дороге выбрасывал их в какой-нибудь мусорный бак. А мама на него за это сердилась. Ела его поедом. Говорила:

— Тоже мне — милиционер. Взятку до дома донести не можешь.

Папа огорчался, грустил. Часто сидел вечерами на кухне перед полным стаканом коричневого чая. Угрюмый.

Девочка к нему подойдёт:

— Опять с мамой поссорился?

— Опять.

— И воры твои играть с тобой не хотят?

— Не хотят. И террористы тоже не хотят. Недавно поймали одного. С бомбой. Не признался. «Это у меня, — говорит, — не бомба, а шарф». Пришлось отпустить.

— А ты, — гладит папу по голове девочка, — других бы каких-нибудь друзей себе завёл. Честных. Образованных. Играл бы с ними в умственные игры. И тебе хорошо, и маму обрадуешь. Плюнь на этих воров с террористами.

— Не могу я на них плевать, — вздыхает папа. — Жалко мне их. Они же не виноваты, что злодеями стали, у них так жизнь сложилась, их собственные дети испортили. Вот у бандита с татуировкой на животе дочка — самая настоящая бандитка. Каждый день своему отцу плохие примеры показывала. Он сначала хороший был. Вежливый. А она с раннего детства в детском саду всех била, совочки отнимала, ведёрки опрокидывала. Потом стала мороженое у детей на улице отбирать. Мороженое очень любила. Просто какая-то страсть у неё к этому мороженому. А заодно, вместе с мороженым, если увидит игрушки у детей, тоже отбирает. Мороженое съест, а игрушку домой принесёт. Отец спрашивает:

— Эта красивая кукла откуда взялась?

— Это, — говорит дочка, — добыча. Теперь у нас дома много таких кукол будет. Сколько захочу. А тебе, папочка, что принести?

— Мне, — смущается отец, — новый мобильный телефон хочется.

— Принесу.

На следующий день приносит дочка отцу телефон, а у самой все руки в крови. По локоть.

— Поранилась? — испугался отец. — Сейчас йод достану.

— Не надо йода. Это я у одного взрослого телефон попросила, а он давать не хотел. Пока не отдавал, весь об мои ногти исцарапался.

— Так это чужая кровь? — ещё больше испугался отец.

— Ха-ха, — смеётся над отцом дочка. — Чужой крови испугался. Чужая кровь — это пустяки. Её даже йодом мазать не надо, как свою. Смыл водой из-под крана и порядок.

— Вот так, — говорит генерал-лейтенант милиции своей девочке, — эта дочка-бандитка постепенно отца своего к преступлениям и пристрастила. Правда, мороженое он не полюбил, но преступником стал. Вместе с дочкой. Начал с ней по ночам в парках гулять, людей грабить. И сделал себе татуировку на животе: «Не забуду дочь родную».

— Хорошо, — сказала девочка, — что ты мне эту историю рассказал. Теперь понимаю, почему ты со своими ворами возишься. Уговариваешь их с тобой во что-нибудь поиграть.

— Я, — говорит папа, — надеюсь, они когда-нибудь согласятся. И станут честными гражданами.

— Ты, — поцеловала папу девочка, — хороший человек. Добрый. Настоящий офицер милиции. Только очень наивный. Романтик. Но я тебя всё равно уважаю. И с мамой обязательно поговорю. Скажу, чтоб не ела тебя поедом, не заставляла взятки домой носить. Обойдёмся как-нибудь без взяток. Сама-то она в налоговой инспекции служит, там тоже, говорят, все взятки берут, а мама уж какой год налоговым инспектором работает, а ни одной взятки домой так и не принесла. Чего ж она от тебя требует?

Родители одного мальчика вечно с кем-нибудь на что-нибудь спорили. Только на что бы они ни спорили, в результате им всё равно доставались шишки, царапины и синяки. Однажды родители даже с крыши упали. Оба. Мама на спор, а папа просто так, за компанию. Пришлось их в гипс забинтовывать, в больницу класть. На полтора месяца. Вот лежат папа и мама в больнице, выздоравливают. Мальчик приходит их навещать в больничную палату, спрашивает:

— Что вам принести?

— Принеси нам, — просит мама, — апельсины с яблоками. А то нас тут в больнице только одной мягкой кашей кормят.

— Хорошо, — обещает мальчик, — завтра же принесу.

Родители обрадовались. Переглянулись.

— Спорим, — предлагает мама папе, — когда медсестра уколы нам делать придёт, ты в неё яблоком не попадёшь, а я апельсином попаду.

— Спорим, — соглашается папа. — А кидать когда? Когда только дверь откроет или когда уже укалывает?

— Нет, — испугался мальчик, — если вы такие споры устраиваете, я вам ни яблок, ни апельсинов не принесу.

— А дыни с арбузами, — спрашивает мама, — принесёшь?

— Нет.

— Жаль, — огорчился папа. — С арбузом я бы у мамы сразу спор выиграл.

— Папа, — спрашивает сын, — а зачем ты на крышу лез?

• Предыдущая
• 7/27
• Следующая