Выбери любимый жанр

Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности - Гиршман Марк - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

С одной стороны, и еврейский мидраш, и христианская экзегетика боролись с внешним языческим врагом, отрицавшим законность их собственных толкований и относившимся к ним как к мифам и измышлениям. С другой стороны, для обеих религий представляло опасность распространение гностицизма, который интерпретировал Писание и даже некоторые христианские тексты как сообщения о злом демиурге — Боге Израиля.

Таким образом, еврейским и христианским ученым, толковавшим Писание в первые века н. э., пришлось бороться с тремя внешними факторами, бросавшими вызов как их экзегетическим подходам, так и их теологическим заключениям. Встает вопрос: какова была литературная ситуация в этот период? Знали ли экзегеты о своих идеологических конкурентах? Может быть, раввинистические и христианские тексты, дошедшие до нас, предназначались лишь для членов их общин? Возможно, они игнорировали соперничающие точки зрения и толковали Писание без всякой полемической подоплеки?

Прежде чем попытаться дать ответ на эти вопросы, я бы хотел подчеркнуть, что меня интересует лишь литературное творчество двух религий. Свидетельствует ли эта литература о знакомстве авторов с нехристианскими и неиудейскими толкованиями? Определенно, знакомство с другими экзегетическими подходами и вопросами, которые ставили соперники, ясно прослеживается и в раввинистической, и в христианской литературах. Приведу несколько примеров. Нет события более важного для авторов Талмуда, чем откровение, данное на Синае. Писание повествует о том, как Святой, Благословен Он, явился перед всем народом и дал ему Тору. В Писании не говорится, почему из всех народов, населявших землю, Тора была дана именно этому и при таких необычных обстоятельствах. Мудрецов Талмуда волновала эта проблема, и они предлагали множество ответов, которые невозможно изложить все в рамках данной работы. Я процитирую два из них, касающиеся непосредственно нашего предмета — отношения еврейских мудрецов к оппонентам и их аргументам.

Мы читаем в Мехильта де рабби Ишмаэль, палестинском сборнике толкований на Книгу Исход, созданном в середине III века: «Почему Тора была дана не на земле Израиля? Чтобы народы мира не могли сказать: она была дана на земле Израиля, поэтому мы не приняли ее. Тора подобна трем вещам: пустыне, огню и воде. Этим сказано вам, что как эти три вещи доступны каждому, кто приходит в мир, так и слова Торы доступны каждому, кто приходит в мир»[11]. Несколько более ранним временем датируется легенда, повествующая о том, что Святой, Благословен Он, предложил Тору всем народам, но они отказались; только Израиль возложил на себя бремя Его заповедей. В Мехильте так говорится об этом: «И каждый народ был спрошен, желает ли он принять Тору, чтобы не было у них оправдания: если бы Нас спросили, мы бы приняли ее»[12]. Эти тексты показывают, что мудрецы Талмуда не только принимали во внимание заявления своих античных оппонентов, но и цитировали их, называя по имени — «народы мира». Это один пример тенденции, которая была весьма заметной в раввинистическом толковании явления Бога на Синае. Мудрецы отвечали на вопрос, который постоянно задавали представители других народов: почему Создатель изливает всю свою милость на один народ, пренебрегая другими? Мехильта не только спорит с этим утверждением, но мидраш прямо называет оппонентов: «чтобы народы мира не имели оправдания».

Угрозы со стороны гностиков и христиан также принимались всерьез. В некоторых случаях упоминается Иисус («сын Пантеры») и его ученики[13]. Самый известный пример содержится в Тосефте, сочинении таннаев, которое имеет параллели в Мишне и дополняет ее[14] и которое было завершено в середине III века: «Рабби Элиезер был обвинен в ереси (минут), и его привели на суд. Сказал игемон: Подобает ли такому старику, как ты, заниматься такими вещами! Тот ответил: Я приму как должное решение Судьи. Игемон думал, что он подразумевает его, меж тем как он разумел Отца Небесного. Он (игемон) подумал и ответил ему: "Раз ты признал правильность моего суда над тобою, то и я тебе верю. Ты свободен"» (Тосефта Хуллин 2:24).

Ш. Либерман уже прокомментировал эту историю с точки зрения римской судебной процедуры того времени[15]. Рабби Элиезер был подозреваем в «ереси», которую следует понимать как близость к христианству — религии, запрещенной в Римской империи[16]. Слово «судья», которое можно понять двояко, спасло рабби Элиезера, но он мучается от мысли, что подобное подозрение могло пасть на него. Рабби Акива, его ученик, пытается утешить его: «Вошел рабби Акива и сказал ему (рабби Элиезеру): может быть, кто из минеев сказал тебе что–нибудь минейское, и тебе это понравилось. Он ответил: клянусь Небом, ты мне напомнил! Однажды я шел по улице Сепфориса и встретил Иакова из Кефар–Секании, и он сказал мне кое–что минейское от имени Иешу бен Пантиры[17], и это мне понравилось, так что я впал в минейство» (там же)[18].

Более поздний мидраш, а также Вавилонский Талмуд приводят то толкование, которое Иаков поведал рабби Элиезеру от имени Иисуса. Как сообщает Тосефта, рабби Элиезер признавался, что слушал и получил удовольствие от слов Торы, переданных от имени Иисуса. Цель этого рассказа представляется понятной. Она состоит в том, чтобы удержать евреев от разговоров с христианами, особенно на темы, касающиеся Писания. Кто, в конце концов, более велик, чем рабби Элиезер бен Гирканос, но даже он был арестован римскими властями по подозрению в ереси, потому что слушал какое–то христианское толкование. Подобного рода рассказы, вероятно, использовались, чтобы предотвратить расширение контактов иудеев с христианами, а также споры с ними по поводу Писания.

Однако этот рассказ из Тосефты является исключением. Гораздо чаще раввинистическая литература говорит об угрозах, исходящих от еретиков (миним). Хотя не всегда возможно определить с полной очевидностью, кем были эти еретики, во многих случаях они, несомненно, являются христианами или гностиками[19]. В той же самой дискуссии, обсуждая получение Торы и практику чтения Десяти Заповедей, мудрецы Талмуда выступают против утверждений еретиков: «Рабби Натан говорит: отсюда опровержение еретиков, которые говорят: "Существуют две силы." Ибо, когда Святой, Благословен Он, встал и сказал: "Я Господь Бог твой" (Исход 20:2), был ли кто–нибудь, кто поднялся против Него? Если бы вы хотели сказать, что это было сделано тайно, то сказано: "Я не говорил тайно…" (Исайя 45:19)» (Мехильта де рабби Ишмаэль, там же)[20]. О двух силах говорят гностики. Гностический миф о рае, цитировавшийся ранее, приобретает новое звучание. Как только архонт Самаэль заявляет о собственной исключительности и говорит: «Это Я — Бог», немедленно раздается голос с небес: «Ты ошибаешься, Самаэль». Автор гностического текста будто слышал вопрос рабби Натана: «Был ли кто–нибудь, кто поднялся против Него?» — и отвечает, что скрытый непогрешимый Бог встал против Бога Израиля и показал, что тот был не прав.

Предметом забот еврейских мудрецов были не только ответы на вопросы их оппонентов касательно теоретических проблем и экзегезы Писания, но также и принятие галахических установлений в ответ на угрозу, исходившую от еретиков. Э. Урбах рассматривает сообщения Вавилонского и Иерусалимского Талмудов о том, что ежедневное чтение Десяти Заповедей было отменено, чтобы еретики не говорили, будто бы только они (Десять Заповедей) были даны Моисею на Синае[21]. Другими словами, палестинские амораи утверждают, что практика чтения Десяти Заповедей (Втор. 5) вместе с провозглашением «Слушай, Израиль!», (Шма) (Втор. 6:4–9), которое упоминается уже в Мишне (Тамид 5:1), была отменена из–за еретиков. Для нас не важно, действительно ли именно это явилось причиной отмены данной практики. Важным является свидетельство как палестинских, так и вавилонских амораев, выступавших против еретиков, о необходимости не только теоретических ответов, но и практических мер.

3
Перейти на страницу:
Мир литературы