Без семьи - Мало Гектор - Страница 65

• Предыдущая
• 65/70
• Следующая

Не понимая, зачем это нужно, я все же послушался. Мне показалось, что в другой руке Боб держал длинную блестящую трубочку, сделанную как бы из стекла. Он поднес ее ко рту. Затем я услышал слабый свист и в то же время увидел, как в окно влетел и упал к моим ногам маленький белый шарик. Голова Боба мгновенно исчезла за стеной. Все стихло.

Я стремительно бросился к шарику. Тонкая бумажка была плотно обвернута вокруг маленького кусочка свинца. Мне показалось, что на ней что-то написано, но так как было еще недостаточно светло, я не мог ничего прочесть. Приходилось ждать наступления дня. Я постарался как можно тише закрыть окно и быстро улегся на койку, держа шарик в руке.

День не наступал очень долго – слишком долго для меня, ожидавшего его с таким нетерпением. Но вот сначала желтый, а затем розовый свет заскользил по стенам камеры; тогда я развернул бумажку и прочел:

«Завтра вечером тебя будут перевозить в городскую тюрьму. Ты поедешь с полицейским по железной дороге в отдельном купе. Сядь около двери, через которую войдешь в вагон. Спустя некоторое время (будь особенно внимателен), при переходе на другой путь, поезд замедлит ход. Тогда открывай дверцу и смело прыгай вниз. Прыгай, вытянув вперед руки, и старайся удержаться на ногах. Затем поднимись на холм, который будет от тебя слева, там мы встретим тебя с лошадью и повозкой. Не бойся ничего, через два дня мы будем во Франции. Смелее, не унывай! Только постарайся прыгнуть как можно дальше и удержаться на ногах».

Спасен! Теперь меня не станут судить, и я не увижу того, что произойдет на суде. Какое счастье! Ах, дорогой мой Маттиа, дорогой Боб! Я не сомневался в том, что Боб, конечно, помогает Маттиа. «Там мы встретим тебя с лошадью…» Ясно, Маттиа один не мог бы этого устроить.

И я снова прочел записку: «…поезд замедлит ход», «холм, который будет от тебя слева», «…удержаться на ногах». Конечно, я храбро брошусь вперед. Лучше умереть, чем быть осужденным за воровство!

Ах, как все чудесно придумано! «Через два дня мы будем во Франции».

Мою радость омрачала только мысль о Капи, но я постарался отогнать ее от себя. Не может быть, чтобы Маттиа бросил Капи. Если он нашел средство устроить мне побег, он, несомненно, найдет какой-нибудь способ спасти и Капи.

Я перечитал записку еще два или три раза, затем разжевал и проглотил ее. Теперь мне надо было хорошенько выспаться, поэтому я улегся на койку и спал до тех пор, пока тюремщик не принес мне еду.

Время прошло довольно быстро. На следующий день после полудня ко мне в камеру вошел незнакомый полицейский и велел мне следовать за ним. Я с удовольствием отметил, что он был довольно пожилой и неповоротливый человек. Все складывалось благоприятно и точно так, как писал мне Маттиа. Когда поезд тронулся, я уселся перед входной дверью, спиной к ходу поезда.[19] Полицейский сидел напротив меня. Мы были одни в купе.

– Ты говоришь по-английски? – спросил меня полицейский.

– Немного.

– А понимаешь английский?

– Понимаю почти все, если говорят не слишком быстро.

– Тогда, мой мальчик, я дам тебе хороший совет: не хитри перед судом, сознайся в своей вине. Ты этим заслужишь всеобщее расположение. Нет ничего хуже, когда люди возражают против очевидности; поэтому тот, кто сознается, вызывает к себе расположение и доброе отношение. Так вот скажи, как было дело, и ты получишь от меня монету. Ты увидишь, деньги тебе очень пригодятся в тюрьме.

Я чуть было не ответил: «Мне не в чем сознаваться», но быстро спохватился и промолчал, решив, что мне нужно заслужить расположение полицейского.

– Подумай хорошенько, – продолжал он, – и когда оценишь мой совет, вызови меня к себе. Спроси тогда Дольфена, хорошо?

Я утвердительно кивнул головой.

Я стоял облокотившись о дверь, стекло которой было опущено. Я попросил у полицейского позволения смотреть в окно, а так как он тоже хотел «заслужить расположение», он ответил, что я могу смотреть сколько мне хочется. Чего ему было бояться?

Поезд шел полным ходом. Вскоре полицейскому стало холодно, так как ветер дул прямо в окно; он отошел от двери и уселся посередине купе. Что касается меня, то я не чувствовал холода. Тихонько высунув наружу левую руку, я повернул ручку двери, а правой придерживал ее, чтобы она не открылась.

Время шло. Вдруг паровоз засвистел и стал замедлять ход. Наступил долгожданный момент. Я быстро толкнул дверь, сильным прыжком выбросился из вагона и очутился в канаве. К счастью, я не расшибся, так как уперся руками в покрытый дерном откос, но удар был настолько силен, что я свалился с ног и потерял сознание.

Когда я пришел в себя, мне показалось, что я все еще еду в поезде. Однако – странная вещь! – все лицо мое было мокрое, на щеках и на лбу я чувствовал нежную и горячую ласку.

Я открыл глаза. Собака! Какая-то противная желтая собака лизала меня. Глаза мои встретились с глазами Маттиа, стоявшего рядом со мной на коленях.

– Ты спасен! – воскликнул он, отстраняя собаку и целуя меня.

– Где мы находимся?

– В повозке. Нас везет Боб.

– Как дела? – спросил Боб обернувшись. – Не знаю. Кажется, все в порядке.

– Попробуй пошевелить руками и ногами! – закричал Боб.

Я проделал то, что он мне велел.

– Отлично, – сказал Маттиа. – Ничего не сломано.

– Как все произошло?

– Ты благополучно выпрыгнул из поезда, но толчок оглушил тебя и ты свалился в канаву. Боб, видя, что ты не идешь, кубарем слетел вниз с пригорка и принес тебя на руках. Нам показалось, что ты умер. Натерпелись мы страха и горя! Но, слава богу, ты жив.

– А полицейский?

– Едет дальше в поезде, который, конечно, не остановился.

Я узнал самое главное. Оглядевшись вокруг, я увидел желтую собаку, нежно смотревшую на меня преданными глазами, похожими на глаза Капи. Но ведь мой Капи был белым!

– А Капи! – спросил я. – Где он?

Прежде чем Маттиа успел мне ответить, желтая собака бросилась ко мне и начала с визгом меня лизать.

– Да вот он! – сказал Маттиа. – Мы его выкрасили.

Тогда я, в свою очередь, стал гладить и целовать Капи.

– Почему ты его выкрасил? – спросил я.

– Это целая история, сейчас я тебе расскажу. Но Боб не позволил ему рассказывать.

– Правь лошадью, – обратился он к Маттиа, – и держи ее хорошенько. А я пока займусь повозкой. Надо ее привести в такой вид, чтобы ее не узнали на заставах. Наша повозка представляла собой обычную повозку с холщовым верхом, натянутым на обручи. Боб уложил обручи в повозку, сложил холст вчетверо и велел мне им накрыться. Затем посоветовал Маттиа тоже спрятаться под холст. Таким образом, повозка сразу изменила свой внешний вид: у нее не стало верха и вместо трех человек в ней сидел только один. Если за ним будет погоня, то приметы, какие будут давать люди, видевшие нашу повозку, всех собьют с толку.

– Куда мы едем? – спросил я Маттиа, когда он растянулся рядом со мной.

– В Литтльхэмптон. Это маленькая приморская гавань, где у Боба есть брат капитан небольшого судна плавающего за маслом и яйцами во Францию Если мы спасемся – а мы наверное спасемся, – то будем всецело обязаны Бобу. Все сделал он. Что бы мог сделать я один? Боб придумал выдуть из трубки записку и научить тебя выпрыгнуть из поезда; он же уговорил своих товарищей дать нам лошадь. Наконец, он нашел судно для переезда во Францию, потому что если бы ты попытался уехать на пароходе, тебя бы наверняка задержали. Видишь, как хорошо иметь друзей!

– А кому пришло в голову увезти Капи?

– Мне. Но это Боб решил выкрасить его в желтый цвет, чтобы его не узнали, после того как мы стащили его у полицейского Джери, «сообразительного» Джери, как его назвал прокурор. На этот раз он не оказался таким сообразительным и проворонил Капи. Правда, Капи, почуяв меня, почти все сделал сам.

– А как твоя нога?

– Зажила, или почти зажила, право не знаю Мне некогда было о ней думать.

• Предыдущая
• 65/70
• Следующая