Звездная Тень - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/77
• Следующая

— Хорошо! — обрывая спор, сказал я. — Дед — за высадку. Счетчик?

— Да! — выпалил дед. Через мгновения голос рептилоида изменился, и счетчик подтвердил: — За высадку.

— Саша?

— Теперь-то… — полковник хмыкнул. — В любом случае — мы в меньшинстве. За, если тебе угодно формальное подтверждение.

— Маша?

— Против, — сухо ответила девушка.

— Почему?

— Просто чтобы не было единогласного решения.

«Похищение» явно пошло ей на пользу. Во всяком случае, ирония из ее уст была явлением неожиданным. Кивнув, я серьезно объявил:

— Ну а я, конечно, за высадку.

— Полетаем, смертнички? — подытожил Данилов. — На мой взгляд, расстояние между этими объектами — пятьдесят, максимум сто километров…

Я кивнул, доверяясь глазомеру полковника. Честно говоря, я бы не отказался предоставить руководство ему, оставайся между нами хоть тень прежних отношений. И Данилов это почувствовал:

— Петя, командуешь ты, но я бы посоветовал сесть километрах в десяти-двадцати от одной из аномалий. И желательно, в области с комфортной температурой. Вероятно, разумно будет идти пешком.

— Хорошо.

«Борт-партнер, мы опускаемся. Требования к точке посадки…»

Если переоборудованный инженерами Алари «Волхв» казался Данилову немыслимым, недостижимым прорывом в технологии, то что говорить о корабле Геометров.

Кроме плазменного шквала за обшивкой, никаких привычных атрибутов посадки не было. Ни перегрузок, ни вибрации корпуса, ни хотя бы звуков, неминуемо проникающих в кабину челнока.

Проблем с запасом тяги тоже не существовало, мы снижались по такой энергоемкой траектории, что любого баллистика хватил бы удар.

— Даже Сильные расы не склонны к подобным экспериментам, — изрек Данилов, когда корабль снизил скорость. — Это же не просто энергоемко, это еще и опасно. Нагрузка на конструкцию…

Его по-прежнему давило техническое совершенство Геометров. Когда-то прогресс общества мерили научными достижениями, производительностью труда, спортивными успехами отдельных людей. Данилов, видимо, оставался в плену подобных схем.

В отличие от меня.

Нет, я не знаю, чем на самом деле одна цивилизация превосходит другую. Дальностью путешествий? Прочностью сплавов? Неисчерпаемым доступом к энергии? Тогда Геометры и впрямь верх совершенства. Впрочем, если взять ту тонкую материю, которую принято считать человеческим счастьем, то и здесь ситуация неоднозначна.

Ведь они счастливы…

Пусть на мой взгляд их общество лишено неизменных атрибутов свободы, пусть бесспорный прогресс в нем прикрывает казарменный аскетизм. Но ведь если взвесить баланс добра и зла, счастья и несчастья, то и тут Земля безнадежно проиграет Геометрам. Тысячи таких «санаториев», как «Свежий Ветер», в котором я удостоился чести побывать, не перевесят самой заурядной исправительной колонии на Земле. И если «всего лишь» девяносто процентов населения Родины считают себя счастливыми — нам абсолютно нечего им противопоставить. Не «золотые двадцать процентов» же, не тот слой населения самых развитых стран Земли, что ухитряются жить в комфорте и довольстве в задыхающемся от нищеты мире.

Я не знаю, почему мы лучше Геометров. Я даже не знаю, что выбрали бы простые люди на Земле — гордую и нищую свободу, или заботливый патронаж Наставников. Мнение Данилова и Маши — не в мою пользу.

Одно я знаю точно.

Если в этом погруженном во тьму мире, что стелется сейчас под нами — не верящими друг в друга, мечтающими о разном, абсолютно несовершенными людьми, если в этом мире есть хоть малейший шанс остановить Геометров, отвлечь их от Конклава… такого ненавистного Конклава — я найду этот шанс.

Найду — или навсегда останусь во тьме.

— Петя, у Геометров реально сесть — так? — спросил дед.

Я покачал головой. Нет. Нигде и никогда, если планета развита хотя бы до того уровня, что был на Земле в конце прошлого века, подобные посадки невозможны. Каждый стережет свое самое большое сокровище — небо.

Данилов откашлялся и монотонным, унылым голосом произнес:

— И поняли Геометры, что подобная беспечность — есть самое большое коварство… И убежали они в панике на другой конец Галактики, даже не потрудившись разобраться… Петр, если что — я пойду к ним летописцем. Получится?

— Получится, — согласился я. Данилов был не просто выбит из колеи — если уж его прежнее бесконечное балагурство выродилось в отчаянные попытки сострить.

Скорость скаута уже упала до каких-нибудь четырехсот-пятисот километров в час. Он несся над плоской, серовато-коричневой, каменистой равниной. Как ни странно, но на поверхности планеты, лишенной солнца, было довольно светло — как на Земле в полнолуние. Небо, тонущее в звездах небо горело над миром Тени.

Привстав — движение почти не ощущалось, я прижался к куполу. Глупо, конечно, ведь это просто экран, а не стекло. Но качество изображения осталось идеальным.

В сотне метрах под нами неслись покатые холмы. Какие-то блестки на поверхности… нет, вряд ли что-то искусственное, скорее рудные выходы. Да есть ли здесь жизнь?

— Петр, сядь, — попросил Данилов. Все его инстинкты протестовали против подобного безумия — стоять в корабле, совершающем динамические маневры.

Я подчинился. В конце концов, углядеть ничего нового не удастся — корабль и сам контролирует пространство.

И почти сразу же скаут резко пошел вниз — у меня все замерло внутри, не от ощущения падения — его не было, а от закружившегося вокруг мира. Корабль скользнул к поверхности по дуге, завис на миг — и опустился. Ровный, неуловимый шум исчез — дыхание механизмов стихло.

— Приехали, — я коснулся терминала.

«Есть какие-то изменения? Живые организмы, искусственные объекты?»

Проблеск света на куполе — голубая ниточка потянулась вперед через холмы. Я заметил, как изменились лица товарищей, и торопливо пояснил:

— Это направление на ближайший аномальный объект…

Ниточка погасла.

Данилов с Машей продолжали сидеть в одном кресле, походя сейчас на слегка рассорившихся любовников. Счетчик неторопливо двинулся по окружности кабины. Похоже, он фиксировал в своей безотказной памяти ландшафт. Корабль молчал, явно считая свою функцию исчерпанной. Я «вслушался», пытаясь вызвать на контакт куалькуа. Никакого ответа.

Может быть, живущая во мне амеба тоже наблюдает за обстановкой? Вырастила пару глаз на моем затылке и изучает мир?

А может быть, здесь, в мире Тени, уже разорвалась та связь, что соединяла миллиарды крошечных существ в единое целое?

А может быть, пренебрегая непредставимым расстоянием, куалькуа по-прежнему един — клеточка огромного мозга, с жадным любопытством пожирающего новую информацию?

Я вдруг понял, что уже с минуту в кабине царит тишина. Закончил свой «обход» счетчик, смотрят на меня Данилов и Маша.

— Что дальше, Петр? — тихо спросил Данилов. — Ну? Мы прилетели. Это и впрямь оказалось просто. Командуй.

«Окружающая среда пригодна для жизни?»

Мне тоже было не по себе. И отрицательный ответ корабля меня бы сейчас обрадовал.

«Открывай кабину».

Купол потемнел, утратил прозрачность.

— Будем выходить, — предупредил я.

Издав легкий хлюп, купол свернулся.

И мы сжались, придавленные пылающим небом.

Нет, никакие экраны не смогли этого передать! Может быть, потому, что мы знали — это только изображение. А с ним возможно сделать все что угодно. Теперь мы смотрели собственными глазами.

Когда-то, в детстве, меня поразило ночное небо над Крымом. После бледных северных звезд оно казалось россыпью алмазной крошки, поистине божественным творением. Потом, в юности, побывав в тропиках, я понял, что такое настоящее южное небо. Тут уже не возникало никаких мыслей о Творце. Звезды и так были равны Богу. Не драгоценная пыль — а подлинные бриллианты.

• Предыдущая
• 23/77
• Следующая