Ученик - Малинин Евгений Николаевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/107
- Следующая
Меня подкинуло вверх, и я выпрямился.
– Ты так и будешь меня таскать? – уже спокойнее спросил я.
– Дела надо делать поутру. Торопись.
«Тоже мне, Винни-Пух», – мелькнуло у меня в голове.
– Кто такой Винни-Пух?
– Читать чужие мысли некрасиво. Воспитанные леди так не поступают.
– Так ты не вслух говоришь. Как же мне отличить, когда ты говоришь, а когда думаешь?
– Ты хочешь сказать, что мои мысли будут слышать все?
– Раз слышу я, скорее всего услышат и другие.
Надо было срочно придумывать какой-нибудь блок или фильтр. Я усмехнулся и, вспомнив старый роман Беляева, представил у себя на голове клетку нашего офисного попугая, от которой тянулся провод, волочившийся по земле. Видение было настолько яркое, что я машинально пощупал голову. Колтун из волос и крови засох окончательно, но раны я не почувствовал. Неужели голова уже зажила? За одну-то ночь.
– Что замолчал? Расскажи, кто такой Винни-Пух.
– Винни-Пух – это такой зверь, медведь, у которого голова набита опилками. Он сказал: кто ходит в гости поутру, тот поступает мудро.
– Видимо, у вас очень мудрый мир, если зверь с набитой опилками головой изрекает такие мысли.
Тут я расхохотался.
– Нет. Это не живой зверь. Это главный герой одной повести. Для детей.
– Повесть для детей? Это что, сказка, которую рассказывает бабушка?
– Нет. Это книга, которую написал один англичанин. Или американец.
– Книга для детей?! Это невозможно! Книга – это высшая магия! Дети с ней справиться не могут!
Я подумал, что она, пожалуй, права в оценке книг. И дети действительно не всегда могут с этой высшей магией справиться. Тогда либо книга с ними расправляется, либо дети перестают читать. Но вслух я глубокомысленно произнес:
– Знаешь, мне кажется, в области искусства наши миры очень отличны. Договоримся, что мы говорим друг другу правду, какой бы невероятной она нам ни казалась.
Пока мы так переговаривались, я подобрал с земли ярко-желтый пояс из толстой кожи, на котором с обеих сторон висели ножны, и повязал его. В ножны я вставил меч и кинжал, предварительно очистив клинки травой. Оружие привлекло меня. На серебристой стали меча русской затейливой вязью было выписано слово «Поющий», а вороненый, иссиня-черный, клинок кинжала украшали серебристые буквы, складывавшиеся в слово «Молчащий». Шершавые и странно теплые рукояти удобно ложились в ладонь, полностью сливаясь с рукой и становясь ее естественным продолжением. Разрубленный шлем я брать не стал, зато валявшийся в канаве кусок вишневого бархата оказался шикарным плащом на алой шелковой подкладке, и я накинул его на плечи, побеспокоив Леди. Пряжка с рубином на правом плече ей очень понравилась.
Она заявила, что рубин идет к ее глазам. Оглядевшись кругом, я сообщил, что к походу готов.
– Ну что ж, тогда двигаем в сторону леса, – почти пропела Леди, – и посмотрим, насколько ты скор на ногу.
Я всегда считал себя неплохим ходоком и привычно зашагал – два шага в секунду.
Идти было легко. Низкая трава мягко пружинила под ногами. Одежда, несмотря на всю ее несуразность, была очень удобной и не стесняла движения. Только плащ был, пожалуй, длинноват и иногда цеплялся за задранные шпоры. Как ни странно, даже перевязь легла удобно, и ни меч, ни кинжал не мешались и в то же время были как бы под рукой. Левая рука привычно лежала на рукояти меча, отводя его назад и в сторону. Правая по-прежнему в перчатке коротко отмахивала в такт ходьбе. Скоро мы вошли в лес.
Леди в это время рассказывала:
– Когда ты заснул… Ну и здоров же ты спать. Это ж надо, только попал в чужой мир – и сразу дрыхнуть!… Так вот, когда ты заснул, я направилась домой к отцу и упросила его отпустить меня с тобой. Он поверил в то, что я ему о тебе рассказала, только когда сам тебя увидел. Он сказал, что таким рыжим надо помогать и не надо мешать. Так что я смогу тебя проводить до магистра. Это колоссальное приключение – странствие золотой Леди с Рыжим Пришлецом. Прямо эпическая сага.
– Подожди. Ты что, приводила все свое семейство поглазеть на несчастного, всеми гонимого пришлеца, которого завтра, возможно, будут палить неведомым мне синим пламенем? И потом, почему вы решили, что я рыжий? Вы что, в темноте не разглядели мой колер?
– Т-т-т! Несчастный, гонимый… рыжий громила со страшным мечом! Я не удивлюсь, если ты завтра, вместо того чтобы гореть синим пламенем, учинишь зверскую войну. Колер его перепутали. Посмотри на себя. Таких-то рыжих выпускают в единственном экземпляре, – и вдруг тихо и задумчиво добавила: – Рыжие – самые сильные маги. И самые коварные.
Тут же, уставив свои рубиновые глаза мне в лицо, она грозно поинтересовалась:
– А что-то ты стал таким молчаливым? За последние десять минут ни одной дурацкой мысли?
На самом деле различных мыслей и соображений в моей голове было пруд пруди. Особенно о том, что я никогда не был рыжим и не мог себя таким даже представить. Но получалось так, что Леди перестала их слышать или я перестал их транслировать. И тут я вспомнил, как поставил на своей голове попугайскую клетку.
– А я свои ценные дурацкие мысли экранировал, – гордо заявил я, – нечего тибрить чужую интеллектуальную собственность.
Пристально глядя мне в глаза, Леди поинтересовалась:
– Как это – экранировал?
Когда я ей объяснил, каким образом мне удалось лишить ее возможности читать мои мысли, она опять положила мне голову на плечо и с нескрываемым изумлением прошептала:
– Магия уровня философской! Видимо, вы, пришлецы, действительно чрезвычайно способные маги!
Но я не особенно задумался над ее словами, поскольку как раз в этот момент мы вышли на чудесную лесную поляну.
Небольшой пятачок ярко-зеленой густой травы тесно обступили высокие раскидистые дубы. Кустарника и подлеска практически не было, поэтому создавалось впечатление, что лес постоянно чистят. На противоположном краю поляны трава была значительно гуще и темнее с редкими, высокими ростками осоки, я сразу понял, что там протекает ручей. Вся поляна заросла побегами земляники, и спелые ягоды ярко алели сквозь траву, но почему-то ее никто не собирал. Посреди поляны лежал большой плоский серый камень, напоминающий языческий алтарь. От камня к ручью вела прямая утоптанная тропинка, исчезавшая за ручьем в корнях дубов. На камне виднелся большой белый узел.
- Предыдущая
- 6/107
- Следующая
