Лесной фронт. Дилогия (СИ) - Замковой Алексей Владимирович - Страница 73
- Предыдущая
- 73/145
- Следующая
— Ой, смотри, — Митрофаныч покачал головой, — как бы мы не погорели с той зениткой… Ладно, хватит думать. Иди отоспись и готовься. Как стемнеет – выходим.
С огромным удовольствием я проспал почти до вечера. Несмотря на все «прелести» сна на голой земле в лесу, проснулся бодрым и даже помнил, что снилось что-то хорошее. Вокруг суетились партизаны, готовясь к ночной вылазке. Бойцы чистили оружие, в последний раз проверяли и подгоняли снаряжение. Я немного полюбовался на этот разворошенный муравейник, в который превратилась наша группа, и собрал своих подрывников.
— Заряды закладывать будете по парам. Я беру первую левую опору. Свиридов и Зачинский закладывают заряд на первую правую. Гац, Заика – вторая левая. Фишман, Броничек – вторая правая. Заряды соединяете детонирующим шнуром. Первый номер закладывает заряд, второй – ставит взрыватель. Шнур тянете ко мне. Времени на все будет не больше пяти минут. Вопросы есть?
— Так за пять минут… — начал было Фишман, но я его не дослушал.
— Специально для тебя поставим перед мостом кого-то, чтобы тормозил немцев. Извините, мол, господа фашисты, обождите немного, пока мост заминируют, — бойцы заулыбались, а я, уже более строгим тоном, продолжил: – Если никто не появится возле моста дольше – наше счастье. Но ориентироваться именно на пять минут. Еще вопросы?
Больше вопросов не было.
— Если я свистну – значит, кто-то едет, и всем прятаться. Остальные бойцы будут изображать немцев. Может, повезет и немцы проедут мимо. Если начнется стрельба – продолжать работать и не отвлекаться. Сейчас перегружаете тол и все остальное, что надо для работы, себе в мешки. У нас вроде бы сто восемьдесят килограммов осталось? Значит, каждому по двадцать два килограмма. Укладывайте так, чтобы быстро вытащили все из мешка когда потребуется. Вперед!
Ребята, тихо переговариваясь, отошли к своим вещам. Я тоже решил последовать своему же указанию – подготовиться к выполнению задания. Вначале я занялся мешком. После недолгих размышлений, для ускорения процесса закладывания взрывчатки, я решил пожертвовать мешком и не тратить время на то, чтобы достать из него ящик с толом. Попрошу кого-то снять мне с немца ранец – он все равно удобнее. Все лишнее, что не потребуется на задании, я выложил и отдал на сохранение бойцу, оставленному наблюдать за задержанным Яном. Ящик с толом положил в мешок так, чтобы гнездо для взрывателя оказалось сверху. Останется только положить его на место, поставить взрыватель со шнуром, и все. Сверху положил моток детонирующего шнура и кусок огнепроводного шнура. Взрыватели и прочую мелочь распихал по карманам. Вроде все. На всякий случай, хоть я и не собирался принимать непосредственного участия в столкновении с противником, проверил оружие. Автомат заряжен, пистолет – тоже. Подсумки на разгрузке забиты запасными магазинами… Все. Ждем темноты.
Когда окончательно стемнело, та часть группы, которая должна была выйти на мост с противоположного берега Горыни, подошла к реке. Двенадцать человек были отправлены к мосту по этому берегу, еще один боец остался сторожить местного, а остальные девятнадцать, включая меня, — переправлялись через Горынь. Первой группе, оставшейся на правом берегу, было приказано напасть на пост немцев, когда через мост проедет первый же транспорт после часа ночи. Особенно Митрофаныч настаивал, чтобы часовых сняли без малейшего шума – ни одна собака не должна гавкнуть, не говоря уже о стрельбе. Мы переправились через реку и тихо пошли к мосту. Идти предстояло около двух километров. Мы быстро вышли к излучине – река поворачивала направо – и залегли. Было без пары минут полночь.
— Может, по берегу пройдем? — я подполз к Митрофанычу. — Чтобы не идти через мины. И может, сзади к тому окопу получится выйти?
— Посмотрим.
Митрофаныч, так же шепотом, отправил двух бойцов на разведку – проверить путь у среза воды и посмотреть подходы к немецкому посту. Пока бойцы не вернулись, мы лежали молча – напряженно всматриваясь в редкие огоньки фар, проплывающие над находящимся менее чем в километре от нас мостом. Разведка вернулась через пятнадцать минут.
— Пройти можно, — доложил один из бойцов. — Только осторожно надо. Скользко там.
— Что с окопом? Нашли?
— Нашли. Он метрах в десяти от моста с нашей стороны шоссейки. Курят, сволочи.
— Курят – это хорошо! — прошептал я. — На железнодорожном мосту немцы тоже курили. Значит, не особо с дисциплиной заморачиваются.
Митрофаныч посмотрел на часы, рассматривая время в слабом лунном свете.
— Почти половина, — шепнул он. — Пошли.
Гуськом, пригибаясь чуть ли не до самой земли, мы крались по берегу. Действительно, было скользко. Слава богу, хоть не везде – опасные участки попались раза четыре. Но никто не поскользнулся и не упал. Бойцы, включая, как я с удивлением обнаружил, и меня, скользили в ночи как призраки. Мост все ближе и ближе. Вот мы замерли – проезжает очередная машина. Даже не одна, а четыре! Моторы ревут, нам, настроенным на гробовую тишину, этот звук кажется просто мучительным. Вот шум начинает стихать, светлячки фар скрылись за каким-то строением на другом берегу. Идем дальше. Блин, нога соскользнула! Чуть не упал, но меня вовремя подхватил кто-то идущий сзади. Порыв ветра со стороны моста донес запах дыма. Таки курят, гады. Ничего – скоро бросят. Навсегда!
Двести метров до моста. По-моему, луна светит чересчур ярко. Мне кажется, что сейчас не ночь, а самый полдень, когда солнце освещает каждую травинку. Хоть бы облачко… А еще лучше – тучи и дождь! Мы уже ползем. Медленно, будто черепахи. Или это мне кажется? Мост все ближе и ближе. Слабая вспышка на мосту, оставившая еле заметный огонек, медленно поплывший к противоположному берегу. Часовой закурил. Мы замерли. Я представил себя на месте ходившего по мосту немца. Вот он поворачивает голову в нашу сторону – на траве луга под луной четко темнеют почти два десятка холмиков. Они еще и двигаются! Быстро сбросить с плеча карабин, или что там у него, передернуть затвор и выстрелить по подозрительным теням. «Алярм!» Но все тихо. Огонек, уже почти невидимый, продолжает спокойно двигаться дальше. Ползем. Сто метров. Где-то залаяла собака, но лай почти сразу перешел в визг. Кто-то пнул пса, чтобы не мешался под ногами? Уж не наши ли, которые идут по другому берегу? Пятьдесят метров. Шорох травы подо мной отдается в ушах, будто резкий треск сухих веток. Интересно, эти гансы там, в окопе, глухие, что ли? Как можно не услышать этот шум? Девятнадцать человек ползут через луг, шелестя травой, будто стадо бешеных ежей в брачный период, и пыхтят громче любого паровоза. Еще и сердце явно решило устроить концерт – колотит по ребрам, как обкуренный барабанщик. От моста донеслись голоса и смех. Анекдоты травят, что ли? Двадцать метров. Я каждую секунду жду окрика и выстрела. Или просто выстрела. Интересно, это правда, что звука от выстрела своей пули, которую поймал, не слышишь? Точнее, слышишь, но уже после того, как в организме появился посторонний предмет? Где-то вроде я такое читал. Мост громадной тенью навис над нами. Хоть что-то хорошо. Он закрыл от нас эту гребаную луну и окутал своей тенью. Митрофаныч что-то машет? Я непонимающе смотрю на него. А! Он показывает, чтобы я с подрывниками скрылся под мостом! Это мы с удовольствием.
Мы ввосьмером забились в самый узкий закуток между полотном моста и землей. Не знаю, как остальные, а я постарался сжаться как можно компактнее, укрыться в самой густой тени. Если б еще мешок, будь он неладен, не мешал! Ясно были слышны разговоры немцев. С пятого на сто двадцатое я разобрал, что один из них рассказывает о какой-то фрау Берте. Судя по смеху, что-то веселое. Это хорошо. Если б можно было – я бы и сам подошел да затравил десяток-другой анекдотов. Посмешил бы гансиков – чем громче у них там, тем тише у нас здесь. Остальные бойцы, которые будут снимать караул, застыли под полотном моста у самого его края. Только б никому из немцев не пришло в голову пройтись отлить! Ясно ведь, что к реке пойдут. А тут им – здрасте. Девятнадцать злых партизан, которые из-за слабого мочевого пузыря этого караульного нарвутся на роту не менее злых немцев. Так и сидели. Время тянулось медленно, будто застыло вовсе. На часы я даже не смотрел – в такой темноте и руки собственной не видно. Митрофаныч сидел с «штурмовой» группой и крутил головой, переводя взгляд с полотна моста над нашими головами на противоположный берег. Волнуется, как там вторая группа? Я тоже волнуюсь. Блин, скоро уже тот час ночи? Будто в ответ на мои мысли Митрофаныч поднял над головой руку. Я понял этот жест как «час ночи», а заодно и «приготовиться». Теперь осталось только дождаться, пока кто-то проедет мимо.
- Предыдущая
- 73/145
- Следующая
