Жизнь, смерть, бессмертие?… - Баландин Рудольф Константинович - Страница 11

Лучше уж тогда верить в чередование материальных воплощений духовной субстанции, переходящей от человека к былинке, животному, камню, праху и вновь после череды превращений возвращающейся к новому человеку. И праведнику, как предполагается в индуизме, обеспечены не райские блаженства, а полный покой, исчезновение, растворение в окружающем бессмертном мире.

Что ж, не исключено, что есть своеобразная душа, у растений (не потому ли так прекрасны цветы?) и, конечно же, у животных, и, как знать, у кристаллов тоже, быть может, вибрации атомов и электромагнитные поля свидетельствуют о потаенной духовной субстанции. Однако почему все эти такие разные природные тела имели душу, подобную человеческой? А миллиард лет назад крохотные обитатели Земли — на ту пору высшие организмы, которые теперь мы считаем простейшими, — тоже обладали такой же душой?

Вопросы возникают странные, порой неожиданные, и отвечать на них аргументированно, исходя из идеи бессмертия человеческой души, очень нелегко. Во всяком случае, научно обоснованных ответов получить не удается.

Обратимся к философии. Например, Джордж Беркли, доказывал естественное бессмертие души. По его словам, душа способна уничтожиться, но не подлежит «погибели или разрушению по обыкновенным законам природы или движения. Те же, которые признают, что душа человека есть лишь тонкое жизненное пламя или система животных духов, считают ее преходящей и разрушимой, подобно телу, так как ничто не может развеяться легче такой вещи, для которой естественно невозможно пережить смерть заключающей ее в себе оболочки…

Мы показали, что душа неделима, бестелесна, непротяженна и, следовательно, неразрушима. Ничего не может быть яснее того, что движения, изменения, упадок и разрушение, коим, как мы видим, ежечасно подвергаются тела природы (и что есть именно то, что мы разумеем под ходом природы), не могут касаться деятельной, простой и несложной субстанции; такое существо неразрушимо силой природы, т. е. человеческая душа, естественно, бессмертна».

При всем уважении к оригинальности и глубине мысли Беркли создается впечатление, что в основе его доказательства бессмертия души — собственные переживания, убеждения, желания. Такая установка для него принципиальна. И тут с ним трудно спорить. Действительно, основой наших представлений о мире является наше собственное «я», опыт самопознания. Однако этот опыт ничего не говорит о бессмертности души. Напротив, мы ясно сознаем, что душа наша эфемерна и появилась на свет сравнительно недавно — из небытия. Следовательно, есть основания полагать, что она канет в небытие. Почему бы не так?

Интересно, что Беркли опровергает мнение о «тонком жизненном пламени» души не столько из логических рассуждений и наблюдений, сколько из соображений морали, благочестия, человеческого достоинства. Ему кажется, будто такое представление — «средство против воздействия добродетели и религии», а распространено «у худшей части человечества».

Вообще, у религиозных теоретиков едва ли не главный — хотя и не всегда явный — довод в пользу веры в бессмертие души сводится к тому, что такая вера принуждает человека задуматься о своих земных деяниях, опасаться загробной расплаты за грехи, а потому вести благодетельный образ жизни. В таком случае верующего должна страшить не сама смерть, а последующее состояние души, продолжающееся вечно.

Проще говоря: если нет бессмертия души, то его надо выдумать для укрепления нравственных устоев и освобождения благодетельного человека от страха смерти, а в грешнике этот страх укрепить. Научные доказательства тут вовсе не нужны, ибо в любом случае человеку, чтобы жить праведно, чтобы преодолеть страх смерти, выгодно и удобно верить в бессмертие души.

Кажутся кощунственными и циничными рассуждения о выгоде веры в бессмертие души. Вроде бы соединяется низменное — выгода и возвышенное — вера и душа. Однако не следует закрывать глаза на реальность. В действительности слишком часто соседствуют и даже соединяются в мыслях, а то и много хуже — в поступках одного и того же человека две эти категории.

Возникает сквернейший вид лжи: по отношению к самому себе, к совести, к Богу. Ханжество и лицемерие. И прежде эти качества имели немалое распространение. А ныне в нашей стране многие граждане, быстренько перестроив свои убеждения, обратились к церкви с тем же порывом, с которым прежде обращались в атеистические партийные органы, даже с Всевышним и Всеведающим общаясь как с высоким партийным начальством: говоря одно, думая другое, делая третье.

Что тут поделаешь, ложь слишком укоренилась в нашем изувеченном обществе, и чем выше поднимаешься по этажам власти, тем извращеннее и уродливее формы этой лжи. Впрочем, владельцам неправедно нажитых капиталов тоже приходится расплачиваться за материальные блага духовными ценностями.

На подобном фоне торжествующего криводушия особенно светло и ярко выделяются такие чистые и «благородные люди, как патриарх Тихон, отец Павел Флоренский, Махатма Ганди… Все они верили в бессмертие души. А противостояли их доброй силе революционеры, атеисты, искатели земных плотских благ и утех, отвергающие бессмертие души… Короче, все те, которых Достоевский относил в разряд бесов.

Как будто очевидный житейский опыт подтверждает верность и благотворность ориентиров, предлагаемых великими мировыми религиями, в частности, веры в загробное бытие души человеческой. Вне того, насколько оправдана с научных позиций эта вера, она, бесспорно, помогает достойнее жить и спокойнее умереть. А уж там будь что будет!

Откровенно говоря, в таком случае дело свелось бы именно к выгоде, удобству. Это будет означать отказ от поисков истины — святого божественного дара человеку! — ради выгодного… лицемерия или суеверия, пожалуй. Ведь истинная вера предполагает беспощадную правду, абсолютную искренность.

Итак, приглядимся более внимательно и беспристрастно к фактам (философы с древнейших времен с одинаковой убедительностью доказывали и смертность и бессмертие души; тут каждый из нас имеет возможность подобрать аргументы по своему усмотрению.) Они свидетельствуют о том, что благороднейшие поступки нередко совершаются теми, кто не верит в вечную душу и даже в Бога.

Вспомним революционера-анархиста, великого ученого князя П. А. Кропоткина. Во имя идеалов свободы, равенства и братства он отказался от всех своих немалых привилегий, от блестящей придворной карьеры, богатства и даже от профессиональной научной работы. Профессиональных революционеров, презирающих труд, он считал, говоря современным языком, демагогами-тунеядцами, жаждущими личной власти. Не веря в Бога, он всегда был устремлен к высочайшим нравственным ориентирам.

А Джордано Бруно? Его пример не менее поучителен. Многих просвещенных современников он потряс прежде всего тем, что принял казнь, не веря в бессмертие души. Он имел возможность хотя бы притворно раскаяться и тем самым продлить свою единственную и неповторимую жизнь. Что мешало ему так поступить? Если нет загробной жизни, значит, в этом мире человеку дозволено все, и не будет он после смерти держать ответ за свой грех лживого покаяния перед Богом!

Те, кто удивлялись мужеству Джордано Бруно перед лицом смерти, по-видимому, верили именно в выгоду», которую предоставляет вера в бессмертие души. А те, кто приговорили его к сожжению на костре, — кардиналы, епископы, великие инквизиторы, тем самым нарушили священные, заповеди пророка Моисея: не убий! и Иисуса Христа: возлюби ближнего, как самого себя, и не отвечай злом даже в ответ на зло. Как могли они решиться попрать основы учения Христа? Истинно веруя в неизбежность ответа перед Господом за свои прегрешения (а все они грешили всласть!) и угрозу вечных адских мучений, они должны были милосердно простить Бруно его «заблуждения» и проступки.

Выходит, Бруно верил в высокие идеалы добра, справедливости, человеческого достоинства, правды, не побоявшись отдать за них свою жизнь. А его набожные судьи (помните заповедь: не судите, да не судимы будете!) были насквозь пропитаны лицемерием. Справедливо отметил И. Кеплер: «Бруно мужественно перенес смерть, доказывая суетность всех религий. Бога он превратил в мир…»