Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина - Страница 8
- Предыдущая
- 8/90
- Следующая
Она вдруг поникла.
- И мне жалко, - призналась неожиданно. – Девка-то, похоже, того… по лицу видать – дите ждет.
- Да брось, - усомнился Жан. – Пуза нет.
- Пузо – оно не сразу на нос лезет, - усмехнулась тетка. – Срок там маленький, да я-то вижу. Не след бы, конечно, бросать такую. Кабы не твоя находка, пустила б я ее… тем более – говорит, травы знает. Я давно себе помощницу приглядывала. А теперь… ах, да что там! - она махнула рукой. – Бог простит. Эта на ногах, найдет, где голову приклонить.
Весь день Жан, чтобы умаслить тетку, вел себя, что называется, тише воды ниже травы. Пришлось забыть про кабак и товарищей; не последний раз, небось. Он наколол целую поленницу дров. Починил ступеньку у крылечка – давно собирался, все руки не доходили. Наносил воды с запасом, исправил крючок на калитке, даже старался не шуметь и не топать, да и вообще без надобности в дом не совался – работал на улице, чтоб лишний раз на глаза тетке не попадаться.
Потом он помогал Жаклине перевязывать раненого: подавал чистые холсты, держал его, чтоб не дергался, таскал туда-сюда чашки с отварами. И отводил глаза: раны и вправду были страшными. Выживет? Не выживет? Если выживет, то простит, не может не простить: должен ведь понимать, не по своей они воле…
Уже стемнело, они уже собирались ужинать, когда услышали снаружи слабый, едва различимый звук. Жан прислушался – звонили колокола. Странно… для церковных праздников не время, рожать вдовствующая королева вроде не собиралась – возраст не тот. Мелькнула шалая мысль – уж не по нему ли звонят, не по тому ли, что лежит сейчас у тетки в горнице между жизнью и смертью… так ведь он вроде жив еще, да и вряд ли по нему звонить будут, все тихо-тайно сделали.
- Чтой-то? – пожала плечами Жаклина в ответ на изумленный взгляд племянника. – Опять, поди, кто-то помер у господ. Да нам-то что с того? Ешь, душа моя, тебе ж уходить скоро.
В казарму Жан нарочно пошел длинной дорогой, чтоб послушать, что делается в городе. Но в городе было тихо. Дело к полуночи – порядочные люди спят уже в это время, ночная стража уже обошла улицы, пьяные у трактиров орут обычным порядком, да и ночные бабочки поджидают клиентов не больше и не меньше, чем в любое другое время. Впрочем, чем ближе к центру Леррена, тем тревожнее становилось: дважды Вельена остановил патруль, проверив, кто такой и куда идет, и непривычно людно было на улицах – туда-сюда то и дело носились курьеры, кареты, какие-то непонятно-озабоченного вида личности, закутанные в плащи, из-под которых виднелись ножны.
Казарма уже спала, но когда Жан, доложившись дежурному, стянул сапоги и упал на нары, лежащий рядом Легран зашевелился:
- Что так долго-то? – прошептал он.
- Разве долго? – удивился Жан. – Как положено, в полночь…
- Иди ты с «положено». Тут такие дела, а ты шляешься черт те где.
- Какие дела тебе? – устало спросил Жан, закрывая глаза. Мысли его были далеко, в маленьком домике в предместье. – Что стряслось?
- Да ты что, не слыхал разве?
- О чем?
- Вот дурила. Под подолом у бабы, что ль, просидел? Звонили же во всех церквях.
- Ну и что?
- Король же умер. Малолетний Август… волею Божию, и все такое. Серьезно, что ль, не слыхал?
* * *
Середина сентября в Леренуа – еще полное лето. Только дни короче, чем прежде, да темнее становятся ночи, во всем же остальном – август, лишь воздух стал чуть более прозрачным, да носятся между ветвей деревьев маленькие белые паутинки – предвестники близкой осени. Так же греет солнце; в Тирне с хохотом купаются ребятишки. Леренуа, плодородная земля, благословенный край, в котором зима стоит только пару месяцев в году, а не так, как на востоке – полгода.
Вета сидела, вытянув уставшие ноги, прислонившись спиной к стволу, на окраине предместья Леррена, на земле под раскидистой дикой яблоней. Устала. Гудят лодыжки, гудит поясница. Устала ходить, устала просить. Устала…
Конечно, глупо было бы надеяться, что место попадется ей сразу, но уже неделю ходит она, предлагая себя в работницы – и все безуспешно. И деньги подходят к концу – оказывается, покупать еду здесь, в столице, намного дороже, чем в провинциях – там на эту сумму они с Патриком могли кормиться месяц, а здесь… неделя – а осталось лишь несколько монет. Правда, ей пришлось потратиться на башмаки, потому что слишком трудно ходить босиком – шелуха орехов и семечек на мостовой, мусор и какие-то корки. Да и по ночам все-таки становится уже прохладно. Башмаки хорошие, крепкие, но и стоят же… И продавать ей нечего… что бы додуматься захватить из дома отца несколько украшений? А впрочем, вздумай она продать золото, еще объявят воровкой – оно ей надо?
Вета обошла уже все предместья Леррена в поисках работы – всюду отказывали. Нет, выстирать белье или натаскать воды за миску супа ей удавалось, но когда дело доходило до постоянной работы, ответ был один и тот же. То ли бедны здесь люди так, что справляются только своими силами, то ли напротив жадны и скупятся кормить лишний рот… А несколько ушлых теток углядели ее беременность и, наверное, поэтому отказали. Хотя странно – как это можно заметить, если живота-то еще нет? Наверное, решила она, у беременных выражение лица другое, и хмуро посмеялась этому.
Кажется, не миновать ей идти в город. К богатым Вета наниматься боялась. Не приведи Бог, узнают – вся знать столицы если не в родстве друг с другом, то уж в знакомстве точно, ей ли не знать. Конечно, признать прежнюю графиню в тощей оборванке с обрезанными волосами сложно, но можно – если приглядеться. Господа приглядываться не будут, а вот слуги ушлые, горничные да камеристки… а на каждый роток не накинешь платок, попадется одна сплетница – и доползет до герцога… то есть лорда-регента, чтоб ему неладно было. А уж соваться в центр Леррена Вета и вовсе боялась – ей все казалось, что подойди она ближе к дому отца или ко дворцу, и признают ее прямо на улице. Да хоть вот та же принцесса Изабель, например…
Мысль о ее высочестве вызвала у Веты грустную усмешку. Как она теперь? Вспоминает ли хоть изредка бывшую фрейлину? Впрочем, больше дела ей нет, как о фрейлине думать. Нет, заспорила Вета сама с собой, ее высочество – добрая девушка… наверняка хоть раз да вспомнила, они ведь вроде подругами были. Но, наверное, гораздо чаще вспоминает Изабель брата… нет, об этом мы думать не будем! Знает ли принцесса, что Патрик убит? Наверное, знает. Так что ей теперь какая-то фрейлина?
Словом, нельзя соваться в город. Нельзя. Не нужно.
Умом она понимала, что лучше было бы совсем уйти из Леррена. Найти какой-нибудь маленький городок и отсидеться там; зачем рисковать возле самого логова зверя? Тем более стоило бы сделать это сейчас, пока тепло, не дожидаясь зимы. Понимала – но поступить так не могла. Ей все казалось, что стоит отойти далеко от могилы Патрика – и надежды уже не останется. На что надежды, Вета и сама не знала. Но она была привязана к этому маленькому холмику в поместье отца, и оторваться от него просто не могла. Как же она уйдет, если Патрик останется здесь?
Вета подняла голову. Солнце высоко. Снова хочется есть. В последние дни голод стал особенно мучительным; казалось, она никогда не наестся. То ли оттого, что слишком много ходит и работает, то ли это малыш тянет из нее все соки. Вроде бы вот только поела – а спустя недолгое время снова эта сосущая пустота внутри, и ноги подкашиваются, и любой черствой корке рада. Неужели так и будет теперь, пока не родится маленький?
Надо идти. Может, сегодня ей повезет. Вета неловко, с усилием, поднялась, потопала ногами, разгоняя кровь. Лечь бы и не двигаться. Если сегодня ничего не найдет, то все-таки придется идти за городские стены и искать счастья там, но только на окраинах.
Она шла, волоча ноги, по улице, оглядывая покосившиеся домишки. Здесь обитают бедняки… разве нужна кому-нибудь из них работница?
Вот этот дом выглядит хоть и маленьким, но чистым и аккуратным. Наверное, живет здесь какая-нибудь вдова… постучаться разве? Авось повезет.
- Предыдущая
- 8/90
- Следующая
