Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945 - Нойман Петер - Страница 16

Огромные машины, ревущие и грохочущие, продвигались по лесным дорогам. Часто встречаются болота, и нам нужно использовать весь свой ограниченный опыт, чтобы не увязнуть в трясине.

Инструкторы НСКК учат нас также вождению танков на любой местности. Сидя в броневой махине весом почти в 15 тонн (скорее всего, это были устаревшие Pz I весом несколько более 5 тонн. – Ред.), мы пробиваемся через лес по едва заметным лесным дорогам, которые ведут к перевалу почти в 1200 метров над уровнем моря. Сначала берем склоны под тридцать градусов на полной мощности двигателя.

Из Берлина поступили, должно быть, новые указания. Обучение становится все более и более жестким, даже жестоким.

С сентября число смертей в результате несчастных случаев увеличилось до тридцати двух.

Как и в Фогельзанге, кладбище Зонтхофена постепенно заполняется могилами, усыпанными цветами.

Слабые здесь обречены. Лишь те, которые выживают, смогут образовать часть национал-социалистической элиты.

Когда инструктор издает резкий свисток, мы должны приступать к рытью окопов за определенный отрезок времени.

Нас около дюжины, у каждого лопата. Мы начинаем копать как угорелые. Ведь перед нами стоит в ожидании десяток бронетранспортеров «Бенц», их двигатели медленно работают на холостом ходу.

У нас двадцать минут на то, чтобы вырыть себе убежище, которое спасет жизнь. Здесь каждый за себя. Мы больше не товарищи.

Мой взгляд сосредоточен на лопате, которая кажется неимоверно тяжелой. Я отбрасываю огромные ломти земли. Яма медленно расширяется, слишком медленно, ужасно медленно. Начинают болеть ладони. От жесткой рукоятки лопаты сходит кожа на пальцах.

Не важно, я должен копать, копать и копать.

Слышу работу двигателя поодаль, зловещий и страшный рев.

Началось! Они пришли в движение, продвигаются прямо на меня. Водителям приказано не обращать внимания ни на кого, ни на тех, которые замешкались, ни на тех, которые оказались на пути по глупости. Они неумолимо с грохотом наползают на наши одиночные окопы.

Парни с дикими криками бросаются в вырытые ямы, зарываясь в землю, погружая лица в сырую глину. Передо мной «Бенц» громыхает, как какой-то монстр в кошмарном сне. Двигатель бронетранспортера, который качается из стороны в сторону, ревет. Машина растет, растет и растет…

Они проходят над нами.

Некоторые из парней, несомненно, погибли.

Но трусов нет.

Так мы учимся мужеству – с риском для жизни.

Нам сказали, что мы не будем учиться в Мариенбурге (современный Мальборк в Польше. В прошлом (с 1309 по 1456 г.) был столицей Тевтонского ордена. – Ред.).

Первоначальный замысел заключался в том, что на следующем этапе мы переедем в Мариенбург для инструктажа по широким политическим, экономическим и стратегическим проблемам, порожденным соседними территориями Польши и Белоруссии (Белорусской ССР в составе СССР. – Ред.).

Возможно, отмена занятий как-то связана с подписанием нами пакта с СССР.

Лишь «коричневые рыцари» из Зонтхофена будут заканчивать обучение в Восточной Пруссии. Таким скромным «слушателям», как мы, остается трудовая повинность.

И это не очень приятная мысль.

Месяц назад мы начали новый курс занятий по биологии и органической химии, с факультативным изучением патологии и анатомии.

На экспериментах на морских свинках нам показывают действие различных видов отравляющих веществ и их поражающий эффект.

Мы узнаем также об опасном воздействии выхлопных газов. Наблюдали за собакой, помещенной в стеклянный контейнер, который соединяется с выхлопной трубой автомобильного двигателя. Она сдохла в течение нескольких минут.

Мы видели эксперименты с различными барбитуратами, металлоидами, веществами паралитического действия и другими милыми ингредиентами, предназначенными для уничтожения ближнего.

Одна вещь нас особенно поразила. Речь идет о том, с какой легкостью убивает обычный пузырек воздуха. Инъекция в вену нескольких кубических сантиметров воздуха быстро отправила другого пса в собачий рай.

Сейчас для нас больше не является секретом, что внутрисердечная инъекция бензола, фенола, бензина или скипидара обладает замечательным свойством отправления живого существа на тот свет.

Странно, что они внедряют в нас всю эту информацию. Но я все же предпочитаю биологическую химию урокам анатомии, которые мы посещаем.

Трупы доставляются санитарной машиной из морга Брегенца (город на берегу Боденского озера. – Ред.).

Группами по шесть человек нас приводят в комнаты лазарета, которые временно отводят под кабинеты вскрытия трупов.

Пройдет много времени, прежде чем я забуду это мерзкое зрелище. Два мертвых тела, женщины и мужчины, лежали на столах, поставленных рядом.

Женщине было около пятидесяти лет, мужчина выглядел совсем молодым. Лежавшие в луже крови, они были вскрыты от подбородков до лобков. Их внутренности вылезли наружу. От трупов исходил отвратительный запах.

Профессор, молодой врач-эсэсовец, вероятно привыкший к такого рода вещам, весело погрузил руки в резиновых перчатках в этот несусветный ужас, перечисляя названия различных органов, один за другим.

Франц, стоявший рядом со мной, почувствовал дурноту, его пришлось вывести наружу. Другой парень упал в обморок там, где стоял, в полуметре от трупов.

Молодой врач просвещал нас во всех подробностях. Он ловко вскрывал ножом мужские и женские репродуктивные органы. Скрежещущий звук ножниц, разрезающих лобковые сращения, производил омерзительное впечатление. Просто потому, что мы не привыкли к этому.

Резкими движениями врач произвел сечения ноги трупа, и нас заставили поставить кровоостанавливающие зажимы на артерии. В случае сильного кровотечения процедура гораздо эффективнее простого наложения жгута, который, как объяснял нам инструктор, неудобен тем, что сдерживает и даже останавливает кровоток в конечности.

Этим все не кончилось. Врач-эсэсовец заставил нас снова прикоснуться к телам. Нам пришлось демонстрировать свои способности делать внутривенные инъекции.

Рука женщины дряблая, вялая и очень холодная. Не знаю, проходила ли игла в вену или застревала в побуревшей плоти. Знаю только, что впоследствии я потратил добрых полчаса, чтобы отмыть руки. В моем воображении все, к чему я прикасался, смердело и ощущалось как труп.

Зима. 1940 год. На Западе война. Или, точнее, она еще не началась.

Англия и Франция, в безумном стремлении нас уничтожить с целью помочь «бедной Польше», терпеливо ожидают своего часа за линией Мажино.

Что касается Польши, то она некоторое время не упоминается.

Празднование 30 января, годовщины прихода нацистов к власти, в этом году было особенно торжественным.

Нам предоставили честь пройти парадным шагом перед фюрером в Мюнхене.

Весь город украсили флагами. Шагая гусиным шагом, мы прошли мимо трибуны, где рядом с канцлером сидели Герман Геринг, Геббельс, адмиралы Редер, Дёниц и несколько генералов, имен которых я не знаю.

Оркестр люфтваффе выстроился рядом с импозантной группой руководителей рейха, принимающей парад, и играл гимн «Хорста Весселя». Мы присоединились к пению, перед тем как пройти перед трибуной.

Весна. 1940 год. Несколько дней назад я явился в госпиталь.

Меня послал туда старший офицер медицинской службы, которого я встретил, когда первый раз прибыл в замок. Я вошел и остановился в ожидании.

Врач привел в порядок бумаги, разбросанные на столе, и встал.

– У меня к вам два вопроса, Нойман. Весьма важных вопроса.

Казалось, он колебался. Черты его лица выражали расположение и доброжелательность, но глаза были строги.

– Мы навели справки о вашей родословной. Вашей лично и семьи. Поздравляю. Вы истинный ариец. Мы проследили вашу родословную до XVIII столетия и убедились в том, что ваши предки чистокровные немцы.