Темная Башня - Кинг Стивен - Страница 53

• Предыдущая
• 53/193
• Следующая

Но такая работа на все сто процентов устраивала ректора Прентисса, который двенадцатью годами раньше прошел принятую у тахинов церемонию смены имени и никогда в этом не раскаивался. Пол Прентисс стал Пимли Прентиссом. Именно в тот момент он отбросил то, что теперь называл «американской стороной», как из сердца, так и из разума. И не потому, что никогда в жизни он не пил такого отменного шампанского, и не ел так вкусно и сытно. И не потому, что виртуально трахался с сотнями красавиц. Ему нравилась именно работа, и он намеревался довести ее до конца. Потому что поверил, что своей работой в Девар-тои они служат не только Алому Королю, но и Богу. А за идеей Бога маячила другая, еще более величественная: образ миллиарда вселенных, упрятанных в одном яйце, которое он, бывший Пол Прентисс из Рауэя, получавший сорок тысяч долларов в год, страдающий язвой, обладающий жалкой медицинской страховкой, согласованной с продажным профсоюзом, теперь держал на ладони. Он понимал, что тоже находится в этом яйце, и его существование во плоти и крови прекратится, если он разобьет это яйцо, но при этом верил, если компанию ему составляли Бог и небеса, то на пару они заменили бы собой Башню. Именно на те небеса он хотел подняться, чтобы перед троном преклонить колени и попросить прощения за свои грехи. И он не сомневался, что там его ждали теплый прием и добрые слова: «Ты хорошо потрудился, мой добросовестный и верный слуга».

Не то, чтобы он полагал себя религиозным фанатиком. Разумеется, нет. Эти мысли о Боге и небесах он держал при себе. И хотел, чтобы остальной мир видел лишь одно: он — человек, выполняющий свою работу, и собирающийся выполнять ее в меру своих сил и способностей до самого конца. И уж конечно, он не считал себя ни злодеем, ни опасным для других человеком. Подумайте об Улиссе С. Гранте, генерале Гражданской войны, который собирался сражаться на занимаемых его армией позициях, даже если б на это ушло все лето.

В Алгул Сьенто лето подходило к концу.

Дом ректора, миниатюрный коттедж Кейп-Код note 38, находился на одном конце Молла. Назывался он Шэпли-Хауз (почему, Пимли понятия не имел), и, разумеется, Разрушители называли его Говно-Хауз. В противоположном конце Молла возвышалось куда более внушительное здание, в котором изящно смешались несколько архитектурных стилей, как было принято в период правления королевы Анны. Называлось оно Дамли-Хауз (также по непонятным причинам). Это сооружение прекрасно вписалось бы в ряд студенческих общежитий где-нибудь в кампусе университета в Клемсоне, штат Южная Каролина, или университета штата Миссисипи. Разрушители называли его Домом разбитых сердец или Отелем разбитых сердец. Никто не возражал. Там жили и работали тахины и кан-тои. Что же касается Разрушителей, никто не мешал им проезжаться насчет персонала Алгул Сьенто. Сотрудники даже делали вид, что ничего не знают об этих шутках.

Пимли Прентисс и Финли из Тего неспешно вышагивали по Моллу в приятном молчании… которое нарушалось лишь при встрече со свободными от смены Разрушителями. Они встречались им по одному или группами, и Пимли вежливо приветствовал каждого. Ответные приветствия варьировались, от веселой улыбки до мрачного бурчания. Однако каждое Пимли записывал в свой актив. Он заботился о них. Нравилось им это или нет, но действительно заботился. И иметь с ними дело было куда приятнее, чем с убийцами, насильниками и вооруженными грабителями Аттики. Некоторые читали старые газеты и журналы. Четверо бросали подковы. Еще четверо сидели на травке. Таня Лидс и Джой Растосович играли в шахматы под старым тенистым вязом. Редкие лучи солнечного света, прорывающиеся сквозь крону, «гуляли» по их лицам и шахматной доске. Они поприветствовали его с искренней радостью, и почему нет? Таня Лидс уже стала Таней Растосович, после того, как Пимли поженил их месяцем раньше, как капитан корабля. И в определенном смысле он себя таковым и полагал, капитаном круизного лайнера «Алгул Сьенто», который плавал по темным морям Тандерклепа, освещенный единственным солнечным прожектором. Солнце время от времени исчезало, ты говоришь правильно, но сегодняшнее затмение было минимальным, длилось только сорок три секунды.

— Как дела, Таня? Джозеф? — всегда Джозеф и никогда — Джой, по крайней мере при встрече. Не нравилось ему это имя.

Они заверили его, что все в порядке и одарили ослепительными улыбками, на которые способны только молодожены.

Финли ничего не сказал Растосовичам, но неподалеку от Дамли-Хауз остановился перед молодым человеком, который читал книгу, сидя по мраморной скамье под деревом.

— Сэй Эрншоу? — спросил тахин.

Динки поднял голову, брови изогнулись в вежливом вопросе. Лицо, все в прыщах и угрях, оставалось бесстрастным.

— Я вижу, вы читаете «Волхва», — в голосе Финли явственно слышалась застенчивость. — Я сам читаю «Коллекционера». Какое совпадение!

— Если вы так считаете, — лицо Динки оставалось бесстрастным.

— Хотелось бы узнать ваше мнение о Фаулзе. Я сейчас занят, но потом, возможно, мы смогли бы обсудить его творчество.

Динки ответил с все теми же написанными на лице бесстрастностью и вежливостью: «Может, потом вы сможете взять ваш экземпляр „Коллекционера“, надеюсь, в переплете, и засунуть в свой мохнатый зад. Боком».

Улыбка исчезла с лица Финли. Он чуть поклонился.

— Ваше недовольство вызывает у меня лишь сожаление, сэй.

— Пошел на хер, — и Динки вновь раскрыл книгу. Приподнял с колен, чтобы показать, что больше отвлекаться не намерен.

Пимли и Финли из Тего продолжили путь. Вновь в молчании, поскольку ректор Алгул Сьенто перебирал различные варианты начала разговора. Ему хотелось узнать, как глубоко оскорбил Финли молодой человек. Пимли знал, что тахин гордится способностью читать и понимать литературу челов. А потом Финли освободил его от этой проблемы, сунув обе руки с длинными пальцами, зад у него не был мохнатым, только пальцы, между ног.

— Просто проверяю, на месте ли мои яйца, — пояснил он, и Пимли подумал, что добродушный юмор, который он услышал в голосе начальника службы безопасности, искренний — не деланный.

— Сожалею, что так вышло, — заметил Пимли. — Если в Алгул Сьенто кто с годами и не пережил подростковую злобность, так это Эрншоу.

— Ты рвешь меня на куски, — простонал Финли, а когда ректор изумленно глянул на него, улыбнулся, продемонстрировав ряды острых зубов. — Это знаменитая фраза из фильмы «Бунтарь без причины». Динки Эрншоу напомнил мне Джеймса Дина, — он помолчал. — Разве что не такой красавчик.

— Любопытный случай, — отметил Прентисс. — Его завербовали в рамках программы убийств, которую осуществляла одна из дочерных компаний «Северного центра позитроники». Он убил своего куратора и сбежал. Разумеется, мы его поймали. Он никогда не доставлял никаких хлопот, во всяком случае, нам, но злоба его никуда не делась.

— Но ты считаешь, от него неприятностей ждать не приходится.

Прентисс искоса глянул на Финли.

— Ты полагаешь, я чего-то о нем не знаю?

— Нет, нет. Просто я никогда не видел тебя таким нервным, как в последние несколько недель. Черт, если называть все своими именами, это же чистая паранойя.

— У моего деда была присказка, — ответил на это Пимли. — «О том, чтобы не уронить яйца, заботиться надо прежде всего у порога». Мы практически у порога.

И он не выдавал желаемое за действительное. Семнадцать дней тому назад, незадолго до того, как последний отряд Волков галопом вырвался из двери зоны сосредоточения 16 квадрата дуги, приборы в подвале Дамли-Хауз впервые зафиксировали деформацию Луча Медведь-Черепаха. После этого сломался Луч Орел-Лев. Скоро необходимость в Разрушителях отпала бы. Еще немного, и второй из остающихся Лучей развалится сам, даже без их помощи. Лучам свойственна тонкая балансировка. И вот теперь Луч Медведь-Черепаха выведен из состояния устойчивого равновесия. А если отвести его от этого состояния достаточно далеко, он в него уже не вернется. Рухнет, точнее, сломается. Перестанет выполнять возложенные на него функции. И вот тогда падет и Башня. Последний Луч, Волк-Слон, сможет простоять еще неделю или месяц, но не больше.

• Предыдущая
• 53/193
• Следующая