Der Architekt. Без иллюзий - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 26

Если уж я вспомнил о Гейдрихе, стоит заметить, что удавшееся покушение на судетского гауляйтера Франка в Праге утром 27 мая и впрямь было направлено на совершенно другую персону — полиции удалось схватить двух британских диверсантов богемского и словацкого происхождения, Йозефа Габчика и Яна Кубиша. Они дали показания.

Основной целью был Рейнхард Гейдрих, в случае неудачи — министр просвещения протектората Эммануэль Моравец (известный своими симпатиями к Германии) или группенфюрер Карл Герман Франк. Последний и оказался в плохое время в плохом месте, а самое главное — не в своем автомобиле, с известным каждому пражанину номером «SS-3».

Представления не имею, взял Франк эту машину из спецгаража по своему желанию или имел разрешение Гейдриха, но факт остается фактом — гауляйтер был убит взрывом гранаты в пражском районе Либень. Осколками ранило одного из нападавших, второго задержали полицейские при содействии обычных прохожих.

Сам Гейдрих отреагировал на это громкое событие сдержанно. Выступил по радио, обвинив в неслыханном злодействе англичан, организовал Карлу Франку пышные похороны, но и только.

Жизнь в Богемии продолжалась обычным порядком, никаких особых мер исполняющий обязанности протектора не предпринял, и это наводило на размышления — в Польше или на Востоке за убийство высшего чиновника Рейха непременно последовали бы внушительные репрессии, что случалось не раз. Очевидно, что обергруппенфюрер оберегал свой немалый авторитет и старался не растерять симпатии богемцев. Наверняка с далеко идущими замыслами…

Мне пришло очень краткое, но теплое письмо. Гейдрих благодарил за своевременное приглашение и очень вскользь намекал, будто в долгу не останется. Обещание сдержал: работать во взаимодействии с РСХА стало гораздо, гораздо легче — по крайней мере, на мои жалобы в адрес зарвавшихся чиновников среднего звена (без разницы, партийных или нет) в СД реагировали моментально. И принимали меры.

Чаще всего хватало обычного внушения. В двух случаях (вполне обоснованно: незачем так яростно отстаивать корпоративные интересы в ущерб государственным!) дело закончилось судом Народного трибунала по обвинению в саботаже с последующей отправкой виновных в лагерь Дахау. Ничуть их не жалею — как говаривал великий Бисмарк, глупость — божий дар, но злоупотреблять им нельзя категорически. Чревато.

Вернемся, однако, в Бремен. Юлиус Аппель оказался безуп речно прав — обстановка прояснилась только к 27 июля, когда были оценены потери жилого фонда, приблизительно подсчитан размер ущерба городской инфраструктуре, а военные предоставили данные по разрушениям на своих объектах.

В целом картина напоминала то, что мне пришлось наблюдать в Кёльне почти месяц назад, за некоторыми важными исключениями. Англичане начали действовать более выборочно, тогда как предыдущие налеты носили иной характер: поразить крупную цель как можно большим тоннажем и безнаказанно удрать. При аналогичной атаке на Эссен в ночь на 2 июня из-за плотной облачности и тумана бомбардировщики сбросили груз в нескольких километрах от города, фактически в пустоту — пострадало несколько деревень и пригороды, на земле погибли пятьдесят человек.

На этот раз наблюдались изменения в тактике, это подтвердил и Эрхард Мильх, получивший отчет о действиях ПВО и XII авиагруппы, плюс первые результаты допросов попавших в плен британцев. Вместо слепого коврового бомбометания имело место распределение целей — Пятая группа Королевских ВВС в составе ста сорока машин была нацелена строго на заводы «Фокке-Вульф», самолеты Берегового командования атаковали верфи «Дешимаг», все остальные строем шли на город и порт, снося с лица земли здания в почти четырехкилометровой полосе по направлению с северо-запада на юго-восток.

До основания разрушены 572 здания, частично повреждены больше шести тысяч. Сборочный цех авиазавода «Фокке-Вульфа» попросту перестал существовать — я сразу распорядился о спешном переводе производства в восточные области Германии и Польшу, мы не можем впредь так рисковать авиапромышленностью! Железнодорожное сообщение будет восстановлено не раньше, чем через пять дней — сгорели восемнадцать составов с готовой продукцией.

— …Ничего не поделаешь, это тоже входит в наши обязанности, — увещевал фельдмаршал Мильх, устроившийся рядом с мной на заднем сиденье скромного «Опель Олимпия» с номерами Люфтваффе. — Я очень жалею, что фюрер никогда не приезжает в пострадавшие города поддержать население! Это имело бы колоссальное пропагандистское значение! Появление Черчилля на развалинах преподносится во всех британских газетах как подвиг!

Половину дня пришлось убить на совершенно бесполезное (с моей точки зрения) дело — я, Мильх и примчавшийся из своей резиденции в Ольденбурге гауляйтер Везер-Эмса Пауль Вегенер осматривали закопченные руины, пожимали руки рабочим «Организации Тодта», говорили сочувственные слова оставшимся без жилья и имущества обывателям и позировали фотографам.

Так и воображаю себе завтрашние заголовки в «Фёлькишер беобахтер»: «Правительство Рейха заботится о народе, стойко переносящем тяготы войны с англосаксонской плутократией и большевизмом». Оперативность ведомства доктора Геббельса потрясала, вот уж где работа поставлена с высочайшей степенью эффективности! Официальных пропагандистов пригнали в Бремен в числе двух десятков, с фотоаппаратами и кинокамерами: «Поднимите на руки эту девочку, доктор Шпеер! Пожалуйста, помогите поднести даме вещи, спасенные из разрушенного дома! Вытяните руку, словно вы даете указания рабочим!»

Et cetera, nec plus ultra. Пошлость немыслимая, вызывающая у меня приступы острого отвращения. Нет, я не спорю, в условиях войны пропаганда есть вещь совершенно необходимая и Йозеф Геббельс действительно знает, как выстраивать схему информирования народа о неприятных событиях. Но зачастую его сотрудники переходят все допустимые границы приличий.

Я исправно кривлялся перед объективами, Мильх вздыхал и посматривал на часы (у него тоже дел невпроворот), один группенфюрер Вегенер чувствовал себя в родной стихии — краткие ободряющие речи, обещания, позы на публику, «случайно забытая в кармане» шоколадка чумазому заплаканному ребенку. Забытых шоколадок, по моим наблюдениям, у гауляйтера хватило бы для обеспечения товаром небольшой кондитерской лавки.

Политика, ничего не поделаешь. Но как же противно.

Единственным местом, которое я счел необходимым посетить в обязательном порядке, являлся военный госпиталь в не пострадавшем от налета предместье Химелинген, куда мы с Эрхардом Мильхом сейчас и направлялись. Вегенер с нами не поехал, остался в городе давать ценнейшие указания, командовать и отвлекать на себя внимание геббельсовских молодцев — только за одно это гауляйтеру стоило бы выразить признательность. Вот и прекрасно, общество грустного фельдмаршала мне гораздо приятнее.

— Сколь-нибудь «чувствительными» английские потери не назовешь, — неторопливо говорил Мильх, пока «Опель» двигался по улицам Бремена. — Достоверно известно, что мы сбили сорок три самолета, какое-то количество повредили: машины наверняка не дотянули до британского побережья. Если смогли приземлиться, то, вероятно, будут списаны. Округлим для ровного счета — пятьдесят. Пять процентов от исходной тысячи. Мизер.

— Это был ночной налет, — напомнил я. Благодаря Мильху, обожавшему поучать и растолковывать технические аспекты воздушной войны, за четыре месяца совместной работы я начал более или менее разбираться в авиации. — Днем британцам с их устаревшим корытами рассчитывать на успех вообще нельзя.

— Ты видел, что натворили эти «корыта»? — фельдмаршал посмотрел на меня укоризненно. — Нельзя недооценивать противника, особенно когда у тебя нет серьезных аргументов против. При дневном массовом налете у Королевских ВВС шансы и впрямь отсутствуют, на северо-западе у нас предостаточно истребителей и отлично обученного летного персонала. А теперь представь следующее: тысяча или полторы американских «Крепостей» и «Либерейторов», идущих плотным строем. Днем. Плотность огня оборонительных пулеметов? Что мы сможем противопоставить?..