Кукла на цепи - Маклин Алистер - Страница 27

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая

– Не понимаю…

Он взвыл, от боли и схватился рукой за сразу окрасившееся кровью пятно, оставленное глушителем моего пистолета.

– Кто я?

– Шерман, – ненависть в глазах и хриплом голосе. – Интерпол.

– Открывай этот сейф.

– Невозможно. У меня только половина комбинации. У Марселя…

Следующий вопль был громче, а ссадина на другой щеке – больше.

– Открывай.

Он набрал цифры и открыл дверь. Внутри сейфа было достаточно места, чтобы разместить очень много гульденов, но если слухи об этом ресторане – насчет игорных столов и значительно более интересных представлений в подвале, а также о богатом ассортименте товаров, которых обычно не бывает в магазинах, – были хоть отчасти верны, – то размеры эти вряд ли можно считать удовлетворительными.

Я кивнул на Марселя:

– Ну-ка засунь его внутрь!

– Внутрь? – Это почему-то его поразило.

– Не хочу, чтобы он пришел в себя и прервал нашу дискуссию.

– Дискуссию?..

– Ну?!

– Он задохнется. Тут воздуха всего минут на десять…

– Если мне придется попросить еще раз, то перед этим всажу тебе пулю в колено, так что ты никогда больше не сможешь ходить без палки. Ты мне веришь?

Он мне верил. Не будучи полным идиотом, а Даррел им не был, всегда можно понять, когда кто-то говорит серьезно. Он засунул Марселя в сейф, что было, вероятно, самой тяжелой работой, какую ему довелось выполнять за последние годы: пришлось попыхтеть, чтобы так уместить Марселя, что он не мешал двери закрыться. Наконец, это удалось.

Я обыскал Даррела. Никакого оружия при нем не оказалось. Зато, как и можно было предвидеть, в правом ящике стола лежал большой автоматический пистолет неизвестной мне марки, что, впрочем, неудивительно, потому что всю жизнь изучение оружия сводилось у меня лишь к тому, чтобы целиться и стрелять из него.

– Астрид Лимэй, – напомнил я. – Она тут работает?

– Да.

– Где она сейчас?

– Не знаю. Бог свидетель, не знаю!.. – Голос его сорвался на крик, потому что я снова поднял пистолет.

– Можешь узнать?

– Каким образом?

– Неведение и неразговорчивость это, конечно, защита, – согласился я. – Но за ними – только страх. Страх перед кем-то и чем-то. Думаю, ты станешь более осведомленным и учтивым, когда научишься бояться чего-то другого больше, чем теперь. Открой сейф.

Он открыл. Марсель все еще был без сознания.

– Полезай!

– Нет! – Вместо крика получился хрип. – Говорю вам, там нет воздуха, он закрывается герметически. Мы двое… умрем через несколько минут…

– В таком случае тебе придется умереть намного быстрее.

Он влез в сейф, дрожа всем телом. Кем бы он ни был, я уже понимал, что это не крупная рыба. Руководитель торговлей наркотиками, как правило, отличается абсолютной твердостью и жестокостью, а этот не обладал ни тем, ни другим.

Следующие пять минут я провел в бесплодном осмотре всех доступных ящиков и бумаг. Все обнаруженное было так или иначе связано со вполне законными делами, что, впрочем, само собой разумелось – Даррел не производил впечатления человека, оставляющего компрометирующие документы в местах, где они могли бы попасть в руки, скажем, уборщицы. Через пять минут я открыл сейф.

Даррел ошибся относительно количества воздуха внутри. Переоценил его. Он полулежал, опершись коленями о спину Марселя, который, к своему счастью, по-прежнему был без сознания. Во всяком случае, так мне показалось. И я не дал себе труда проверить, а схватил Даррела за плечо и вытащил. Это было похоже на вытаскивание лося из болота, но в конце концов он позволил себя сдвинуть и тяжело вывалился на пол. Некоторое время полежал, потом неуверенно поднялся на колени. Я терпеливо ждал, пока хрипение перешло в сравнительно нормальное сопение, а цвет лица – из сине-фиолетового во что-то, что можно было бы признать здоровою розовостью, если бы я не знал, что обычный оттенок его кожи сравним разве что со старой газетой. Поддерживая его, я помог ему встать, что удалось далеко не с первой попытки.

– Астрид Лимэй, – повторил, я.

– Она была здесь сегодня утром… – Мне пришлось наклониться, чтобы разобрать его шепот. – Говорила, что возникли какие-то очень важные семейные дела. И должна срочно уехать из Голландии.

– Одна?

– Нет, с братом.

– Он тоже был тут?

– Нет.

– Она не сказала, куда едет?

– В Афины. Она оттуда.

– И она что, пришла сюда только затем, чтобы сообщить вам это?

– Должна была получить жалованье за два месяца. Не было денег на билеты.

Я приказал ему влезть обратно в сейф. Это стоило некоторых хлопот, пока он не пришел к выводу, что это все же лучше, чем пуля. У меня и в мыслях не было его мучить, просто не хотелось, чтобы он слышал мой разговор.

Пришлось подождать, пока на аэродроме Схипхол меня соединили с тем, с кем надо было переговорить.

– Это инспектор ван Гельдер из комиссариата полиции, – отрекомендовался я. – Меня интересует сегодняшний утренний рейс на Афины. Вероятно, КЛМ. Проверьте, были ли на борту двое – Астрид Лимэй и Георг Лимэй. Их приметы таковы… да?

Голос в трубке поведал мне, что они были на борту. Вроде бы возникли некоторые трудности с Георгом – и медицинская, и полицейская службы аэродрома сомневались, разумно ли пускать его в таком состоянии в самолет, но мольбы девушки перевесили. Я поблагодарил и повесил трубку.

На сей раз дверь сейфа была закрыта всего пару минут, которые, разумеется, не могли сильно повредить узникам. Так и оказалось. У Даррела только зарумянились щеки, а Марсель не только пришел в себя, но зашел так далеко, что силился достать пистолет, который я по небрежности забыл забрать. Когда же я отобрал оружие – единственно, чтобы он не причинил себе вреда, – то подумал, что живучесть Марселя поразительна. И вынужден был с горьким сожалением вернуться к этой мысли несколько позже – в обстоятельствах, куда менее для меня благоприятных.

Я оставил их обоих сидящими на полу. И поскольку все сколько-нибудь существенное уже было сказано, ни один из них не подал голоса. Не прощаясь, я открыл дверь, запер ее за собой на ключ, мило улыбнулся выцветшей блондинке и, очутившись на улице перед рестораном, опустил ключ в канализационную решетку. Даже если у них не было запасного ключа, телефон и сигнал тревоги остались в их распоряжении, а с помощью ацетиленовой горелки открыть такую дверь можно за каких-нибудь два-три часа. На такое время воздуха должно хватить. Впрочем, это меня не особенно заботило.

Вернувшись в дом, где жила Астрид, я сделал то, что должен был сделать сразу: расспросил соседей, не видели ли они ее утром. Двое видели – и их показания совпадали: Астрид и Георг с несколькими чемоданами уехали на такси часа два тому назад.

Астрид ускользнула. И я чувствовал себя совершенно опустошенным – не потому, что она обещала помочь мне и не помогла, а потому, что этим поступком лишила себя единственного пути к спасению.

Не убили ее по двум причинам. Во-первых, знали, что я свяжу их с ее смертью, а это уже было чересчур рискованно. И во-вторых, она уехала – и перестала представлять для них непосредственную опасность. Страх, если он достаточно велик, может замкнуть уста не менее надежно, чем смерть. Я сочувствовал ей и охотно увидел бы ее снова счастливой. Осуждать ее не имело ни малейшего смысла. Тем более, что теперь перед ней не осталось ни одной открытой двери.

Вид с высоты стрельчатого Хавенгебоу, портового небоскреба, несомненно, лучший в Амстердаме. Однако в это утро я интересовался не столько видом, сколько возможностями, какие давал этот наблюдательный пункт. Сияло солнце, но на такой высоте было ветрено и холодно. Да и на уровне моря ветер морщил серо-голубые волны неровными пенистыми гребешками. Наблюдательная площадка была забита туристами, в руках у большинства – бинокли и фотоаппараты, но и без фотоаппарата я, пожалуй, не отличался от них. Разве что – целью моего пребывания там.

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая